Весть об амнистии разнеслась по тюрьме мгновенно.
— Амнистия! Амнистия! – раздавалось то тут, то там.
Заключенные были возбуждены, и каждый лелеял тайную надежду, что вот теперь—то – его очередь. Надзиратели сохраняли хмурый вид, но внутренне тоже надеялись, что выпустят побольше: тюрьма была переполнена, камер не хватало, энергии уходила уйма.
— А в чем дело? В честь чего амнистия? – жадно интересовался молодой и глупый Страшок Старости.
— Ты не мельтеши. Ты здесь недавно появился, тебе еще сидеть да сидеть, силу набирать, бороду отращивать, – посмеивался Страх Темноты. Он был одним из самых старых заключенных, его еще в раннем детстве посадили.
— А чего сразу я? – заныл Страх Старости. – Может, еще выпустят?
— Щас, – с садистским удовольствием сказал огромный, тучный Страх Одиночества. – Тюрьма—то чья? Во—во. Женщины, знаешь, они такие… Старости боятся до самой старости…
— А в старости чего боятся? – не унимался юный Страшок.
— А там тебя амнистируют, а на твое место посадят, например, Страх Смерти. Так что сиди и жди! – пообещал Страх Одиночества.
Под сводами тюрьмы раздался зычный голос: — Собрание! Собрание! Все на собрание!
Залязгали двери камер, заключенные потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.
— Граждане заключенные! Страхи и Страшки! – начал речь Главный Надзиратель. – Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила ее немножечко разгрузить. И поэтому кое—кто из вас сможет освободиться.
— Ты нам тут тюльку не гони! – забузил нахально—иррациональный, в приблатненной кепочке, Страх Мышей и Крыс. – Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.
— Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, – урезонил его Надзиратель. – Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?
— Да бабы дуры! – наехал Мыше—Крыс. – Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс—мышей – боятся! А спроси, почему – ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» – затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.
— Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на прием к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.
Заключенные радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.
— Да, освобождение! Но не для всех! – строго сказал Надзиратель. – Давайте—ка перекличку сделаем. На свободу – с чистой совестью, так сказать.… С левой крайней камеры – начинай!
— Страх Темноты, сижу с детства, – монотонно забубнил Страх Темноты. – За что сел – не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.
— Страх Боли, – представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на тощей шее. – Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, – усмехнулся он. – Теперь боится любой боли – хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, – рассмеялся Страх Боли.
— Как это – поставляет? – шепотом спросил Страх Старости.
— Ну ты и темный! – удивился Страх Темноты. – Ты чего, не знаешь – каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.
— Зачем??? – еще больше удивился Страх Старости.
— Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха – нет ситуаций, что тут непонятного? – с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался – все к нему привыкли.
— Так мне что, надо Старость притягивать? А как? – озаботился юный Страшок.
— Ну, это просто, – вмешался в разговор Мышино—Крысиный Страх. – Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Ее страх – твоя пища, дуралей!
Тем временем перекличка шла своим чередом.
— Страх Одиночества, сел лет в 25, попадал под амнистию, когда она замуж выходила, год на свободе, потом развод – и я снова в камере.
— Жалобы есть? – рявкнул Надзиратель.
— Никак нет, Хозяйка кормит исправно. Каждый день боится! Даже когда спит! – радостно сообщил Страх Одиночества.
— На свободу—то хочешь? – смягчился Надзиратель.
— Конечно, хочу! – загрустил Страх Одиночества. – Кто ж не хочет? Только не светит мне… Уж очень она от окружающих зависит. Одна вообще боится одна оставаться, даже хоть на часик. То на телефоне висит, то к подружкам бегает, то к себе зазывает…Мужики какие—то левые все время крутятся… А чем больше она меня питает, тем больше у нее Одиночества в жизни. А чем больше Одиночества – тем больше страха. Меня уже раздуло, еле в камеру пролезаю. Мне бы на диету… А она меня все подкармливает… Надоело! – плюнул с досады Страх Одиночества.
— Ну, ты того…не унывай, – сочувственно кашлянул Надзиратель. – Надежда, как говорится, умирает последней. Давайте дальше!
— Страх Ошибки, – выступил вперед длинный тощий старичок с бородкой клинышком. – Посадили в 9 классе, когда учитель математики стал насмешки строить. В институте благодаря доцентам—профессорам срок добавили. С тех пор, как устроилась на работу к начальнику—зверю, 5 дней в неделю получаю усиленную пайку.
— Ничего себе устроился! – позавидовал Страшок Старости.
— Не завидуй, ничего тут хорошего нет, – осадил его Страх Темноты. – Жить без ошибок человеку невозможно, это ведь просто опыт. А если ошибок бояться – то как тогда вообще жить?
— Говорят, есть такой маньяк—убийца – Страх Жизни, – задумчиво сообщил Страх Одиночества. – Он самый страшный Страх на свете. Если его посадят, тогда и начнется…
— Что начнется? – спросил заинтригованный Страх Старости.
— Паралич жизни начнется. Того боишься, этого боишься. Жить боишься! Этот пахан нас всех тут построит. Никаких тогда амнистий. Будем все в куче, друг к другу жаться, спрессовываться. Кормить, конечно, станут на убой – но это еще хуже. Мы разрастемся, а тюрьма не резиновая. Начнем сами задыхаться и Хозяйку душить. Слышал такое выражение – «страх душит?» – вот, как раз из этой серии…
— Ужас какой! – содрогнулся Страшок.
— Тише там! – приказал Надзиратель. – Кто следующий?
— Страх Осуждения, – заговорил невзрачный мужичонка в помятом костюме. – Меня с подачи родителей посадили, они все время говорили «а что люди скажут?», «какое ты мнение о себе создаешь?», «никто тебя такую любить не будет». Сижу тоже с детства, прочно так сел. На свободу страсть как хочется, – вдруг хлюпнул носом он. – Посодействуйте…
— Да ты что, родной? – участливо спросил Надзиратель. – Как будто не знаешь, что тут Хозяйка решает, с кем хочет расстаться, а с кем – не очень.
— Да я что? – вскинулся мужичонка. – Я ведь ей подсказывал, как со мной расстаться. Это же просто, на меня просто надо наплевать – и я таять начну. А она не плюет!!! – и Страх Осуждения разрыдался, утираясь полой затертого пиджачка.
— Ну, не плачь, не плачь, – стали утешать его соседи. – Ты сиделец уважаемый, мы тебя все любим…
— Да? Правда? Вы меня не осуждаете? – воспрял духом Страх Осуждения. – Ну, тогда что ж… Потерплю. Посижу еще.
— А ты кто, что—то я тебя раньше не видел? – грозно спросил Надзиратель, указывая на красавчика со щегольскими усиками, в просторном черном плаще и пижонской шляпе.
— А я – извращенец, – скромно сообщил новичок. – Я Страх Страха.
— Неужели и такое извращение есть? – удивился Страшок Старости.
Новичок продолжал:
— Я пока еще не ваш, забрел с ознакомительными целями.
— Как это забрел? – вопросил Надзиратель, хватаясь за дубинку.
— Да вы не бойтесь, меня Хозяйка впустила. Но мы с ней еще не в контакте. Не сконнектились, так сказать. Может быть, позже?
— Не дай Бог! – отверг такую мысль Надзиратель.
— Иди отсюда! Извращенцев нам не хватало! – зашумели страхи. – И так в тесноте, в обиде, а тут еще в гости будут всякие ходить!
— Я ухожу, но могу и насовсем вернуться, – пообещал Страх Страха, пробираясь к выходу. Но было видно, что он испугался.
Надзиратель с облегчением засунул дубинку на место.
— Будем завершать, – распорядился он. – Еще раз вспомним правила внутреннего распорядка. А ну, по очереди!
Страхи бодро зарапортовали Правила:
— Страхи попадают в заключение только по желанию Хозяйки!
— Страх действует по вдохновению: подступает, накатывает, душит, давит, охватывает, парализует, в зависимости от реакции Хозяйки на ситуацию.
— Страхи существуют, пока Хозяйка не принимает решение с ними расстаться.
— Любому Страху может быть либо добавлен срок, либо объявлена Амнистия в любое время.
— Страхи питаются эмоциями Хозяйки. Если питание не производится – Страх умирает.
— Отпущенные на свободу Страхи вновь становятся Чистой Энергией Жизни.
Страхи чувствовали небывалое единение. Надзиратель был явно доволен.
— Ну что ж, граждане Страхи! По камерам! И дружно ждем амнистии! – провозгласил Надзиратель.
Страхи потянулись к местам отсидки.
— А все—таки, ну вот зачем мы ей? – недоуменно спросил Страх Старости. – Ведь столько энергии на нас тратит!
— Все просто, молодой человек, – пояснил тихий, интеллигентный Страх с большими печальными глазами и такой же печальной лысиной. – Мы ей нужны, чтобы случайно не стать счастливой. Она думает, что быть счастливой – это неприлично, ведь в мире еще столько несчастья!
— Что за бред? С чего вы это взяли? – оторопел Страшок Старости.
— Поверьте, юноша. Уж я—то знаю. Ведь я – Страх Счастья.
Страшок хотел было еще задать вопрос, но шумящая толпа разнесла их в разные стороны.
Впереди была амнистия. Впереди была надежда! И освобождение…
© Эльфика
— Амнистия! Амнистия! – раздавалось то тут, то там.
Заключенные были возбуждены, и каждый лелеял тайную надежду, что вот теперь—то – его очередь. Надзиратели сохраняли хмурый вид, но внутренне тоже надеялись, что выпустят побольше: тюрьма была переполнена, камер не хватало, энергии уходила уйма.
— А в чем дело? В честь чего амнистия? – жадно интересовался молодой и глупый Страшок Старости.
— Ты не мельтеши. Ты здесь недавно появился, тебе еще сидеть да сидеть, силу набирать, бороду отращивать, – посмеивался Страх Темноты. Он был одним из самых старых заключенных, его еще в раннем детстве посадили.
— А чего сразу я? – заныл Страх Старости. – Может, еще выпустят?
— Щас, – с садистским удовольствием сказал огромный, тучный Страх Одиночества. – Тюрьма—то чья? Во—во. Женщины, знаешь, они такие… Старости боятся до самой старости…
— А в старости чего боятся? – не унимался юный Страшок.
— А там тебя амнистируют, а на твое место посадят, например, Страх Смерти. Так что сиди и жди! – пообещал Страх Одиночества.
Под сводами тюрьмы раздался зычный голос: — Собрание! Собрание! Все на собрание!
Залязгали двери камер, заключенные потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.
— Граждане заключенные! Страхи и Страшки! – начал речь Главный Надзиратель. – Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила ее немножечко разгрузить. И поэтому кое—кто из вас сможет освободиться.
— Ты нам тут тюльку не гони! – забузил нахально—иррациональный, в приблатненной кепочке, Страх Мышей и Крыс. – Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.
— Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, – урезонил его Надзиратель. – Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?
— Да бабы дуры! – наехал Мыше—Крыс. – Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс—мышей – боятся! А спроси, почему – ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» – затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.
— Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на прием к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.
Заключенные радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.
— Да, освобождение! Но не для всех! – строго сказал Надзиратель. – Давайте—ка перекличку сделаем. На свободу – с чистой совестью, так сказать.… С левой крайней камеры – начинай!
— Страх Темноты, сижу с детства, – монотонно забубнил Страх Темноты. – За что сел – не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.
— Страх Боли, – представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на тощей шее. – Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, – усмехнулся он. – Теперь боится любой боли – хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, – рассмеялся Страх Боли.
— Как это – поставляет? – шепотом спросил Страх Старости.
— Ну ты и темный! – удивился Страх Темноты. – Ты чего, не знаешь – каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.
— Зачем??? – еще больше удивился Страх Старости.
— Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха – нет ситуаций, что тут непонятного? – с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался – все к нему привыкли.
— Так мне что, надо Старость притягивать? А как? – озаботился юный Страшок.
— Ну, это просто, – вмешался в разговор Мышино—Крысиный Страх. – Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Ее страх – твоя пища, дуралей!
Тем временем перекличка шла своим чередом.
— Страх Одиночества, сел лет в 25, попадал под амнистию, когда она замуж выходила, год на свободе, потом развод – и я снова в камере.
— Жалобы есть? – рявкнул Надзиратель.
— Никак нет, Хозяйка кормит исправно. Каждый день боится! Даже когда спит! – радостно сообщил Страх Одиночества.
— На свободу—то хочешь? – смягчился Надзиратель.
— Конечно, хочу! – загрустил Страх Одиночества. – Кто ж не хочет? Только не светит мне… Уж очень она от окружающих зависит. Одна вообще боится одна оставаться, даже хоть на часик. То на телефоне висит, то к подружкам бегает, то к себе зазывает…Мужики какие—то левые все время крутятся… А чем больше она меня питает, тем больше у нее Одиночества в жизни. А чем больше Одиночества – тем больше страха. Меня уже раздуло, еле в камеру пролезаю. Мне бы на диету… А она меня все подкармливает… Надоело! – плюнул с досады Страх Одиночества.
— Ну, ты того…не унывай, – сочувственно кашлянул Надзиратель. – Надежда, как говорится, умирает последней. Давайте дальше!
— Страх Ошибки, – выступил вперед длинный тощий старичок с бородкой клинышком. – Посадили в 9 классе, когда учитель математики стал насмешки строить. В институте благодаря доцентам—профессорам срок добавили. С тех пор, как устроилась на работу к начальнику—зверю, 5 дней в неделю получаю усиленную пайку.
— Ничего себе устроился! – позавидовал Страшок Старости.
— Не завидуй, ничего тут хорошего нет, – осадил его Страх Темноты. – Жить без ошибок человеку невозможно, это ведь просто опыт. А если ошибок бояться – то как тогда вообще жить?
— Говорят, есть такой маньяк—убийца – Страх Жизни, – задумчиво сообщил Страх Одиночества. – Он самый страшный Страх на свете. Если его посадят, тогда и начнется…
— Что начнется? – спросил заинтригованный Страх Старости.
— Паралич жизни начнется. Того боишься, этого боишься. Жить боишься! Этот пахан нас всех тут построит. Никаких тогда амнистий. Будем все в куче, друг к другу жаться, спрессовываться. Кормить, конечно, станут на убой – но это еще хуже. Мы разрастемся, а тюрьма не резиновая. Начнем сами задыхаться и Хозяйку душить. Слышал такое выражение – «страх душит?» – вот, как раз из этой серии…
— Ужас какой! – содрогнулся Страшок.
— Тише там! – приказал Надзиратель. – Кто следующий?
— Страх Осуждения, – заговорил невзрачный мужичонка в помятом костюме. – Меня с подачи родителей посадили, они все время говорили «а что люди скажут?», «какое ты мнение о себе создаешь?», «никто тебя такую любить не будет». Сижу тоже с детства, прочно так сел. На свободу страсть как хочется, – вдруг хлюпнул носом он. – Посодействуйте…
— Да ты что, родной? – участливо спросил Надзиратель. – Как будто не знаешь, что тут Хозяйка решает, с кем хочет расстаться, а с кем – не очень.
— Да я что? – вскинулся мужичонка. – Я ведь ей подсказывал, как со мной расстаться. Это же просто, на меня просто надо наплевать – и я таять начну. А она не плюет!!! – и Страх Осуждения разрыдался, утираясь полой затертого пиджачка.
— Ну, не плачь, не плачь, – стали утешать его соседи. – Ты сиделец уважаемый, мы тебя все любим…
— Да? Правда? Вы меня не осуждаете? – воспрял духом Страх Осуждения. – Ну, тогда что ж… Потерплю. Посижу еще.
— А ты кто, что—то я тебя раньше не видел? – грозно спросил Надзиратель, указывая на красавчика со щегольскими усиками, в просторном черном плаще и пижонской шляпе.
— А я – извращенец, – скромно сообщил новичок. – Я Страх Страха.
— Неужели и такое извращение есть? – удивился Страшок Старости.
Новичок продолжал:
— Я пока еще не ваш, забрел с ознакомительными целями.
— Как это забрел? – вопросил Надзиратель, хватаясь за дубинку.
— Да вы не бойтесь, меня Хозяйка впустила. Но мы с ней еще не в контакте. Не сконнектились, так сказать. Может быть, позже?
— Не дай Бог! – отверг такую мысль Надзиратель.
— Иди отсюда! Извращенцев нам не хватало! – зашумели страхи. – И так в тесноте, в обиде, а тут еще в гости будут всякие ходить!
— Я ухожу, но могу и насовсем вернуться, – пообещал Страх Страха, пробираясь к выходу. Но было видно, что он испугался.
Надзиратель с облегчением засунул дубинку на место.
— Будем завершать, – распорядился он. – Еще раз вспомним правила внутреннего распорядка. А ну, по очереди!
Страхи бодро зарапортовали Правила:
— Страхи попадают в заключение только по желанию Хозяйки!
— Страх действует по вдохновению: подступает, накатывает, душит, давит, охватывает, парализует, в зависимости от реакции Хозяйки на ситуацию.
— Страхи существуют, пока Хозяйка не принимает решение с ними расстаться.
— Любому Страху может быть либо добавлен срок, либо объявлена Амнистия в любое время.
— Страхи питаются эмоциями Хозяйки. Если питание не производится – Страх умирает.
— Отпущенные на свободу Страхи вновь становятся Чистой Энергией Жизни.
Страхи чувствовали небывалое единение. Надзиратель был явно доволен.
— Ну что ж, граждане Страхи! По камерам! И дружно ждем амнистии! – провозгласил Надзиратель.
Страхи потянулись к местам отсидки.
— А все—таки, ну вот зачем мы ей? – недоуменно спросил Страх Старости. – Ведь столько энергии на нас тратит!
— Все просто, молодой человек, – пояснил тихий, интеллигентный Страх с большими печальными глазами и такой же печальной лысиной. – Мы ей нужны, чтобы случайно не стать счастливой. Она думает, что быть счастливой – это неприлично, ведь в мире еще столько несчастья!
— Что за бред? С чего вы это взяли? – оторопел Страшок Старости.
— Поверьте, юноша. Уж я—то знаю. Ведь я – Страх Счастья.
Страшок хотел было еще задать вопрос, но шумящая толпа разнесла их в разные стороны.
Впереди была амнистия. Впереди была надежда! И освобождение…
© Эльфика
The news of the amnesty spread through the prison instantly.
- Amnesty! Amnesty! - it was heard here and there.
The prisoners were excited, and each cherished the secret hope that now it was his turn. The guards kept a frown, but inwardly also hoped that they would release more: the prison was full, there were not enough cameras, a lot of energy was leaving.
- What's the matter? In honor of what amnesty? - eagerly interested in the young and stupid Fear of Old Age.
“You are not flickering.” You have recently appeared here, you still have to sit and sit, gain strength, grow a beard, - the Fear of Darkness chuckled. He was one of the oldest prisoners; he was imprisoned in early childhood.
“Why do I immediately?” - the Fear of Old Age ached. - Maybe they will release it again?
“Right now,” said the huge, fat Fear of Solitude with sadistic pleasure. - Whose prison? In — in. Women, you know, they are so ... Old fears until old age ...
- What are you afraid of in old age? - did not let up the young Scarecrow.
“And there you are amnestied, and they will be put in your place, for example, Fear of Death.” So sit and wait! - promised the Fear of Loneliness.
Under the arches of the prison there was a loud voice: - Meeting! Collection! All to the meeting!
The cell doors clanged, the prisoners reached for a voice. There were few entertainments in the prison; meetings were loved. It was possible to fuss, learn the news, discuss the amnesty.
- Citizens are prisoners! Fears and Horrors! - the Chief Overseer began his speech. “I inform you that the mistress of the Prison decided to unload her a little.” And so some of you will be able to free yourself.
- Don’t drive us a killer here! - boomed cheeky — irrational, in a paid cap, Fear of Mice and Rats. - You say the thing. Someone to freedom, why freedom.
“You shut up, it doesn’t shine for you, you have a life term,” the Overseer pleaded. “You yourself don’t know who planted you and for what.” Don't you know?
- Yes, women fools! - hit Mouse-Rats. - Cats are not afraid. Hamsters are not afraid. But rats — mice — are afraid! And ask why - you don’t know! And me, boy, swept for nothing. “Taganka, I am your permanent prisoner!” Fear tightened, but the Overseer shut his mouth with an imperious hand.
- Amateur performances will be on New Year, and now we are talking about amnesty. And the amnesty is in honor of what: our Mistress made an appointment with a psychologist, she wants to work on herself. You know, it always ends with the release of part of the Fears.
The prisoners joyfully buzzed. This has already happened, the psychologist in prison was considered in law and very respected.
- Yes, release! But not for everyone! - the Overseer said sternly. - Let's do a roll call. To freedom - with a clear conscience, so to speak. ... From the left extreme camera - start!
“Fear of the Darkness, I've been sitting since childhood,” the Fear of Darkness monotonously murmured. - For what I sat down - I don’t know, or rather, I don’t remember. Under the amnesty did not fall.
“Fear of Pain,” a graceful whip appeared in a tailcoat and with a butterfly on a skinny neck. - Planted after appendicitis. I myself almost reached peritonitis, and I remained guilty, ”he grinned. - Now she’s afraid of any pain - even toothache, even mental. And I regularly deliver this pain to her, ”Fear of Pain laughed.
- How does it - deliver? - Fear of Old Age asked in a whisper.
- Well, you're dark! - the Fear of Darkness was surprised. “Why, you don’t know - every Fear that ends up in detention attracts situations on its topic.
- What for??? - Fear of Old Age was even more surprised.
“Well, why?” Of course, to be released! There is no fear - there are no situations, what is incomprehensible here? - Fear of Darkness said with vexation. He really wanted freedom, but no one was engaged in it - everyone got used to it.
- So what do I need to attract old age? But as? - the young Terror took care.
“Well, it's simple,” Myshino-Rat Fear interfered in the conversation. - Will you show her new wrinkles in the mirror. Cellulite again. Gray hairs. The more she gets scared, the stronger you will become. Her fear is your food, fools!
Meanwhile, the roll call went on as usual.
- Fear of Loneliness, sat down at the age of 25, fell under amnesty when she got married, a year at large, then a divorce - and I'm back in the cell.
- Have any complaints? The Overseer barked.
- No, the Mistress feeds properly. Every day is afraid! Even when sleeping! - joyfully reported the Fear of Loneliness.
- Do you want freedom? - softened the Overseer.
- Of course I want! - sad Fear of Loneliness. - Who doesn’t want? It just doesn’t shine for me ... She really depends on others. One is generally afraid of one being left, even for at least an hour. It hangs on the phone, then runs to girlfriends, sometimes calls to itself ... Men some kind of left all the time spinning ... And the more she feeds me, the more Loneliness in her life. And the more Loneliness - the more fear. I was already swollen, barely crawling into the camera. I would like a diet ... But she feeds me everything ... Tired of it! - Fear of Loneliness spat from annoyance.
“Well, you ... don’t lose heart,” the Overseer coughed sympathetically. - Hope, as they say, dies last. Let's go further!
“Fear of Mistake,” a long, skinny old man stepped forward with a beard blade.
- Amnesty! Amnesty! - it was heard here and there.
The prisoners were excited, and each cherished the secret hope that now it was his turn. The guards kept a frown, but inwardly also hoped that they would release more: the prison was full, there were not enough cameras, a lot of energy was leaving.
- What's the matter? In honor of what amnesty? - eagerly interested in the young and stupid Fear of Old Age.
“You are not flickering.” You have recently appeared here, you still have to sit and sit, gain strength, grow a beard, - the Fear of Darkness chuckled. He was one of the oldest prisoners; he was imprisoned in early childhood.
“Why do I immediately?” - the Fear of Old Age ached. - Maybe they will release it again?
“Right now,” said the huge, fat Fear of Solitude with sadistic pleasure. - Whose prison? In — in. Women, you know, they are so ... Old fears until old age ...
- What are you afraid of in old age? - did not let up the young Scarecrow.
“And there you are amnestied, and they will be put in your place, for example, Fear of Death.” So sit and wait! - promised the Fear of Loneliness.
Under the arches of the prison there was a loud voice: - Meeting! Collection! All to the meeting!
The cell doors clanged, the prisoners reached for a voice. There were few entertainments in the prison; meetings were loved. It was possible to fuss, learn the news, discuss the amnesty.
- Citizens are prisoners! Fears and Horrors! - the Chief Overseer began his speech. “I inform you that the mistress of the Prison decided to unload her a little.” And so some of you will be able to free yourself.
- Don’t drive us a killer here! - boomed cheeky — irrational, in a paid cap, Fear of Mice and Rats. - You say the thing. Someone to freedom, why freedom.
“You shut up, it doesn’t shine for you, you have a life term,” the Overseer pleaded. “You yourself don’t know who planted you and for what.” Don't you know?
- Yes, women fools! - hit Mouse-Rats. - Cats are not afraid. Hamsters are not afraid. But rats — mice — are afraid! And ask why - you don’t know! And me, boy, swept for nothing. “Taganka, I am your permanent prisoner!” Fear tightened, but the Overseer shut his mouth with an imperious hand.
- Amateur performances will be on New Year, and now we are talking about amnesty. And the amnesty is in honor of what: our Mistress made an appointment with a psychologist, she wants to work on herself. You know, it always ends with the release of part of the Fears.
The prisoners joyfully buzzed. This has already happened, the psychologist in prison was considered in law and very respected.
- Yes, release! But not for everyone! - the Overseer said sternly. - Let's do a roll call. To freedom - with a clear conscience, so to speak. ... From the left extreme camera - start!
“Fear of the Darkness, I've been sitting since childhood,” the Fear of Darkness monotonously murmured. - For what I sat down - I don’t know, or rather, I don’t remember. Under the amnesty did not fall.
“Fear of Pain,” a graceful whip appeared in a tailcoat and with a butterfly on a skinny neck. - Planted after appendicitis. I myself almost reached peritonitis, and I remained guilty, ”he grinned. - Now she’s afraid of any pain - even toothache, even mental. And I regularly deliver this pain to her, ”Fear of Pain laughed.
- How does it - deliver? - Fear of Old Age asked in a whisper.
- Well, you're dark! - the Fear of Darkness was surprised. “Why, you don’t know - every Fear that ends up in detention attracts situations on its topic.
- What for??? - Fear of Old Age was even more surprised.
“Well, why?” Of course, to be released! There is no fear - there are no situations, what is incomprehensible here? - Fear of Darkness said with vexation. He really wanted freedom, but no one was engaged in it - everyone got used to it.
- So what do I need to attract old age? But as? - the young Terror took care.
“Well, it's simple,” Myshino-Rat Fear interfered in the conversation. - Will you show her new wrinkles in the mirror. Cellulite again. Gray hairs. The more she gets scared, the stronger you will become. Her fear is your food, fools!
Meanwhile, the roll call went on as usual.
- Fear of Loneliness, sat down at the age of 25, fell under amnesty when she got married, a year at large, then a divorce - and I'm back in the cell.
- Have any complaints? The Overseer barked.
- No, the Mistress feeds properly. Every day is afraid! Even when sleeping! - joyfully reported the Fear of Loneliness.
- Do you want freedom? - softened the Overseer.
- Of course I want! - sad Fear of Loneliness. - Who doesn’t want? It just doesn’t shine for me ... She really depends on others. One is generally afraid of one being left, even for at least an hour. It hangs on the phone, then runs to girlfriends, sometimes calls to itself ... Men some kind of left all the time spinning ... And the more she feeds me, the more Loneliness in her life. And the more Loneliness - the more fear. I was already swollen, barely crawling into the camera. I would like a diet ... But she feeds me everything ... Tired of it! - Fear of Loneliness spat from annoyance.
“Well, you ... don’t lose heart,” the Overseer coughed sympathetically. - Hope, as they say, dies last. Let's go further!
“Fear of Mistake,” a long, skinny old man stepped forward with a beard blade.
У записи 28 лайков,
10 репостов.
10 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Сергей Колесник
