Глава двенадцатая
Итак, что придумала Марина?
Она решилась на невозможную вещь – трансформировать все мои страхи, весь ужас, который забился в подсознание как ребенок под одеяло во время грозы, все мою депрессуху, весь мой трагический опыт в позитив, в созидание, в творчество.
Что она сделала?
Марина решила, чтобы я провел семинар, на котором поделился бы опытом. На любые возражения, что я и говорю не очень, и не психолог не фига, она отвечала, что ей нужна моя помощь. Чем я мог помочь? Что я мог рассказать?
Я начал готовиться. Создал в «Power point» специальную схемку, где расписал все любо-дорого, выписал ключевые слова. Все загоралось по мановению пальцев. Но потом я подумал: зачем это все? «Посмотрите на график: кривая депрессии соединяется в точке икс с кривой страха и приобретает форму синусоиды; посмотрите на схему: она показывает типологию отчаянья в зависимости от психотипов» – так, что ли? Нельзя использовать компьютер в таком семинаре. Ну нельзя. Не говорить: «Я тогда подумал – минуточку. Вот нашел. Цитирую…» или мне «тут в голову пришла одна мысль. Где же она? А вот…». Это не по-человечески, не для людей.
Я начал репетировать. Я замерял с часами, на сколько минут хватит моей речи. Я страшно переживал, сумею ли, но понимал, что это важно для людей. Я продумал сильные образы, мощные слова, метафоры, эпитеты, долго репетировал, как я подбираю слова, чтобы описать то, что чувствовал. Проговорил маме, бабушке. Говорил перед зеркалом. Марине послал тезисы. Вроде нормально.
И вот настал день семинара.
Я сделал мысленную зарядку. Задерживал дыхание, пока поднимал тяжелейшие грузы. Мысленно. Конечно, мысленно. Кровоток усиливался. Говорил не идеально, но хорошо. Проговаривал свой текст. Взяли такси с мамой и с бабушкой, приехали. Уютный зал. Решили сделать три отделения. Первое – мое, потом разговор, потом йога. Я сделал мысленно зарядку. Не получилось. Отвлекался. Принял «Ринзу» - это таблетка, по марининым словам, помогает от онемения. Может и помогла. Не знаю.
Сели в круг. Начали приходить люди: Аля Серегина, Катя Кондратьева, Катя Пескова, потом пришел Костя Антоневич (которого я не видел 10 лет) – все из моей школы. Народ прибывал. Всего было человек 20, может, больше. Были онкобольные, я это видел. Простые, искренние, человеческие и какие-то родные лица.
И тут я понял, что все, что я заучивал, все мои красивые метафоры, все надуманные образы и проработанные концепты – чушь собачья!Им нужно не это. Им нужна правда, от человека к человеку. Самые простые и самые искренние слова. Просто рассказать – о моих страхах, тревогах, волнениях. Поделиться как с друзьями. Встать в позицию не сильного «я-щас-расскажу-что-к-чему» Кирилла Волкова, а слабого Кирилла Волкова, который двигается на ощупь, интуитивно (так ведь оно и есть). Зачем надевать маску? Зачем пытаться быть кем-то, если ты и так есть? И об этом «есть» и нужно рассказать. Это было настолько ослепительное открытие, что я совершенно перестал нервничать. Я понимал, что буду говорить.
Вот собрались.Марина познакомила нас друг с другом. Удивительно, как она – такая маленькая – смогла найти те единственные слова, после которых мы себя ощутили родными и близкими уже через полчаса. И столько было человечности в этих словах. Что-то важное было произнесено. Она говорила, как наш директор, Юрий Владимирович Завельский – один раз и на всю жизнь. Вообще, Марина и Юрий Владимирович – наверное, два самых удивительных человека в моей жизни.
Потом дали слово мне. Я встал. Осмотрел глазами присутствующих. Поймал эти серые, голубые, серьезные, радостные, но в основном печальные глаза. Именно к этим глазам я обращался. Я тихо рассказал свою историю, рассказал по ту страшную ночь, без метафор и мелодраматических сцен. Потом про врача с удивительно добрыми глазами, как я принял это, пережил. В общем, о том, о чем и пишу в книге. Говорил минут десять, может пятнадцать. Моя бабушка заплакала.
Потом я буду вспоминать, что я мог целых 10 минут говорить!!! Невероятно! ГОВОРИТЬ! Как это здорово! А тогда я думал, как же это мало!
Я вообще думаю, что норма имеет свойство зрачка – увеличиваться и уменьшаться. Скажите, Вы видите в темноте? А спустя 10 минут? Ваш зрачок привыкает к ней, как и привыкает к свету. Думаю, если бы все время стояла ночь, мы бы научились видеть в темноте. Также и норма: она увеличивается, уменьшается, добро и зло, счастье и несчастье меняют свои ориентиры. Меня часто спрашивают, как это возможно - почти не говорить, мало двигаться, еле ходить. Человек ко всему привыкает. Я просто живу в пространстве сдвинутой нормы. Живу и живу. Стараюсь не вспоминать о предыдущей. Какой смысл?
Марина взяла слово. Что-то объяснила, в чем-то подтолкнула меня к следующей мысли. Я сказал, что очень хочу вылечиться, но в чем-то благодарен моей болезни. Она меня многому научила. Я сам был удивлен собственным словам. Как можно быть благодарным болезни? Что за бред? В конце книги я отвечу на этот вопрос.
Говорили обо всем – о творчестве, о детстве, о здоровье, о мудрости, о философии. Я вставил слово, процитировал Пушкина, долго рассуждал о том, что надо заботиться о «нуждах низкой жизни», а не только «придаваться вольному искусству»; да еще и в конце забабахал цитату из Витгенштейна (что-то о философии). И тут я понял, что ко мне украдкой ползет смешунчик. Ведь после того, как цитируешь Людвига Витенштейна, самого сложного философа 20-го века, по негласному правилу надо посмотреть вдаль и с глубокомысленным видом вздохнуть. Если этого не сделать, то, можно сказать, что ты зря его процитировал. Я поскорее сел, чтобы не заржать (ну нельзя же заржать после того, как цитируешь Л. Витгенштейна о философии! Это кощунство! Это все равно, что расхохотаться в церкви или на заседании правительства). Закрыл лицо руками, сделал вид, что задумался (последний шанс!).
Все молчали – видно переваривая мою цитату – и это было так смешно! Ну, просто застрелиться! И я заржал вполголоса. В руку. Забавно, когда человек рассказывает о своей онкологии, цитирует Витгинштейна и… ржет. Слава богу, кто-то заговорил, и на меня не обратили внимания. Я поржал-поржал, и перестал. Неудобно как-то.
Короче, все обошлось благополучно, хотя «Штирлиц был на грани провала». Что-то во мне высвободилось, обрело форму, овнешнилось. Я как бы посмотрел на себя со стороны. Раздвоился. Отдал свою память им. Пускай пользуются. У меня ее много.
Ехал обратно если не счастливый, то хотя бы радостный, что как-то кому то помог. Спустя долгое время сделал что-то полезное. Хотя, наверное, в первую очередь, себе.
Итак, что придумала Марина?
Она решилась на невозможную вещь – трансформировать все мои страхи, весь ужас, который забился в подсознание как ребенок под одеяло во время грозы, все мою депрессуху, весь мой трагический опыт в позитив, в созидание, в творчество.
Что она сделала?
Марина решила, чтобы я провел семинар, на котором поделился бы опытом. На любые возражения, что я и говорю не очень, и не психолог не фига, она отвечала, что ей нужна моя помощь. Чем я мог помочь? Что я мог рассказать?
Я начал готовиться. Создал в «Power point» специальную схемку, где расписал все любо-дорого, выписал ключевые слова. Все загоралось по мановению пальцев. Но потом я подумал: зачем это все? «Посмотрите на график: кривая депрессии соединяется в точке икс с кривой страха и приобретает форму синусоиды; посмотрите на схему: она показывает типологию отчаянья в зависимости от психотипов» – так, что ли? Нельзя использовать компьютер в таком семинаре. Ну нельзя. Не говорить: «Я тогда подумал – минуточку. Вот нашел. Цитирую…» или мне «тут в голову пришла одна мысль. Где же она? А вот…». Это не по-человечески, не для людей.
Я начал репетировать. Я замерял с часами, на сколько минут хватит моей речи. Я страшно переживал, сумею ли, но понимал, что это важно для людей. Я продумал сильные образы, мощные слова, метафоры, эпитеты, долго репетировал, как я подбираю слова, чтобы описать то, что чувствовал. Проговорил маме, бабушке. Говорил перед зеркалом. Марине послал тезисы. Вроде нормально.
И вот настал день семинара.
Я сделал мысленную зарядку. Задерживал дыхание, пока поднимал тяжелейшие грузы. Мысленно. Конечно, мысленно. Кровоток усиливался. Говорил не идеально, но хорошо. Проговаривал свой текст. Взяли такси с мамой и с бабушкой, приехали. Уютный зал. Решили сделать три отделения. Первое – мое, потом разговор, потом йога. Я сделал мысленно зарядку. Не получилось. Отвлекался. Принял «Ринзу» - это таблетка, по марининым словам, помогает от онемения. Может и помогла. Не знаю.
Сели в круг. Начали приходить люди: Аля Серегина, Катя Кондратьева, Катя Пескова, потом пришел Костя Антоневич (которого я не видел 10 лет) – все из моей школы. Народ прибывал. Всего было человек 20, может, больше. Были онкобольные, я это видел. Простые, искренние, человеческие и какие-то родные лица.
И тут я понял, что все, что я заучивал, все мои красивые метафоры, все надуманные образы и проработанные концепты – чушь собачья!Им нужно не это. Им нужна правда, от человека к человеку. Самые простые и самые искренние слова. Просто рассказать – о моих страхах, тревогах, волнениях. Поделиться как с друзьями. Встать в позицию не сильного «я-щас-расскажу-что-к-чему» Кирилла Волкова, а слабого Кирилла Волкова, который двигается на ощупь, интуитивно (так ведь оно и есть). Зачем надевать маску? Зачем пытаться быть кем-то, если ты и так есть? И об этом «есть» и нужно рассказать. Это было настолько ослепительное открытие, что я совершенно перестал нервничать. Я понимал, что буду говорить.
Вот собрались.Марина познакомила нас друг с другом. Удивительно, как она – такая маленькая – смогла найти те единственные слова, после которых мы себя ощутили родными и близкими уже через полчаса. И столько было человечности в этих словах. Что-то важное было произнесено. Она говорила, как наш директор, Юрий Владимирович Завельский – один раз и на всю жизнь. Вообще, Марина и Юрий Владимирович – наверное, два самых удивительных человека в моей жизни.
Потом дали слово мне. Я встал. Осмотрел глазами присутствующих. Поймал эти серые, голубые, серьезные, радостные, но в основном печальные глаза. Именно к этим глазам я обращался. Я тихо рассказал свою историю, рассказал по ту страшную ночь, без метафор и мелодраматических сцен. Потом про врача с удивительно добрыми глазами, как я принял это, пережил. В общем, о том, о чем и пишу в книге. Говорил минут десять, может пятнадцать. Моя бабушка заплакала.
Потом я буду вспоминать, что я мог целых 10 минут говорить!!! Невероятно! ГОВОРИТЬ! Как это здорово! А тогда я думал, как же это мало!
Я вообще думаю, что норма имеет свойство зрачка – увеличиваться и уменьшаться. Скажите, Вы видите в темноте? А спустя 10 минут? Ваш зрачок привыкает к ней, как и привыкает к свету. Думаю, если бы все время стояла ночь, мы бы научились видеть в темноте. Также и норма: она увеличивается, уменьшается, добро и зло, счастье и несчастье меняют свои ориентиры. Меня часто спрашивают, как это возможно - почти не говорить, мало двигаться, еле ходить. Человек ко всему привыкает. Я просто живу в пространстве сдвинутой нормы. Живу и живу. Стараюсь не вспоминать о предыдущей. Какой смысл?
Марина взяла слово. Что-то объяснила, в чем-то подтолкнула меня к следующей мысли. Я сказал, что очень хочу вылечиться, но в чем-то благодарен моей болезни. Она меня многому научила. Я сам был удивлен собственным словам. Как можно быть благодарным болезни? Что за бред? В конце книги я отвечу на этот вопрос.
Говорили обо всем – о творчестве, о детстве, о здоровье, о мудрости, о философии. Я вставил слово, процитировал Пушкина, долго рассуждал о том, что надо заботиться о «нуждах низкой жизни», а не только «придаваться вольному искусству»; да еще и в конце забабахал цитату из Витгенштейна (что-то о философии). И тут я понял, что ко мне украдкой ползет смешунчик. Ведь после того, как цитируешь Людвига Витенштейна, самого сложного философа 20-го века, по негласному правилу надо посмотреть вдаль и с глубокомысленным видом вздохнуть. Если этого не сделать, то, можно сказать, что ты зря его процитировал. Я поскорее сел, чтобы не заржать (ну нельзя же заржать после того, как цитируешь Л. Витгенштейна о философии! Это кощунство! Это все равно, что расхохотаться в церкви или на заседании правительства). Закрыл лицо руками, сделал вид, что задумался (последний шанс!).
Все молчали – видно переваривая мою цитату – и это было так смешно! Ну, просто застрелиться! И я заржал вполголоса. В руку. Забавно, когда человек рассказывает о своей онкологии, цитирует Витгинштейна и… ржет. Слава богу, кто-то заговорил, и на меня не обратили внимания. Я поржал-поржал, и перестал. Неудобно как-то.
Короче, все обошлось благополучно, хотя «Штирлиц был на грани провала». Что-то во мне высвободилось, обрело форму, овнешнилось. Я как бы посмотрел на себя со стороны. Раздвоился. Отдал свою память им. Пускай пользуются. У меня ее много.
Ехал обратно если не счастливый, то хотя бы радостный, что как-то кому то помог. Спустя долгое время сделал что-то полезное. Хотя, наверное, в первую очередь, себе.
Chapter twelve
So what did Marina come up with?
She decided on an impossible thing - to transform all my fears, all the horror that crashed into my subconscious like a child under a blanket during a thunderstorm, all my depression, all my tragic experience into positive, into creation, into creativity.
What did she do?
Marina decided that I would conduct a seminar in which I would share my experience. To any objections, which I’m not saying very much, and not a psychologist, not a fig, she answered that she needed my help. How could I help you? What could I tell?
I started to prepare. Created a special scheme in Power point, where he painted everything at any price, wrote out keywords. Everything lit up with a wave of fingers. But then I thought: why is this all? “Look at the graph: the depression curve connects at the x point with the fear curve and takes the form of a sinusoid; look at the diagram: it shows a typology of despair depending on psychotypes ”- so what? You can not use a computer in such a seminar. Well, you can’t. Do not say: “Then I thought - just a minute. I found it. I quote ... "or to me" one thought came to my mind. Where is she? And here…". This is not human, not for people.
I started rehearsing. I measured with the clock how many minutes my speech lasted. I was terribly worried if I could, but I realized that it was important for people. I thought over strong images, powerful words, metaphors, epithets, rehearsed for a long time how I select words to describe what I felt. I spoke to my mother, grandmother. He spoke in front of the mirror. Marina sent theses. Seems to be OK.
And then came the day of the seminar.
I did a mental exercise. He held his breath while lifting heavy loads. Mentally. Of course, mentally. The blood flow intensified. He spoke not perfectly, but well. He spoke his text. We took a taxi with my mother and grandmother, we arrived. Cozy room. We decided to make three branches. First is mine, then conversation, then yoga. I did a mental exercise. Did not work out. Distracted. He took "Rinzu" - this tablet, according to the marinine words, helps with numbness. Maybe it helped. I do not know.
We sat in a circle. People began to come: Alya Seregina, Katya Kondratyeva, Katya Peskova, then came Kostya Antonevich (whom I had not seen for 10 years) - all from my school. The people arrived. In total there were about 20 people, maybe more. There were cancer patients, I saw it. Simple, sincere, human and some kind of native person.
And then I realized that everything that I memorized, all my beautiful metaphors, all contrived images and elaborated concepts, were bullshit! They don’t need that. They need truth, from person to person. The simplest and most sincere words. Just to tell - about my fears, anxieties, worries. Share as with friends. To take the position of not a strong "I-right now-tell-what-to-what" Kirill Volkov, but a weak Kirill Volkov, who moves to the touch, intuitively (as it really is). Why wear a mask? Why try to be someone if you already are? And about this "is" and needs to be told. It was such a dazzling discovery that I completely stopped getting nervous. I understood that I would speak.
Here they are gathered. Marina introduced us to each other. It is amazing how she - so small - was able to find those only words, after which we felt like family and friends in half an hour. And there was so much humanity in these words. Something important was said. She spoke as our director, Yuri Vladimirovich Zavelsky - once and for all of life. In general, Marina and Yuri Vladimirovich are probably the two most amazing people in my life.
Then they gave me their word. I wake up. Examined with the eyes of those present. I caught these gray, blue, serious, joyful, but mostly sad eyes. It was to these eyes that I turned. I quietly told my story, told on that terrible night, without metaphors and melodramatic scenes. Then, about a doctor with amazingly kind eyes, I survived how I accepted this. In general, about what I write about in the book. He spoke for about ten minutes, maybe fifteen. My grandmother cried.
Then I will remember that I could speak for 10 minutes !!! Unbelievable! SPEAK! How awesome it is! And then I thought how little it is!
In general, I think that the norm has the property of a pupil - increase and decrease. Tell me, do you see in the dark? And after 10 minutes? Your pupil gets used to it, as it gets used to the light. I think that if it was night all the time, we would learn to see in the dark. The norm is also the same: it increases, decreases, good and evil, happiness and unhappiness change their guidelines. I am often asked how this is possible - hardly speak, move a little, barely walk. Man gets used to everything. I just live in a space of shifted norm. I live and live. I try not to recall the previous one. What's the point?
Marina took the floor. Something explained, something pushed me to the next thought. I said that I really want to be cured, but in some way I am grateful to my illness. She taught me a lot. I myself was surprised by my own words. How can one be thankful for an illness? What kind of nonsense? At the end of the book I will answer this question.
We talked about everything - about creativity, about childhood, about health, about wisely
So what did Marina come up with?
She decided on an impossible thing - to transform all my fears, all the horror that crashed into my subconscious like a child under a blanket during a thunderstorm, all my depression, all my tragic experience into positive, into creation, into creativity.
What did she do?
Marina decided that I would conduct a seminar in which I would share my experience. To any objections, which I’m not saying very much, and not a psychologist, not a fig, she answered that she needed my help. How could I help you? What could I tell?
I started to prepare. Created a special scheme in Power point, where he painted everything at any price, wrote out keywords. Everything lit up with a wave of fingers. But then I thought: why is this all? “Look at the graph: the depression curve connects at the x point with the fear curve and takes the form of a sinusoid; look at the diagram: it shows a typology of despair depending on psychotypes ”- so what? You can not use a computer in such a seminar. Well, you can’t. Do not say: “Then I thought - just a minute. I found it. I quote ... "or to me" one thought came to my mind. Where is she? And here…". This is not human, not for people.
I started rehearsing. I measured with the clock how many minutes my speech lasted. I was terribly worried if I could, but I realized that it was important for people. I thought over strong images, powerful words, metaphors, epithets, rehearsed for a long time how I select words to describe what I felt. I spoke to my mother, grandmother. He spoke in front of the mirror. Marina sent theses. Seems to be OK.
And then came the day of the seminar.
I did a mental exercise. He held his breath while lifting heavy loads. Mentally. Of course, mentally. The blood flow intensified. He spoke not perfectly, but well. He spoke his text. We took a taxi with my mother and grandmother, we arrived. Cozy room. We decided to make three branches. First is mine, then conversation, then yoga. I did a mental exercise. Did not work out. Distracted. He took "Rinzu" - this tablet, according to the marinine words, helps with numbness. Maybe it helped. I do not know.
We sat in a circle. People began to come: Alya Seregina, Katya Kondratyeva, Katya Peskova, then came Kostya Antonevich (whom I had not seen for 10 years) - all from my school. The people arrived. In total there were about 20 people, maybe more. There were cancer patients, I saw it. Simple, sincere, human and some kind of native person.
And then I realized that everything that I memorized, all my beautiful metaphors, all contrived images and elaborated concepts, were bullshit! They don’t need that. They need truth, from person to person. The simplest and most sincere words. Just to tell - about my fears, anxieties, worries. Share as with friends. To take the position of not a strong "I-right now-tell-what-to-what" Kirill Volkov, but a weak Kirill Volkov, who moves to the touch, intuitively (as it really is). Why wear a mask? Why try to be someone if you already are? And about this "is" and needs to be told. It was such a dazzling discovery that I completely stopped getting nervous. I understood that I would speak.
Here they are gathered. Marina introduced us to each other. It is amazing how she - so small - was able to find those only words, after which we felt like family and friends in half an hour. And there was so much humanity in these words. Something important was said. She spoke as our director, Yuri Vladimirovich Zavelsky - once and for all of life. In general, Marina and Yuri Vladimirovich are probably the two most amazing people in my life.
Then they gave me their word. I wake up. Examined with the eyes of those present. I caught these gray, blue, serious, joyful, but mostly sad eyes. It was to these eyes that I turned. I quietly told my story, told on that terrible night, without metaphors and melodramatic scenes. Then, about a doctor with amazingly kind eyes, I survived how I accepted this. In general, about what I write about in the book. He spoke for about ten minutes, maybe fifteen. My grandmother cried.
Then I will remember that I could speak for 10 minutes !!! Unbelievable! SPEAK! How awesome it is! And then I thought how little it is!
In general, I think that the norm has the property of a pupil - increase and decrease. Tell me, do you see in the dark? And after 10 minutes? Your pupil gets used to it, as it gets used to the light. I think that if it was night all the time, we would learn to see in the dark. The norm is also the same: it increases, decreases, good and evil, happiness and unhappiness change their guidelines. I am often asked how this is possible - hardly speak, move a little, barely walk. Man gets used to everything. I just live in a space of shifted norm. I live and live. I try not to recall the previous one. What's the point?
Marina took the floor. Something explained, something pushed me to the next thought. I said that I really want to be cured, but in some way I am grateful to my illness. She taught me a lot. I myself was surprised by my own words. How can one be thankful for an illness? What kind of nonsense? At the end of the book I will answer this question.
We talked about everything - about creativity, about childhood, about health, about wisely
У записи 43 лайков,
4 репостов.
4 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Кирилл Волков
