"Ну?"
«На дворе стоял тридцать второй год. Шестнадцатилетний Зяма пришел в полуподвальчик в Столешниковом переулке в скупку ношеных вещей, чтобы продать пальтишко (денег не было совсем). И познакомился там с женщиной, в которую немедленно влюбился.Продавать пальтишко женщина ему нежно запретила («простынете, молодой человек, только начало марта»). Из разговора о погоде случайно выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть билеты к Мейерхольду на юбилейный «Лес», но не смогла.Что сказал на это шестнадцатилетний Зяма? Он сказал: «Я вас приглашаю».
– Это невозможно, – улыбнулась милая женщина. – Билетов давно нет…
– Я вас приглашаю! – настаивал Зяма.
– Хорошо, – ответила женщина. – Я приду.
Нахальство юного Зямы объяснялось дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из полуподвальчика он побежал к Всеволоду Эмильевичу, моля небо, чтобы тот был дома.Небо услышало эти молитвы.Зяма изложил суть дела – он уже пригласил женщину на сегодняшний спектакль, и Зямина честь в руках Мастера! Мейерхольд взял со стола блокнот, написал в нем волшебные слова «подателю сего выдать два места в партере», не без шика расписался и, выдрав листок, вручил его юноше.И Зяма полетел в театр, к администратору.
От содержания записки администратор пришел в ужас. Никакого партера, пущу постоять на галерку… Но обнаглевший от счастья Зяма требовал выполнения условий! Наконец компромисс был найден: подойди перед спектаклем, сказал администратор, может, кто–нибудь не придет…Ожидался съезд важных гостей. Рассказывая эту историю спустя шестьдесят с лишним лет, Зиновий Ефимович помнил имя своего невольного благодетеля: не пришел поэт Джек Алтаузен! И вместе с женщиной своей мечты шестнадцатилетний Зяма оказался в партере мейерхольдовского «Леса» на юбилейном спектакле.И тут же проклял все на свете. Вокруг сидел советский бомонд: тут Бухарин, там Качалов… А рядом сидела женщина в вечернем платье, невозможной красоты. На нее засматривались все гости – и обнаруживали возле красавицы щуплого подростка в сборном гардеробе: пиджак от одного брата, ботинки от другого… По всем параметрам, именно этот подросток и был лишним здесь, возле этой женщины, в этом зале…
Гердт, одаренный самоиронией от природы, понял это первым. Его милая спутница, хотя вела себя безукоризненно, тоже явно тяготилась ситуацией.
Наступил антракт; в фойе зрителей ждал фуршет. В ярком свете диссонанс между Зямой и его спутницей стал невыносимым. Он молил бога о скорейшем окончании позора, когда в фойе появился Мейерхольд.
Принимая поздравления, Всеволод Эмильевич прошелся по бомонду, поговорил с самыми ценными гостями… И тут беглый взгляд режиссера зацепился за несчастную пару. Мейерхольд мгновенно оценил мизансцену – и вошел в нее с безошибочностью гения.
– Зиновий! – вдруг громко воскликнул он. – Зиновий, вы?
Все обернулись.
Мейерхольд с простертыми руками шел через фойе к шестнадцатилетнему подростку.
– Зиновий, куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берете трубку…
(«Затруднительно мне было брать трубку, – комментировал это Гердт полвека спустя, – у меня не было телефона». Но в тот вечер юному Зяме хватило сообразительности не опровергать классика.)
– Совсем забыли старика, – сетовал Мейерхольд. – Не звоните, не заходите… А мне о стольком надо с вами поговорить!
И еще долго, склонившись со своего гренадерского роста к скромным Зяминым размерам, чуть ли не заискивая, он жал руку подростку и на глазах у ошеломленной красавицы брал с него слово, что завтра же, с утра, увидит его у себя… Им надо о стольком поговорить!
«После антракта, – выждав паузу, продолжал эту историю Зиновий Ефимович, – я позволял себе смеяться невпопад…» О да! если короля играют придворные, что ж говорить о человеке, «придворным» у которого поработал Всеволод Мейерхольд? Наутро шестнадцатилетний «король» первым делом побежал в дом к благодетелю. Им надо было о стольком поговорить! Длинного разговора, однако, не получилось. Размеры вчерашнего благодеяния были известны корифею, и выпрямившись во весь свой прекрасный рост, он – во всех смыслах свысока – сказал только одно слово:
– Ну?
Воспроизводя полвека спустя это царственное «ну», Зиновий Ефимович Гердт становился вдруг на локоть выше и оказывался невероятно похожим на Мейерхольда…»
«На дворе стоял тридцать второй год. Шестнадцатилетний Зяма пришел в полуподвальчик в Столешниковом переулке в скупку ношеных вещей, чтобы продать пальтишко (денег не было совсем). И познакомился там с женщиной, в которую немедленно влюбился.Продавать пальтишко женщина ему нежно запретила («простынете, молодой человек, только начало марта»). Из разговора о погоде случайно выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть билеты к Мейерхольду на юбилейный «Лес», но не смогла.Что сказал на это шестнадцатилетний Зяма? Он сказал: «Я вас приглашаю».
– Это невозможно, – улыбнулась милая женщина. – Билетов давно нет…
– Я вас приглашаю! – настаивал Зяма.
– Хорошо, – ответила женщина. – Я приду.
Нахальство юного Зямы объяснялось дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из полуподвальчика он побежал к Всеволоду Эмильевичу, моля небо, чтобы тот был дома.Небо услышало эти молитвы.Зяма изложил суть дела – он уже пригласил женщину на сегодняшний спектакль, и Зямина честь в руках Мастера! Мейерхольд взял со стола блокнот, написал в нем волшебные слова «подателю сего выдать два места в партере», не без шика расписался и, выдрав листок, вручил его юноше.И Зяма полетел в театр, к администратору.
От содержания записки администратор пришел в ужас. Никакого партера, пущу постоять на галерку… Но обнаглевший от счастья Зяма требовал выполнения условий! Наконец компромисс был найден: подойди перед спектаклем, сказал администратор, может, кто–нибудь не придет…Ожидался съезд важных гостей. Рассказывая эту историю спустя шестьдесят с лишним лет, Зиновий Ефимович помнил имя своего невольного благодетеля: не пришел поэт Джек Алтаузен! И вместе с женщиной своей мечты шестнадцатилетний Зяма оказался в партере мейерхольдовского «Леса» на юбилейном спектакле.И тут же проклял все на свете. Вокруг сидел советский бомонд: тут Бухарин, там Качалов… А рядом сидела женщина в вечернем платье, невозможной красоты. На нее засматривались все гости – и обнаруживали возле красавицы щуплого подростка в сборном гардеробе: пиджак от одного брата, ботинки от другого… По всем параметрам, именно этот подросток и был лишним здесь, возле этой женщины, в этом зале…
Гердт, одаренный самоиронией от природы, понял это первым. Его милая спутница, хотя вела себя безукоризненно, тоже явно тяготилась ситуацией.
Наступил антракт; в фойе зрителей ждал фуршет. В ярком свете диссонанс между Зямой и его спутницей стал невыносимым. Он молил бога о скорейшем окончании позора, когда в фойе появился Мейерхольд.
Принимая поздравления, Всеволод Эмильевич прошелся по бомонду, поговорил с самыми ценными гостями… И тут беглый взгляд режиссера зацепился за несчастную пару. Мейерхольд мгновенно оценил мизансцену – и вошел в нее с безошибочностью гения.
– Зиновий! – вдруг громко воскликнул он. – Зиновий, вы?
Все обернулись.
Мейерхольд с простертыми руками шел через фойе к шестнадцатилетнему подростку.
– Зиновий, куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берете трубку…
(«Затруднительно мне было брать трубку, – комментировал это Гердт полвека спустя, – у меня не было телефона». Но в тот вечер юному Зяме хватило сообразительности не опровергать классика.)
– Совсем забыли старика, – сетовал Мейерхольд. – Не звоните, не заходите… А мне о стольком надо с вами поговорить!
И еще долго, склонившись со своего гренадерского роста к скромным Зяминым размерам, чуть ли не заискивая, он жал руку подростку и на глазах у ошеломленной красавицы брал с него слово, что завтра же, с утра, увидит его у себя… Им надо о стольком поговорить!
«После антракта, – выждав паузу, продолжал эту историю Зиновий Ефимович, – я позволял себе смеяться невпопад…» О да! если короля играют придворные, что ж говорить о человеке, «придворным» у которого поработал Всеволод Мейерхольд? Наутро шестнадцатилетний «король» первым делом побежал в дом к благодетелю. Им надо было о стольком поговорить! Длинного разговора, однако, не получилось. Размеры вчерашнего благодеяния были известны корифею, и выпрямившись во весь свой прекрасный рост, он – во всех смыслах свысока – сказал только одно слово:
– Ну?
Воспроизводя полвека спустя это царственное «ну», Зиновий Ефимович Гердт становился вдруг на локоть выше и оказывался невероятно похожим на Мейерхольда…»
"Well?"
“In the yard stood the thirty-second year. Sixteen-year-old Zyama came to the basement in Stoleshnikov Lane to buy used clothes to sell a coat (there was no money at all). And there he met a woman whom he immediately fell in love with. A woman tenderly forbade him to sell a coat (“get cold, young man, only the beginning of March”). From a conversation about the weather, it turned out by chance that Gerdt’s interlocutor tried to get tickets to Meyerhold for the anniversary “Forest” from early morning, but couldn’t. What did the sixteen-year-old Zyama say to this? He said: "I invite you."
“This is impossible,” the sweet woman smiled. - No tickets for a long time ...
- I am inviting you! - insisted Zyama.
“Good,” the woman answered. - I will come.
The impudence of the young Zyama was explained by friendship with the son of Meyerhold. Directly from the basement, he ran to Vsevolod Emilievich, praying for heaven to be at home. He heard these prayers. Zyama outlined the essence of the matter - he had already invited a woman to today's performance, and Zyamin was in honor of the Master! Meyerhold took a notepad from the table, wrote the magic words in it “give this place two places on the stalls”, signed it with great chic, and, tearing out the sheet, handed it to the young man. And Zyama flew to the theater to the administrator.
The administrator was horrified by the contents of the note. No stalls, let me stand at the gallery ... But Zyama, insolent with happiness, demanded that the conditions be met! Finally, a compromise was found: come before the performance, the administrator said, maybe someone will not come ... A congress of important guests was expected. Telling this story sixty-odd years later, Zinovy Efimovich remembered the name of his involuntary benefactor: the poet Jack Altausen did not come! And along with the woman of her dreams, sixteen-year-old Zyama found himself on the ground floor of the Meyerhold "Forest" at the anniversary performance. And then he cursed everything in the world. Around the Soviet beau monde sat: here Bukharin, there Kachalov ... And next to her was a woman in an evening dress of impossible beauty. All the guests looked at her - and they found a beautiful teenager in a wardrobe next to the beautiful woman: a jacket from one brother, boots from another ... In all respects, it was this teenager who was superfluous here, next to this woman, in this hall ...
Gerdt, gifted with self-irony by nature, realized this first. His dear companion, although she behaved impeccably, was also clearly burdened by the situation.
The intermission came; In the lobby of the audience a buffet was waiting. In bright light, the dissonance between Zyama and his companion became unbearable. He prayed to God for an early end to shame when Meyerhold appeared in the lobby.
Accepting congratulations, Vsevolod Emilievich walked around the beau monde, talked with the most valuable guests ... And then the cursory glance of the director caught hold of an unhappy couple. Meyerhold instantly appreciated the mise en scene - and entered it with the infallibility of a genius.
- Zinovy! He suddenly exclaimed loudly. - Zinovy, are you?
Everyone turned around.
Meyerhold walked with open arms through the lobby to a sixteen-year-old.
- Zinovy, where did you go? I called you, but you do not pick up the phone ...
(“It was difficult for me to pick up the phone,” Gerdt commented half a century later, “I didn’t have a phone.” But that evening, the young Zyama had the quick wits not to refute the classic.)
“They completely forgot the old man,” Meyerhold complained. - Don’t call, don’t come in ... But I need to talk about so much with you!
And for a long time, leaning from his grenadier growth to a modest Zamin size, almost fawning, he shook hands with the teenager and, in front of a stunned beauty, took his word that tomorrow morning he would see him at home ... They need so much to talk!
“After the intermission,” after a pause, Zinovy Efimovich continued this story, “I allowed myself to laugh out of place ...” Oh yes! if the kings are played by courtiers, what can we say about the man whose “courtier” Vsevolod Meyerhold worked for? The next morning, the sixteen-year-old “king” first ran to the benefactor's house. They had so much to talk about! A long conversation, however, did not work out. The dimensions of yesterday's beneficence were known to the luminaries, and straightening himself up in all his fine growth, he - in all senses down from above - said only one word:
- Well?
Reproducing half a century later this regal “well,” Zinovy Efimovich Gerdt suddenly became an elbow taller and turned out to be incredibly similar to Meyerhold ... "
“In the yard stood the thirty-second year. Sixteen-year-old Zyama came to the basement in Stoleshnikov Lane to buy used clothes to sell a coat (there was no money at all). And there he met a woman whom he immediately fell in love with. A woman tenderly forbade him to sell a coat (“get cold, young man, only the beginning of March”). From a conversation about the weather, it turned out by chance that Gerdt’s interlocutor tried to get tickets to Meyerhold for the anniversary “Forest” from early morning, but couldn’t. What did the sixteen-year-old Zyama say to this? He said: "I invite you."
“This is impossible,” the sweet woman smiled. - No tickets for a long time ...
- I am inviting you! - insisted Zyama.
“Good,” the woman answered. - I will come.
The impudence of the young Zyama was explained by friendship with the son of Meyerhold. Directly from the basement, he ran to Vsevolod Emilievich, praying for heaven to be at home. He heard these prayers. Zyama outlined the essence of the matter - he had already invited a woman to today's performance, and Zyamin was in honor of the Master! Meyerhold took a notepad from the table, wrote the magic words in it “give this place two places on the stalls”, signed it with great chic, and, tearing out the sheet, handed it to the young man. And Zyama flew to the theater to the administrator.
The administrator was horrified by the contents of the note. No stalls, let me stand at the gallery ... But Zyama, insolent with happiness, demanded that the conditions be met! Finally, a compromise was found: come before the performance, the administrator said, maybe someone will not come ... A congress of important guests was expected. Telling this story sixty-odd years later, Zinovy Efimovich remembered the name of his involuntary benefactor: the poet Jack Altausen did not come! And along with the woman of her dreams, sixteen-year-old Zyama found himself on the ground floor of the Meyerhold "Forest" at the anniversary performance. And then he cursed everything in the world. Around the Soviet beau monde sat: here Bukharin, there Kachalov ... And next to her was a woman in an evening dress of impossible beauty. All the guests looked at her - and they found a beautiful teenager in a wardrobe next to the beautiful woman: a jacket from one brother, boots from another ... In all respects, it was this teenager who was superfluous here, next to this woman, in this hall ...
Gerdt, gifted with self-irony by nature, realized this first. His dear companion, although she behaved impeccably, was also clearly burdened by the situation.
The intermission came; In the lobby of the audience a buffet was waiting. In bright light, the dissonance between Zyama and his companion became unbearable. He prayed to God for an early end to shame when Meyerhold appeared in the lobby.
Accepting congratulations, Vsevolod Emilievich walked around the beau monde, talked with the most valuable guests ... And then the cursory glance of the director caught hold of an unhappy couple. Meyerhold instantly appreciated the mise en scene - and entered it with the infallibility of a genius.
- Zinovy! He suddenly exclaimed loudly. - Zinovy, are you?
Everyone turned around.
Meyerhold walked with open arms through the lobby to a sixteen-year-old.
- Zinovy, where did you go? I called you, but you do not pick up the phone ...
(“It was difficult for me to pick up the phone,” Gerdt commented half a century later, “I didn’t have a phone.” But that evening, the young Zyama had the quick wits not to refute the classic.)
“They completely forgot the old man,” Meyerhold complained. - Don’t call, don’t come in ... But I need to talk about so much with you!
And for a long time, leaning from his grenadier growth to a modest Zamin size, almost fawning, he shook hands with the teenager and, in front of a stunned beauty, took his word that tomorrow morning he would see him at home ... They need so much to talk!
“After the intermission,” after a pause, Zinovy Efimovich continued this story, “I allowed myself to laugh out of place ...” Oh yes! if the kings are played by courtiers, what can we say about the man whose “courtier” Vsevolod Meyerhold worked for? The next morning, the sixteen-year-old “king” first ran to the benefactor's house. They had so much to talk about! A long conversation, however, did not work out. The dimensions of yesterday's beneficence were known to the luminaries, and straightening himself up in all his fine growth, he - in all senses down from above - said only one word:
- Well?
Reproducing half a century later this regal “well,” Zinovy Efimovich Gerdt suddenly became an elbow taller and turned out to be incredibly similar to Meyerhold ... "
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Юлия Филиппова
