О заседании рабочей группы по Охтинскому мысу в...

О заседании рабочей группы по Охтинскому мысу в КГИОП, или «За время пути собака могла подрасти»

Если на прошлом заседании были приняты хоть какие-то решения, то сегодня не договорились вообще ни до чего.

Начали с обсуждения вопроса о применимости статей 16.1 и 45.1 73-ФЗ в части выявления объектов археологического наследия на основании старых (до июля 2013 года) результатов археологических раскопок. Позицию КГИОП озвучила начальник юридического управления Ж.Г. Трушина: такое выявление невозможно, поскольку в законе, которым были соответствующие изменения в 73-ФЗ, не было специально прописано распространение новых норм на прошлые правоотношения.
Резко против такой трактовки выступили депутат А.А. Ковалев и я. Ковалев заявил, что такая трактовка — это подрыв системы охраны объектов археологического значения и проявление вопиющей некомпетентности. А у меня контраргументы даже были написаны на бумаге, поскольку я сразу, ещё по итогам предыдущего заседания предсказал правовую позицию КГИОП, направленную на уклонение от обязанности по государственной охране объектов археологического наследия на Охтинском мысу.
Моя же позиция состоит в том, что измененный порядок распространяется на подачу и обработку заявлений, поступивших в региональный орган охраны объектов культурного наследия после вступления в силу п. 11 ст. 45.1 73‑ФЗ. При этом эти заявления могут быть основаны на результатах археологических полевых работ, полученных как до, так и после вступления в силу п. 11 ст. 45.1 73‑ФЗ.
Иное означало бы принципиальную невозможность выявления объектов археологического наследия, обнаруженных при проведении археологических полевых работ, проведённых до вступления в силу п. 11 ст. 45.1 73‑ФЗ.
Такая трактовка соответствует общим принципам гражданского законодательства, которые должны применяться и правоотношениям, регулируемым п. 11 ст. 45.1 73‑ФЗ, в силу аналогии права. Согласно п. 2 ст. 4 ГК РФ, по отношениям, возникшим до введения в действие акта гражданского законодательства, он применяется к правам и обязанностям, возникшим после его введения в действие. Иными словами, если длящееся во времени отношение возникло до введения акта гражданского законодательства, но породило правовые последствия после его введения в действие, такой акт будет регулировать данные правовые последствия.
Поэтому надеюсь, что археологи — держатели открытых листов, по крайней мере, П.Е. Сорокин, представят в КГИОП соответствующее заявление о выявлении в соответствии с п.11 ст.45.1 73‑ФЗ, а уж КГИОП пусть выкручивается.

Дальше обсуждение блуждало из стороны в сторону. Время от времени возвращались к тому, что всё можно делать только путём проведения и согласования историко-культурной экспертизы (которая уже сделана и зависла в Минкульте и висеть там может ещё многие годы). Если бы это было так просто, то мы бы не заседали в рабочей группе. Смысл рабочей группы — по крайней мере, официально — как раз в том, чтобы разобраться в том, как можно поставить на государственную охрану и законсервировать объекты законно и максимально быстро, не завися при этом от Минкульта.
Поэтому вынужденно возвращались к статусу тех огрызков, которые на сегодняшний день охраняются в качестве выявленного объекта. КГИОП намекал на судебное решение по делу Аникина, которым подтверждается законность «плана Разумова» по радикальному сокращению территории выявленного объекта. Мы указывали на другие действующие судебные решения — где указано, что на Охтинском мысу обнаружен целый список объектов и вопрошали: где действия по постановке их на государственную охрану в качестве отдельных выявленных объектов или по корректировке границ охраняемых ныне огрызков?
Позиция КГИОП по вопросу корректировки такова: с 2006-2010 годов прошло много времени, на участке могла проводиться хозяйственная деятельность, в результате которой с обнаруженными объектами могло что-то произойти. Видимо, они могли провалиться сквозь землю или внезапно ужаться в размерах. Либо, напротив, «за время время пути собака могла подрасти». И потому, мол, необходимо снова копать, закладывать разведочные шурфы и проверять, что за истекшие шесть лет сохранилось, а что — благополучно сгнило. Т.е. по-новой выявлять уже три раза выявленное, причем копать и выявлять там же, где уже копали.
Мне понятно, что новые раскопки — это длительное время, большие деньги, наконец, новый ущерб для объектов. Также мне понятно, что новые раскопки — это способ подвергнуть ревизии выводы экспедиции Сорокина, которые не позволяют сделать вид, что на территории Охинского мысу ничего ценного не было, а если и было, то сгнило.
При этом мне непонятна методологическая ценность таких шурфовок. Если они покажут, что всё засыпанное хорошо сохранилось, то где гарантия, что всё так же хорошо сохранилось в других местах? Аналогичным образом, если они покажут, что что-то где-то сгнило, то где гарантия, что оно сгнило и в других местах? Охранный статус-то нужно будет определить не только для шурфов, а для всей территории мыса.
Так что, с моей точки зрения, ценность выборочных шурфовок — нулевая. А если учесть неминуемые споры о трактовках и формулировках выводов этих шурфовок, споры о специалистах, которые их будут производить, то следует признать, что эта ценность и вовсе отрицательная. Ведь постановка под вопрос объективности выводов, изложенных в многотомных научных отчетах двух археологических экспедиций, проверенных научным сообществом и сданных на хранение в ИА РАН, и одновременное проведение выборочных проверок — это самый верный путь запутать ситуацию до полной безнадёжности.
В кои-то веки я в этой части полностью согласился с К.М. Плоткиным, который устало предложил засыпать всё это и оставить эту проблему, в т.ч. в юридическом её аспекте, следующим поколениям.

С учетом всех этих противоречий и полярных мнений, согласились письменно обменяться предложениями по формулировкам для протокола и встретиться в ближайшее время снова.