ПОЧЕМУ НИКОМУ НЕ НРАВЯТСЯ СОВРЕМЕННЫЕ ЗДАНИЯ? http://www.afisha.ru/article/novaya-zhizn-gorodov-zdaniya/ Главный...

ПОЧЕМУ НИКОМУ НЕ НРАВЯТСЯ СОВРЕМЕННЫЕ ЗДАНИЯ?
http://www.afisha.ru/article/novaya-zhizn-gorodov-zdaniya/
Главный архитектор Москвы, основатель школы МАРШ, архитектурный критик, руководитель проектов в Институте медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», девелопер обсуждают, почему так происходит и что с этим делать.

Евгений Асс: В мире, который уже больше состоит из информационных потоков, чем из материальных, есть опасность полной утраты архитектуры как культурной ценности. Если люди, ан масс, не будут относиться внимательно к архитектуре и к своему окружению, это приведет к драматическим последствиям. Мы уже их наблюдаем, а дальше будет только хуже. Архитектура может совсем выпасть из культурного оборота, и тогда человечество будет жить примерно как в матрице. Популяризация архитектуры в массовом сознании необходима. К примеру, нам в школе ничего про архитектуру не говорили — что вот есть не только великая литература, но еще и великая архитектура. И это очень странно, потому что на самом деле это должно быть самым главным курсом, касающимся среды нашего существования.

Сергей Кузнецов: Евгений Викторович верно заметил — все проблемы из детства. Мы выросли в поле, где не было живой и меняющейся архитектуры, как не было живой конституции, — нечего было обсуждать. Архитектура была либо как Кремль — то есть некая данность: ты живешь в месте, где есть Кремль, вот у твоей страны есть флаг, гимн — и есть Кремль, это твоя достопримечательность. И завтра одну башню на другую не заменят. А значит, нет смысла обсуждать, хороша она или плоха. И была еще архитектура как место, где мы все живем. Но это тоже была не та архитектура, которую имело смысл обсуждать. Это скорее был некий промышленный дизайн, организованный специальным образом для проживания. Обсуждать его было так же абсурдно, как обсуждать дизайн дизель-генераторной установки. Он такой, какой нужен для того, чтобы вырабатывать тепло. Все те места, в которых мы жили, были такие, какие нужны, чтобы там были вода, свет и тепло. И лишь недавно у нашей архитектуры появилось третье измерение — эстетическое. И когда оно появилось, люди очень быстро поняли, что чтобы сориентироваться в новой архитектуре, нужно просто все ругать. По-своему они были правы — я не могу сказать, что в Москве очень много того, что стоит хвалить, но какие-то вещи все же есть. Но дело в предыстории: сначала было нечего обсуждать вообще, потом появилось новое — и люди, чтобы не быть в растерянности, стали все ругать. И сейчас мы расхлебываем инерцию такого подхода. Просто нужно еще время, чтобы привыкнуть, что архитектура вообще является предметом для дискуссий.

Денис Леонтьев: (...) Уверен, если людей спросить, хотят ли они жить в современном городе, все скажут: «Да!» А если их спрашивать, нравится ли им современная архитектура, скорее всего, они скажут: «Нет». Потому что в России она ассоциируется с отторжением общественных территорий в пользу частного девелопера, с вездесущей охраной и системами безопасности. Конечно, это вызывает раздражение. Если современная архитектура будет символизировать открытость, вовлеченность, будет связывать пространство города — проблем не будет. Вот парк «Зарядье» — такой пример, который как раз не вызывает никакого отторжения в обществе. Потому что там ничего у людей не забрали, напротив, делают пространство, которым все смогут пользоваться.

(...)

Ревзин: Люди точно так же ненавидят скамеечки, велосипедные дорожки и парки, как они ненавидят музеи и все остальное. Вот Собянин решил, что не надо тратить деньги на предвыборную кампанию, лучше потратить их на город — на тротуары, фасады, зеленые насаждения и так далее. И вроде бы такая в высшей степени разумная и позитивная вещь — вместо оплаты услуг черных пиарщиков сделаем что-нибудь хорошее для города. Но у нас на выборах население только две темы интересуют — коррупция и миграция. И в результате получилось, что вместо благих идей вот вам живое воплощение всего негативного, потому что благоустройство — это сплошная коррупция, а делали все исключительно гастарбайтеры. То есть, понимаете, ценности благоустройства населением воспринимаются только так — ты когда про Большой театр, Политехнический или Пушкинский музей говоришь не с критиками, не с архитекторами, а просто с людьми, то неизбежно минуты через три возникает вопрос: «Представляешь, сколько они на этом украли?» Вообще любая стройка воспринимается как воровство, если это общественное здание. А если это здание частное, то как результат воровства: «Представляешь, сколько он напер, что у него такой дом стоит». Все ж воры и сволочи. Выборы четко сейчас показали, что обществу до такой степени это по барабану! Понимаете, для Берлина или для Нью-Йорка урбанистическая проблематика в выборах мэра — одна из главных. Там нанимают людей типа меня, пишут программы, их на фокус-группах проверяют. Это большая индустрия. Но за все время выборов мэра у меня про архитектуру никто из политиков ни разу и не спросил. Вот, казалось бы, выходит человек и говорит: «Я в ближайшие 10 лет собираюсь удвоить линии Московского метрополитена». А реакция такая, будто он сказал: «Я в ближайшие 10 лет собираюсь поймать 2 миллиона мух». Ну лови, если тебе надо. То есть абсолютно по фигу! Удвоишь — удвой, не удвоишь — да и хрен бы с тобой. Но это же про вас, ребята! Давайте вы что-то решите, вообще-то, 50 млрд долларов, годовой бюджет Москвы, бухнут только в этот метрополитен. Вы вообще за или нет? Но всем по барабану… Чтобы люди интересовались современной архитектурой, они должны любить жизнь. Потому что архитектура — это искусство позитивное, которое не может рассказывать про то, как все отвратительно и как мы всех ненавидим. А у нас этого базового ощущения счастья — что вот отличный у нас город, живем мы потрясающе и дальше будет еще лучше — не наблюдается. И потому архитектура, которая это выражает, вызывает только ощущение «опять прут» и, соответственно, «шоб они все сдохли!».

Асс: Действительно, простому человеку оценивать архитектуру довольно сложно. Он может оценить некое состояние среды, но не различает таких осмысленных вещей, как материалы или пропорции. В известном смысле это специфика нашего отечественного сознания, в котором архитектура и вообще городская среда воспринимаются скорее как продукт, который насаждается властью и бизнесом. А человек в России как бы жертва архитектуры. У нас «общественные слушания» — это совершенно формальная вещь. Я был на таких общественных слушаниях в Швейцарии, там помимо прочего очень внимательно присматривались именно к качеству архитектуры. Потому что на Западе люди чувствуют, что это не сверху на них упало, а они реально могут повлиять. Проблема в том, что у нас отсутствует обратная связь между обществом и архитектурой. В отличие от артиста или певца никто архитектора тухлыми помидорами не закидает. Он всегда прикрыт, он где-то у себя в офисе сидит — вне общественного поля.

Кузнецов: Я думаю, что общественная экспертиза современной архитектуре совершенно не нужна. Архитектура как конкретный дизайн здания — удел профессионалов. Мне часто задают вопрос, касающийся нашей конкурсной практики: почему мы не выносим на общественное обсуждение результаты конкурсов, не даем возможности обществу поучаствовать в принятии решения? Я отвечаю, что у нас есть профессиональные архитекторы, которые на уровне конкуренции добиваются права это делать. И есть профессиональное жюри. В контакте друг с другом они должны родить хороший продукт. Я не вижу, как общество могло бы это улучшить. Да и дело не в экспертизе.
Выйдите на площадь Потсдамер в Берлине, она вся сформирована современными зданиями. И я уверен: любого спроси, никто не скажет, что там архитектура дерьмовая, потому что современная. Она просто очень качественная. А у нас все топовые объекты, которые в любом городе мира были бы предметом международного конкурса для звездных архитекторов, проектируются одной организацией под одну гребенку. Здесь так мало качественной современной архитектуры, что у людей она справедливо вызывает раздражение. Я сам живу в современном доме на Ходынке — да, в этот дом просто невозможно в дверь войти без того, чтобы матерно не помянуть его авторов.
Но если человек, даже напрямую не участвуя в принятии решения, будет видеть публичность мероприятий, будет понимать, какими силами все делается, — его отношение изменится.

Асс: У меня вызывает большие сомнения, что творения так называемых топовых архитекторов были бы легко и непринужденно приняты российским обществом. Уверен, чем более экстравагантный и интересный проект — тем более негативно он будет воспринят обществом. Но если не допускать общество в этот разговор, архитекторы по-прежнему будут считать себя истиной в последней инстанции, теми, кто несет свет. А значит, общество должно просто принимать их подарки — дареному коню в зубы не смотрят. Нельзя слишком много власти давать архитекторам, тут есть большой риск. Зная контингент выпускников архитектурных институтов, я побаиваюсь архитекторов. Бойтесь данайцев!
Но, естественно, общественная экспертиза не должна проводиться просто случайными людьми с улицы. Ее должны делать уполномоченные обществом посредники. Конечно, смешно это доверять бабушкам из подъезда.
Леонтьев: Можно делать, как во всем мире, не экспертизу, но получение обратной связи. На этапе формирования брифов, помимо профессионального жюри, делается репрезентативная выборка людей из разных слоев общества, с которой работают архитекторы, объясняют и узнают, чего люди хотят.

Ревзин: Давайте честно скажем — за двадцать лет наблюдения этого процесса мы можем вспомнить хотя бы одну позитивную вещь, которую дало общественное обсуждение? Понимаете, если я сейчас выйду на мост и скажу: «Давайте соберем движение за снос этого моста». Я его за день соберу! Тут же придут люди и скажут: «Да, конечно, безобразие, зачем он тут нужен, давайте снесем!» Но если я предложу построить еще один мост через Москву-реку, я никогда не соберу такого движения. Потому что любое новое будет вызвать отторжение.
Ты можешь придумать, как о
WHY DOES NO LIKE MODERN BUILDINGS?
http://www.afisha.ru/article/novaya-zhizn-gorodov-zdaniya/
The chief architect of Moscow, the founder of the MARSH school, an architectural critic, a project manager at the Strelka Institute for Media, Architecture and Design, a developer discussing why this happens and what to do about it.

Eugene Ass: In a world that already consists more of information flows than material ones, there is a danger of complete loss of architecture as a cultural value. If people, not the masses, are not attentive to architecture and their surroundings, this will lead to dramatic consequences. We are already observing them, and then it will only get worse. Architecture can completely fall out of cultural circulation, and then humanity will live approximately in a matrix. Popularization of architecture in the mass consciousness is necessary. For example, they didn’t tell us anything about architecture at school - that there is not only great literature, but also great architecture. And this is very strange, because in reality it should be the most important course regarding the environment of our existence.

Sergey Kuznetsov: Evgeny Viktorovich correctly noted - all the problems are from childhood. We grew up in a field where there was no living and changing architecture, just as there was no living constitution - there was nothing to discuss. Architecture was either like the Kremlin - that is, a certain reality: you live in a place where there is a Kremlin, your country has a flag, a hymn - the Kremlin is, this is your attraction. And tomorrow one tower will not be replaced by another. So, it makes no sense to discuss whether it is good or bad. And there was still architecture as the place where we all live. But this, too, was not the architecture that made sense to discuss. Rather, it was a kind of industrial design, organized in a special way for living. Discussing it was just as absurd as discussing the design of a diesel generator set. It is what is needed in order to generate heat. All the places we lived in were what we needed, so that there was water, light and warmth. And only recently our architecture has a third dimension - aesthetic. And when it appeared, people quickly realized that in order to navigate the new architecture, you just need to scold everything. In their own way they were right - I can’t say that in Moscow there are a lot of things worth praising, but there are still some things. But the matter is in the background: at first there was nothing to discuss at all, then a new one appeared - and people, in order not to be at a loss, began to scold everyone. And now we are dissolving the inertia of this approach. It just takes some time to get used to the fact that architecture is generally a subject for discussion.

Denis Leontiev: (...) I am sure if people ask if they want to live in a modern city, everyone will say: “Yes!” And if you ask them if they like modern architecture, most likely they will say: “No”. Because in Russia it is associated with the rejection of public territories in favor of a private developer, with the ubiquitous security and security systems. Of course, this is annoying. If modern architecture will symbolize openness, involvement, will connect the space of the city - there will be no problems. Here is Zaryadye Park - an example that just does not cause any rejection in society. Because they didn’t take anything from people there, on the contrary, they make a space that everyone can use.

(...)

Revzin: People hate benches, bike paths and parks just as much as they hate museums and everything else. So Sobyanin decided that it is not necessary to spend money on the election campaign, it is better to spend it on the city - on sidewalks, facades, green spaces and so on. And it seems to be such a highly reasonable and positive thing - instead of paying for the services of black PR specialists, we will do something good for the city. But in our elections, the population is only interested in two topics - corruption and migration. And as a result, it turned out that instead of good ideas, here’s a living embodiment of all the negative, because beautification is a complete corruption, and all of them were exclusively guest workers. That is, you understand, the values ​​of beautification by the population are perceived only like that - when you talk about the Bolshoi Theater, the Polytechnic or the Pushkin Museum not with critics, not with architects, but simply with people, then inevitably after three minutes the question arises: was it stolen? ” In general, any construction site is perceived as theft if it is a public building. And if this building is private, then as a result of theft: “Can you imagine how much he’s standing for, that he has such a house?” All the thieves and scum. The elections have clearly shown that society is so drummed to this extent! You see, for Berlin or for New York, urban issues in the mayoral election are one of the main ones. People like me are hired there, they write programs, they are checked in focus groups. This is a big industry. But for all the time of the mayoral election, none of the politicians have ever asked me about architecture. Here, it would seem, a man comes out and says: “I’m in the nearest
У записи 2 лайков,
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Бондаренко

Понравилось следующим людям