От некоторых людей я слышу примерно следующее: «Ты работаешь на оборонную промышленность, ты работаешь на войну, ты поддерживаешь войну, война это насилие и смерть, ты не осознаешь, что связана с этим, это портит карму, или не портит карму, но все равно плохо. Тебе наплевать за что тебе платят, главное – чтобы платили». Однажды я увидела даже обсуждение, где говорилось, что я «имею наглость фотографироваться верхом на корабельной пушке и потом этом кичиться, мол, я не понимаю, что творю, тут нечем гордиться, должно быть стыдно»…
А теперь, господа пацифисты, я вам расскажу о любви.
Я не работаю «на войну». Я работаю с французским языком. Не на все сто. Не блистательно и круто, не постоянно и, порой, очень лениво. С французским у меня странные, запутанные отношения, которыми я безумно дорожу, которыми я горжусь.
С детства мои родители поддерживали все мои начинания, старались дать зеленый свет всем моим интересам.
Я попала случайно во французскую школу, потому что она была рядом с домом, и тогда, в 7 лет, мне было все равно. Но чуть позже случился пубертат, первые влюбленности и Милен Фармер. Я всегда увлекалась страстно и до потери сознания. Влюблялась как в последний раз, если загадывала желание, то всей душой, если пела, то со слезами, если рисовала – максимум цвета, экспрессии. Если страдала по кому-то, то обязательно поэмами, если не могла сочинять от боли – включала музыку и топилась в ней. Это очень разрушительный образ жизни, благодаря которому я, тем не менее, многому училась с наслаждением, без малейшего намека на зубрежку или искусственность.
Если честно, мне даже страшновато писать, о том, как все это случилось. И я не понимаю, как вообще такое могло случиться… Блин. Я просто увидела девочку. Мы вместе занимались в литературном клубе. Девочку с большими глазами, в шелковом шарфике, очень странную, застенчивую, совершенно мне не понятную. Эта девочка любила французскую музыку, она уже тогда, как мне казалось, в совершенстве знала французский, у нее был доступ к тайне, которую я продолжаю осваивать по сей день. Мы садились в перерыве на диванчик в Аничковом Дворце, где проходили наши занятия и я, вся трепеща от восхищения и обожания, спрашивала как перевести «Sans contre façon je suis un garçon» итд. Интернетов у нас не было, только сами, с бумажным словариком. Все это слилось в нечто эстетическое, очень личное, буквально сочащееся эмоциями.
С того времени уже прошло 20 лет. И, несмотря на то, что в моей жизни очень много грусти, я прекрасно осознаю, что я необыкновенно везучий человек, потому что моя теперешняя профессия переводчика и репетитора плавно появилась из моей искренней любви. К девочке? Нет, не к ней. К ощущению чего-то фантастически приятного и красивого, которое всегда находится рядом, которое бесконечно можно изучать и осваивать. Эта девочка просто мне показала, какими могут быть отношения с другим языком, и как глубоко можно в него погружаться. До слез и сумасшествия, навсегда.
Когда моего сына спрашивают «Кто твоя мама?» - он мгновенно реагирует – «Переводчик». И меня устраивает такая социальная идентификация, я рада ей, хотя, конечно же, это просто слова и общественное требование – кем-то быть, носить определенную одежду.
Я попала в оборонную промышленность по одной простой причине: это была единственная вакансия в Питере на тот момент, где можно было регулярно ходить на работу за очень скромную зарплату и применять свои знания. Господи, это же так просто! Мне хотелось делать то, что мне нравится и что я умею. Вы не представляете, как я была счастлива, когда в итоге после собеседований, тестов и, кстати, молитв, я устроилась на завод. Я до сих пор помню с каких именно корабельных терминов началась моя профессия, храню свою первую записную книжку, где собраны французские названия всех этих генераторов, переборок и форштевней. Учить все это, превозмогать свой языковой барьер, свой страх, складывать фразы – кайф был и есть в этом, а не в «поддержке войны» и прочей чуши.
Моя работа в итоге завела меня в Алжир. И я, со всей моей эмоциональностью, не могла просто туда поехать и «заработать, работая на войну». Я прониклась культурой этой страны. Прониклась как всегда без остатка. Все, что я там увидела, было так не похоже мой собственный мир. Я удивлялась как ребенок, светило солнце и шумело море. Два года.
В 2016 году, на одном из букинистских развалов, я купила сборник современной прозы Алжира. Я поймала себя на том, что читаю с огромным удовольствием и интересом, потому что мне все понятно между строк, потому что я видела эти рынки, эти улицы, общалась с этими людьми, ела их еду, бывала в их домах. Так началось очередное увлечение….
Я пустилась разыскивать доступные мне, то есть написанные на французском, книжки современных алжирских прозаиков, приобрела две антологии, благодаря которым составила свое представление об этой, совершенно не изученной у нас в стране литературе, и о ее основных представителях.
Я долгое время не могла поехать в командировку, а ведь только таким способов эти книги можно добыть. Первую партию книг мне привезла моя подруга и коллега, которая шлялась по «либрери» с моим списком из антологий. Спасибо тебе, Ася!
В этом году я, наконец, дорвалась до командировки, чтобы вывезти из Алжира чемодан книг, реально чемодан с перевесом. Я обошла всех возможных букинистов, завела инстаграмные знакомства с читающими алжирцами, наладила доставку книг прямо в свою гостиницу. Муж приколотил мне отдельную полочку, над которой я теперь чахну, как над златом, сложив туда свои книжки.
Это все – история моей любви к французскому. Любви, которая постоянно меняется и ищет новые возможности для реализации.
А теперь, господа пацифисты, я вам расскажу о любви.
Я не работаю «на войну». Я работаю с французским языком. Не на все сто. Не блистательно и круто, не постоянно и, порой, очень лениво. С французским у меня странные, запутанные отношения, которыми я безумно дорожу, которыми я горжусь.
С детства мои родители поддерживали все мои начинания, старались дать зеленый свет всем моим интересам.
Я попала случайно во французскую школу, потому что она была рядом с домом, и тогда, в 7 лет, мне было все равно. Но чуть позже случился пубертат, первые влюбленности и Милен Фармер. Я всегда увлекалась страстно и до потери сознания. Влюблялась как в последний раз, если загадывала желание, то всей душой, если пела, то со слезами, если рисовала – максимум цвета, экспрессии. Если страдала по кому-то, то обязательно поэмами, если не могла сочинять от боли – включала музыку и топилась в ней. Это очень разрушительный образ жизни, благодаря которому я, тем не менее, многому училась с наслаждением, без малейшего намека на зубрежку или искусственность.
Если честно, мне даже страшновато писать, о том, как все это случилось. И я не понимаю, как вообще такое могло случиться… Блин. Я просто увидела девочку. Мы вместе занимались в литературном клубе. Девочку с большими глазами, в шелковом шарфике, очень странную, застенчивую, совершенно мне не понятную. Эта девочка любила французскую музыку, она уже тогда, как мне казалось, в совершенстве знала французский, у нее был доступ к тайне, которую я продолжаю осваивать по сей день. Мы садились в перерыве на диванчик в Аничковом Дворце, где проходили наши занятия и я, вся трепеща от восхищения и обожания, спрашивала как перевести «Sans contre façon je suis un garçon» итд. Интернетов у нас не было, только сами, с бумажным словариком. Все это слилось в нечто эстетическое, очень личное, буквально сочащееся эмоциями.
С того времени уже прошло 20 лет. И, несмотря на то, что в моей жизни очень много грусти, я прекрасно осознаю, что я необыкновенно везучий человек, потому что моя теперешняя профессия переводчика и репетитора плавно появилась из моей искренней любви. К девочке? Нет, не к ней. К ощущению чего-то фантастически приятного и красивого, которое всегда находится рядом, которое бесконечно можно изучать и осваивать. Эта девочка просто мне показала, какими могут быть отношения с другим языком, и как глубоко можно в него погружаться. До слез и сумасшествия, навсегда.
Когда моего сына спрашивают «Кто твоя мама?» - он мгновенно реагирует – «Переводчик». И меня устраивает такая социальная идентификация, я рада ей, хотя, конечно же, это просто слова и общественное требование – кем-то быть, носить определенную одежду.
Я попала в оборонную промышленность по одной простой причине: это была единственная вакансия в Питере на тот момент, где можно было регулярно ходить на работу за очень скромную зарплату и применять свои знания. Господи, это же так просто! Мне хотелось делать то, что мне нравится и что я умею. Вы не представляете, как я была счастлива, когда в итоге после собеседований, тестов и, кстати, молитв, я устроилась на завод. Я до сих пор помню с каких именно корабельных терминов началась моя профессия, храню свою первую записную книжку, где собраны французские названия всех этих генераторов, переборок и форштевней. Учить все это, превозмогать свой языковой барьер, свой страх, складывать фразы – кайф был и есть в этом, а не в «поддержке войны» и прочей чуши.
Моя работа в итоге завела меня в Алжир. И я, со всей моей эмоциональностью, не могла просто туда поехать и «заработать, работая на войну». Я прониклась культурой этой страны. Прониклась как всегда без остатка. Все, что я там увидела, было так не похоже мой собственный мир. Я удивлялась как ребенок, светило солнце и шумело море. Два года.
В 2016 году, на одном из букинистских развалов, я купила сборник современной прозы Алжира. Я поймала себя на том, что читаю с огромным удовольствием и интересом, потому что мне все понятно между строк, потому что я видела эти рынки, эти улицы, общалась с этими людьми, ела их еду, бывала в их домах. Так началось очередное увлечение….
Я пустилась разыскивать доступные мне, то есть написанные на французском, книжки современных алжирских прозаиков, приобрела две антологии, благодаря которым составила свое представление об этой, совершенно не изученной у нас в стране литературе, и о ее основных представителях.
Я долгое время не могла поехать в командировку, а ведь только таким способов эти книги можно добыть. Первую партию книг мне привезла моя подруга и коллега, которая шлялась по «либрери» с моим списком из антологий. Спасибо тебе, Ася!
В этом году я, наконец, дорвалась до командировки, чтобы вывезти из Алжира чемодан книг, реально чемодан с перевесом. Я обошла всех возможных букинистов, завела инстаграмные знакомства с читающими алжирцами, наладила доставку книг прямо в свою гостиницу. Муж приколотил мне отдельную полочку, над которой я теперь чахну, как над златом, сложив туда свои книжки.
Это все – история моей любви к французскому. Любви, которая постоянно меняется и ищет новые возможности для реализации.
From some people I hear about the following: “You work for the defense industry, you work for the war, you support the war, the war is violence and death, you don’t realize what is connected with it, it spoils karma, or does not spoil karma, but that's all equally bad. You don’t give a damn what you are paid for, the main thing is that you are paid. ” Once, I even saw a discussion saying that I “have the audacity to take pictures riding a ship’s cannon and then boast about it, saying I don’t understand what I’m doing, there’s nothing to be proud of, it should be a shame” ...
And now, gentlemen pacifists, I will tell you about love.
I do not work "for war." I work with french. Not one hundred percent. Not brilliant and cool, not always and sometimes very lazy. I have a strange, confused relationship with French, which I cherish madly, which I am proud of.
Since childhood, my parents supported all my endeavors, tried to give a green light to all my interests.
I accidentally ended up in a French school, because it was near the house, and then, at 7 years old, I did not care. But a little later there was puberty, the first love and Mylene Farmer. I was always passionate about losing consciousness. I fell in love as the last time, if I made a wish, then with my whole soul, if I sang, then with tears, if I painted - the maximum color, expression. If she suffered for someone, then she must have poems, if she could not compose from pain, she turned on the music and drowned in it. This is a very destructive way of life, thanks to which I, nevertheless, learned a lot with pleasure, without the slightest hint of cramming or artificiality.
To be honest, I'm even scared to write about how it all happened. And I don’t understand how this could happen at all ... Damn. I just saw a girl. We worked together in a literary club. The girl with big eyes, in a silk scarf, is very strange, shy, completely incomprehensible to me. This girl loved French music, she already, as it seemed to me, perfectly knew French, she had access to a secret that I continue to master to this day. We sat on a sofa in the Anichkov Palace during a break, where our classes were held and I, trembling with admiration and adoration, asked how to translate “Sans contre façon je suis un garçon”, etc. We did not have the Internet, only ourselves, with a paper dictionary. All this merged into something aesthetic, very personal, literally oozing with emotions.
20 years have passed since then. And, despite the fact that there is a lot of sadness in my life, I am well aware that I am an extraordinarily lucky person, because my current profession of translator and tutor smoothly emerged from my sincere love. To the girl? No, not to her. To the feeling of something fantastically pleasant and beautiful, which is always nearby, which can be infinitely studied and mastered. This girl just showed me what relations with another language can be and how deeply one can immerse into it. To tears and madness, forever.
When they ask my son, “Who is your mother?” - he instantly reacts - “Translator”. And I am satisfied with such a social identification, I am glad of her, although, of course, these are just words and a public demand - to be someone, to wear certain clothes.
I got into the defense industry for one simple reason: this was the only job in St. Petersburg at that time, where I could regularly go to work for a very modest salary and apply my knowledge. Lord, it's so easy! I wanted to do what I like and what I can do. You can’t imagine how happy I was when, as a result, after interviews, tests and, by the way, prayers, I got a job at the factory. I still remember which ship terms my profession began with, I keep my first notebook, which contains the French names of all these generators, bulkheads and stems. To learn all this, to overcome your language barrier, your fear, to put together phrases - the buzz was and is in this, and not in "supporting the war" and other nonsense.
My work eventually brought me to Algeria. And with all my emotionality, I couldn’t just go there and “earn money by working for the war”. I was imbued with the culture of this country. Penetrated, as always, without a trace. Everything I saw there was so unlike my own world. I was surprised like a child, the sun was shining and the sea was noisy. Two years.
In 2016, at one of the second-hand book collapses, I bought a collection of modern Algerian prose. I caught myself reading with great pleasure and interest, because I understand everything between the lines, because I saw these markets, these streets, talked with these people, ate their food, and visited their houses. So began another hobby ....
I set out to search for books of modern Algerian prose writers that are accessible to me, that is, written in French, and acquired two anthologies, thanks to which I made up my mind about this literature, which has not been studied in our country, and about its main representatives.
For a long time I could not go on a business trip, but only
And now, gentlemen pacifists, I will tell you about love.
I do not work "for war." I work with french. Not one hundred percent. Not brilliant and cool, not always and sometimes very lazy. I have a strange, confused relationship with French, which I cherish madly, which I am proud of.
Since childhood, my parents supported all my endeavors, tried to give a green light to all my interests.
I accidentally ended up in a French school, because it was near the house, and then, at 7 years old, I did not care. But a little later there was puberty, the first love and Mylene Farmer. I was always passionate about losing consciousness. I fell in love as the last time, if I made a wish, then with my whole soul, if I sang, then with tears, if I painted - the maximum color, expression. If she suffered for someone, then she must have poems, if she could not compose from pain, she turned on the music and drowned in it. This is a very destructive way of life, thanks to which I, nevertheless, learned a lot with pleasure, without the slightest hint of cramming or artificiality.
To be honest, I'm even scared to write about how it all happened. And I don’t understand how this could happen at all ... Damn. I just saw a girl. We worked together in a literary club. The girl with big eyes, in a silk scarf, is very strange, shy, completely incomprehensible to me. This girl loved French music, she already, as it seemed to me, perfectly knew French, she had access to a secret that I continue to master to this day. We sat on a sofa in the Anichkov Palace during a break, where our classes were held and I, trembling with admiration and adoration, asked how to translate “Sans contre façon je suis un garçon”, etc. We did not have the Internet, only ourselves, with a paper dictionary. All this merged into something aesthetic, very personal, literally oozing with emotions.
20 years have passed since then. And, despite the fact that there is a lot of sadness in my life, I am well aware that I am an extraordinarily lucky person, because my current profession of translator and tutor smoothly emerged from my sincere love. To the girl? No, not to her. To the feeling of something fantastically pleasant and beautiful, which is always nearby, which can be infinitely studied and mastered. This girl just showed me what relations with another language can be and how deeply one can immerse into it. To tears and madness, forever.
When they ask my son, “Who is your mother?” - he instantly reacts - “Translator”. And I am satisfied with such a social identification, I am glad of her, although, of course, these are just words and a public demand - to be someone, to wear certain clothes.
I got into the defense industry for one simple reason: this was the only job in St. Petersburg at that time, where I could regularly go to work for a very modest salary and apply my knowledge. Lord, it's so easy! I wanted to do what I like and what I can do. You can’t imagine how happy I was when, as a result, after interviews, tests and, by the way, prayers, I got a job at the factory. I still remember which ship terms my profession began with, I keep my first notebook, which contains the French names of all these generators, bulkheads and stems. To learn all this, to overcome your language barrier, your fear, to put together phrases - the buzz was and is in this, and not in "supporting the war" and other nonsense.
My work eventually brought me to Algeria. And with all my emotionality, I couldn’t just go there and “earn money by working for the war”. I was imbued with the culture of this country. Penetrated, as always, without a trace. Everything I saw there was so unlike my own world. I was surprised like a child, the sun was shining and the sea was noisy. Two years.
In 2016, at one of the second-hand book collapses, I bought a collection of modern Algerian prose. I caught myself reading with great pleasure and interest, because I understand everything between the lines, because I saw these markets, these streets, talked with these people, ate their food, and visited their houses. So began another hobby ....
I set out to search for books of modern Algerian prose writers that are accessible to me, that is, written in French, and acquired two anthologies, thanks to which I made up my mind about this literature, which has not been studied in our country, and about its main representatives.
For a long time I could not go on a business trip, but only
У записи 76 лайков,
1 репостов,
866 просмотров.
1 репостов,
866 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Darya Snail
