4етыре комнаты
- Я рад, что мы с Вами наконец-то встретились!
- Взаимно, и давай сразу на «ты», хорошо? Иначе создается ощущение, что ты мне должен и специально удабриваешь меня, чтобы я проникся уважением и симпатией и забыл о долге.
- «Удобряешь», наверное? Как помидоры на грядке?
- Не важно, к делу.
- Да, прости. А я тебе точно ничего не должен?
Он едва заметно улыбнулся и полез в карман за пачкой сигарет. Вообще, я не уверен, что это была улыбка. Больше похоже было на то, что он поморщился от застрявшего в зубах макового зернышка и воткнул в рот сигарету, чтобы его выковырять.
В кафе в этот вечер и так уже довольно сильно было накурено, несмотря на то, что под потолком жужжала вентиляция. Как будто огромная скрипучая мельница, ворочая невидимыми жерновами, перетирала табачный дым и липкую кофейную пыль в обдирную муку, из которой в соседней булочной пекли отвратительные сдобные плюшки. Серые, сморщенные и слегка кисловатые на вкус, они оставляли отчетливый след пепла на языке.
Можно было даже не закуривать. Расслабиться и, набирая полные легкие дыма, вертеть зажигалкой в пальцах. Я когда-то курил только ради того, чтобы скоротать время и чем-нибудь занять руки. Сидишь, перебираешь пальцами, смотришь по сторонам, разглядываешь однообразных посетителей, ищешь среди них незаурядную личность, которая обязательно в самый неподходящий момент посмотрит тебе прямо в глаза.
- Ты ведь уже в курсе, о чем мы будем говорить?
- Ну, я же сюда не просто так пришел. У вас сомнительная забегаловка в не самом удобном месте. Да еще и кофе приносят холодным. Даже не просто холодным, а остывшим. А все потому, что официанты точат лясы за стойкой по полчаса, бармен стреляет глазками неряшливых хипстеров, а большинство посетителей вообще сидят, упершись глазами в мониторы и ничего не замечают.
- И ты сам сразу заметил, что это замкнутый круг.
- Что именно?
- Вся вот эта картина. Официанты точат, бармены стреляют, люди отрешенно пялятся. А результат – холодный кофе, который олицетворяет несовершенство этого мира, полностью сконцентрированное в этом богом забытом заведении, расположенном в не самом удобном месте.
- Сомнительном.
- Что, прости?
- Сомнительном, а не богом забытом.
- А, ну да, переврал.
На вид ему где-то чуть больше тридцати. Здоровый мужик, возвышается над столом как Красный Треугольник над Обводным, такие действительно редко появляются в нашем кафе. Опрятный, седеющий, лысеющий, в очках, немного картавит и очень быстро курит.
Мне даже показалось, что его движения какие-то нервные, словно в последний момент его кто-то одергивает, а он сопротивляется. Однако, выглядит это вполне естественно, как будто так и должно быть. Тем интереснее за ним наблюдать на фоне подрастающего поколения, фотографирующего на телефоны эклеры.
- У нас в кафе все общаются. Конечно, это не откровение и никак не противоречит шаблону обычного кафе. Просто мы здесь общаемся не ради цели, не для того, чтобы засорить эфир информацией о том, какие мы счастливые или наоборот, пожаловаться на постоянно преподносящую неприятные сюрпризы жизнь. Мы не улаживаем рабочие проблемы, не спорим о политике, не проводим собеседования, не назначаем свидания. Мы собираем портреты. «Собираем», может, и не самое удачное слово… рисуем, раскрашиваем, компонуем, как угодно. Каждый по-своему.
Вот я пытаюсь собрать твой портрет. Именно собрать. Из коротеньких и простых историй твоей жизни, чтобы потом представить тебя остальным, хотят они этого или нет. В том свете, в котором ты предстанешь передо мной. А ты можешь потом поделиться мыслями обо мне.
Так уж получилось, что я и еще несколько моих друзей, открывая это место, совершенно не представляли, чем будем заниматься. Поэтому назвали его «4етыре комнаты». Мне уже говорили, что есть вроде фильм с таким названием, но я его не смотрел, так что ничего общего наша тусовка с ним не имеет. По крайней мере, так не было задумано.
А задуманы были четыре самые обыкновенные комнаты. Социальная сеть, где мы с тобой познакомились – это первая комната, наша гостиная и прихожая в одном помещении. Там рано или поздно собираются все, кто когда-либо о нас слышал, бывал у нас, или просто любопытства ради. Также туда попадают те, кто от нас по каким-то причинам уходит.
Вторая комната – это кухня, на которой мы продолжаем вести беседы с теми, кто нашел в себе силы выползти из Сети. Мы с тобой как раз сейчас в ней. По сложившейся традиции, у нас на кухне курят, едят и пьют.
Третья комната – это галерея, где мы выставляем напоказ готовые портреты. У нас это – сцена в углу зала, где каждый может поделиться портретом другого. Я, например, могу выйти на сцену и начать говорить о тебе, если ты, конечно, этого хочешь. Чаще, правда, о нас говорят специально обученные люди с музыкальными инструментами под неторопливые блюзовые ритмы. Но нередко туда взгромождаются активисты вроде меня и запевают оду какому-нибудь очередному новому посетителю этого злачного места.
И, наконец, четвертая, самая уединенная и необыкновенная комната – это спальня, где портреты оживают и обнажают свою человеческую сущность. Если вдруг кому-то твоя личность покажется интересной, и он пожелает познакомиться с тобой поближе, задать тебе вопрос или просто посмотреть на тебя в чем мать родила, придется идти с ним в спальню. Конечно, мы не одобряем внебрачные связи и всячески стараемся пропагандировать вред беспорядочных половых контактов, но, тем не менее, у нас нередко случаются групповые оргии в спальне. Она, кстати, за шторой около сцены. Там стулья выставлены в кружок. Знаешь, как в американских фильмах, где показывают общества анонимных алкоголиков или любителей фильмов о вампирах. Не очень удобно заниматься сексом, зато можно подсматривать за другими. За всеми сразу.
- Да у вас, блять, секта! – он снова поморщился, но теперь это явно смахивало на улыбку.
- Да нет, что ты. Нашей сплоченности на армейский хор-то не хватит, куда уж нам до Синрикё. Скорее, «Общество мертвых поэтов». Во-первых, конечно, не все так запущено…
- Погоди. Я не настолько глуп, чтобы мне пятнадцать раз объяснять, угомонись. Я, естественно, не разделяю твоего сарказма, но излагаешь ты грамотно.
Пожалуй, я назову его «Мистер пятнадцать, угомонись». Миллионы лет прошли с тех пор, когда я последний раз употреблял это слово. Сотни крошечных донных «постой» выползли из морских глубин на поверхность, превратившись в гигантских паразитирующих на кристальной водной глади «тормозни» и уродливых «не гони» с едва оформившимися из плавников конечностями. И даже окаменелые останки «погоди», вымерших в незапамятные времена вслед за «не кипишуй», не сравнятся по ценности с этим исполином «угомонись»! Ценная находка утратившей было популярность лингвистической палеонтологии.
- Итак, какова тема?
- Не знаю, - после этой фразы его вид явно намекал на маленькую, но очень важную победу, только что одержанную надо мной.
- Ты же сказал, что в курсе того, о чем пойдет речь.
- Ну, ты своей тирадой перечеркнул все мои наметки. Я думал о политике поговорить.
- Серьезно? – я готов был прямо с места броситься на него и вцепиться мертвой хваткой зубами в горло.
- А что? Вы тут такие все из себя вроде поэты, романтики, мечтатели. Постоянно друг другу что-то пишете, рассказываете. Фотографиями обмениваетесь. Комментарии оставляете. Лайки там всякие.
Это ваше безумное общество с фантастической идеей собрать всех интересующихся непонятно какой фигней людей под одной крышей, чтобы как бойскауты у костра травить байки под безалкогольные коктейли и вегетарианскую жратву. Не понимаю… Вы что, действительно верите в то, что вокруг миллионы одиноких придурков, мечтающих пожевать сопли на публике?
- Суть не в этом. Мы не разлагаем мозг, а заставляем его работать. Я собираю голые факты, откровенную ложь, полнейшую чепуху и поразительные истории. А потом выставляю все это богатство на всеобщее обозрение.
Соплежуйство наступает тогда, когда у меня появляется проблема, которую я отказываюсь решать, или просто не знаю, как ее решить, или в принципе не в состоянии что-либо решить. И начинаю рассказывать о ней кому-то, кому это не интересно, чтобы услышать от него бесполезный совет.
Мы с тобой довольно долго общались в сети, и ты мне показался интересным человеком. Поэтому жевать сопли мы с тобой по определению не можем. Окажись ты пышногрудой красавицей, моя фраза таила бы в себе нечто большее, чем просто интерес. А так я могу не прятать руки под столом и откровенно сказать тебе то, что думаю.
А я думаю, что ты меня понимаешь. Ты же зацепился за что-то, что тебя привлекло. Значит во мне, или в ком-то другом, о котором мы еще не говорили, есть особенность, которая заставила тебя потратить время, на то, чтобы отвечать на все эти бесконечные сообщения и, в конце концов, прийти сюда. Значит, мир смог пробудить в тебе интерес. Будь честным - ответь тем же. И не надо говорить, что ты чего-то не понимаешь.
- Интерес… апрель похож на февраль. Вот, например, мой интерес.
Я на мгновение засомневался в целесообразности продолжения нашей беседы. Человек напротив меня явно издевался над ситуацией и кривлялся как обезьяна, попавшая в платяной шкаф английской королевы. Нацепивши воображаемую корону, он мощно и с истинно аристократичным напором выдыхал дым мне в лицо, отчего начинали слезиться глаза.
- Я не верю, что в каждом из нас есть нечто прекрасное, чем стоит гордиться или что как-то выделяет тебя на фоне остальных. Это дано очень немногим и они, будем честны друг перед другом, лишь по какой-то фантастической ошибке мироустройства попадут в эту клоаку.
Но я верю в силу и красоту человеческой речи, способной из молчаливого животного сделать дружелюбного и отзывчивого собеседника. Она тоже дана не всем, но, тем не менее, это уникальная особенность нашего биологического вида, которой мы подозрительно редко пользуемся по прямому назначению.
- Знаешь, твоя идея не нова и вообще во всем этом безобразии есть рациональное звено. Но ты либо плохой социолог, либо неудавшийся психолог, которому не досталось студенческой практики, раз собираешься сделать из средне
- Я рад, что мы с Вами наконец-то встретились!
- Взаимно, и давай сразу на «ты», хорошо? Иначе создается ощущение, что ты мне должен и специально удабриваешь меня, чтобы я проникся уважением и симпатией и забыл о долге.
- «Удобряешь», наверное? Как помидоры на грядке?
- Не важно, к делу.
- Да, прости. А я тебе точно ничего не должен?
Он едва заметно улыбнулся и полез в карман за пачкой сигарет. Вообще, я не уверен, что это была улыбка. Больше похоже было на то, что он поморщился от застрявшего в зубах макового зернышка и воткнул в рот сигарету, чтобы его выковырять.
В кафе в этот вечер и так уже довольно сильно было накурено, несмотря на то, что под потолком жужжала вентиляция. Как будто огромная скрипучая мельница, ворочая невидимыми жерновами, перетирала табачный дым и липкую кофейную пыль в обдирную муку, из которой в соседней булочной пекли отвратительные сдобные плюшки. Серые, сморщенные и слегка кисловатые на вкус, они оставляли отчетливый след пепла на языке.
Можно было даже не закуривать. Расслабиться и, набирая полные легкие дыма, вертеть зажигалкой в пальцах. Я когда-то курил только ради того, чтобы скоротать время и чем-нибудь занять руки. Сидишь, перебираешь пальцами, смотришь по сторонам, разглядываешь однообразных посетителей, ищешь среди них незаурядную личность, которая обязательно в самый неподходящий момент посмотрит тебе прямо в глаза.
- Ты ведь уже в курсе, о чем мы будем говорить?
- Ну, я же сюда не просто так пришел. У вас сомнительная забегаловка в не самом удобном месте. Да еще и кофе приносят холодным. Даже не просто холодным, а остывшим. А все потому, что официанты точат лясы за стойкой по полчаса, бармен стреляет глазками неряшливых хипстеров, а большинство посетителей вообще сидят, упершись глазами в мониторы и ничего не замечают.
- И ты сам сразу заметил, что это замкнутый круг.
- Что именно?
- Вся вот эта картина. Официанты точат, бармены стреляют, люди отрешенно пялятся. А результат – холодный кофе, который олицетворяет несовершенство этого мира, полностью сконцентрированное в этом богом забытом заведении, расположенном в не самом удобном месте.
- Сомнительном.
- Что, прости?
- Сомнительном, а не богом забытом.
- А, ну да, переврал.
На вид ему где-то чуть больше тридцати. Здоровый мужик, возвышается над столом как Красный Треугольник над Обводным, такие действительно редко появляются в нашем кафе. Опрятный, седеющий, лысеющий, в очках, немного картавит и очень быстро курит.
Мне даже показалось, что его движения какие-то нервные, словно в последний момент его кто-то одергивает, а он сопротивляется. Однако, выглядит это вполне естественно, как будто так и должно быть. Тем интереснее за ним наблюдать на фоне подрастающего поколения, фотографирующего на телефоны эклеры.
- У нас в кафе все общаются. Конечно, это не откровение и никак не противоречит шаблону обычного кафе. Просто мы здесь общаемся не ради цели, не для того, чтобы засорить эфир информацией о том, какие мы счастливые или наоборот, пожаловаться на постоянно преподносящую неприятные сюрпризы жизнь. Мы не улаживаем рабочие проблемы, не спорим о политике, не проводим собеседования, не назначаем свидания. Мы собираем портреты. «Собираем», может, и не самое удачное слово… рисуем, раскрашиваем, компонуем, как угодно. Каждый по-своему.
Вот я пытаюсь собрать твой портрет. Именно собрать. Из коротеньких и простых историй твоей жизни, чтобы потом представить тебя остальным, хотят они этого или нет. В том свете, в котором ты предстанешь передо мной. А ты можешь потом поделиться мыслями обо мне.
Так уж получилось, что я и еще несколько моих друзей, открывая это место, совершенно не представляли, чем будем заниматься. Поэтому назвали его «4етыре комнаты». Мне уже говорили, что есть вроде фильм с таким названием, но я его не смотрел, так что ничего общего наша тусовка с ним не имеет. По крайней мере, так не было задумано.
А задуманы были четыре самые обыкновенные комнаты. Социальная сеть, где мы с тобой познакомились – это первая комната, наша гостиная и прихожая в одном помещении. Там рано или поздно собираются все, кто когда-либо о нас слышал, бывал у нас, или просто любопытства ради. Также туда попадают те, кто от нас по каким-то причинам уходит.
Вторая комната – это кухня, на которой мы продолжаем вести беседы с теми, кто нашел в себе силы выползти из Сети. Мы с тобой как раз сейчас в ней. По сложившейся традиции, у нас на кухне курят, едят и пьют.
Третья комната – это галерея, где мы выставляем напоказ готовые портреты. У нас это – сцена в углу зала, где каждый может поделиться портретом другого. Я, например, могу выйти на сцену и начать говорить о тебе, если ты, конечно, этого хочешь. Чаще, правда, о нас говорят специально обученные люди с музыкальными инструментами под неторопливые блюзовые ритмы. Но нередко туда взгромождаются активисты вроде меня и запевают оду какому-нибудь очередному новому посетителю этого злачного места.
И, наконец, четвертая, самая уединенная и необыкновенная комната – это спальня, где портреты оживают и обнажают свою человеческую сущность. Если вдруг кому-то твоя личность покажется интересной, и он пожелает познакомиться с тобой поближе, задать тебе вопрос или просто посмотреть на тебя в чем мать родила, придется идти с ним в спальню. Конечно, мы не одобряем внебрачные связи и всячески стараемся пропагандировать вред беспорядочных половых контактов, но, тем не менее, у нас нередко случаются групповые оргии в спальне. Она, кстати, за шторой около сцены. Там стулья выставлены в кружок. Знаешь, как в американских фильмах, где показывают общества анонимных алкоголиков или любителей фильмов о вампирах. Не очень удобно заниматься сексом, зато можно подсматривать за другими. За всеми сразу.
- Да у вас, блять, секта! – он снова поморщился, но теперь это явно смахивало на улыбку.
- Да нет, что ты. Нашей сплоченности на армейский хор-то не хватит, куда уж нам до Синрикё. Скорее, «Общество мертвых поэтов». Во-первых, конечно, не все так запущено…
- Погоди. Я не настолько глуп, чтобы мне пятнадцать раз объяснять, угомонись. Я, естественно, не разделяю твоего сарказма, но излагаешь ты грамотно.
Пожалуй, я назову его «Мистер пятнадцать, угомонись». Миллионы лет прошли с тех пор, когда я последний раз употреблял это слово. Сотни крошечных донных «постой» выползли из морских глубин на поверхность, превратившись в гигантских паразитирующих на кристальной водной глади «тормозни» и уродливых «не гони» с едва оформившимися из плавников конечностями. И даже окаменелые останки «погоди», вымерших в незапамятные времена вслед за «не кипишуй», не сравнятся по ценности с этим исполином «угомонись»! Ценная находка утратившей было популярность лингвистической палеонтологии.
- Итак, какова тема?
- Не знаю, - после этой фразы его вид явно намекал на маленькую, но очень важную победу, только что одержанную надо мной.
- Ты же сказал, что в курсе того, о чем пойдет речь.
- Ну, ты своей тирадой перечеркнул все мои наметки. Я думал о политике поговорить.
- Серьезно? – я готов был прямо с места броситься на него и вцепиться мертвой хваткой зубами в горло.
- А что? Вы тут такие все из себя вроде поэты, романтики, мечтатели. Постоянно друг другу что-то пишете, рассказываете. Фотографиями обмениваетесь. Комментарии оставляете. Лайки там всякие.
Это ваше безумное общество с фантастической идеей собрать всех интересующихся непонятно какой фигней людей под одной крышей, чтобы как бойскауты у костра травить байки под безалкогольные коктейли и вегетарианскую жратву. Не понимаю… Вы что, действительно верите в то, что вокруг миллионы одиноких придурков, мечтающих пожевать сопли на публике?
- Суть не в этом. Мы не разлагаем мозг, а заставляем его работать. Я собираю голые факты, откровенную ложь, полнейшую чепуху и поразительные истории. А потом выставляю все это богатство на всеобщее обозрение.
Соплежуйство наступает тогда, когда у меня появляется проблема, которую я отказываюсь решать, или просто не знаю, как ее решить, или в принципе не в состоянии что-либо решить. И начинаю рассказывать о ней кому-то, кому это не интересно, чтобы услышать от него бесполезный совет.
Мы с тобой довольно долго общались в сети, и ты мне показался интересным человеком. Поэтому жевать сопли мы с тобой по определению не можем. Окажись ты пышногрудой красавицей, моя фраза таила бы в себе нечто большее, чем просто интерес. А так я могу не прятать руки под столом и откровенно сказать тебе то, что думаю.
А я думаю, что ты меня понимаешь. Ты же зацепился за что-то, что тебя привлекло. Значит во мне, или в ком-то другом, о котором мы еще не говорили, есть особенность, которая заставила тебя потратить время, на то, чтобы отвечать на все эти бесконечные сообщения и, в конце концов, прийти сюда. Значит, мир смог пробудить в тебе интерес. Будь честным - ответь тем же. И не надо говорить, что ты чего-то не понимаешь.
- Интерес… апрель похож на февраль. Вот, например, мой интерес.
Я на мгновение засомневался в целесообразности продолжения нашей беседы. Человек напротив меня явно издевался над ситуацией и кривлялся как обезьяна, попавшая в платяной шкаф английской королевы. Нацепивши воображаемую корону, он мощно и с истинно аристократичным напором выдыхал дым мне в лицо, отчего начинали слезиться глаза.
- Я не верю, что в каждом из нас есть нечто прекрасное, чем стоит гордиться или что как-то выделяет тебя на фоне остальных. Это дано очень немногим и они, будем честны друг перед другом, лишь по какой-то фантастической ошибке мироустройства попадут в эту клоаку.
Но я верю в силу и красоту человеческой речи, способной из молчаливого животного сделать дружелюбного и отзывчивого собеседника. Она тоже дана не всем, но, тем не менее, это уникальная особенность нашего биологического вида, которой мы подозрительно редко пользуемся по прямому назначению.
- Знаешь, твоя идея не нова и вообще во всем этом безобразии есть рациональное звено. Но ты либо плохой социолог, либо неудавшийся психолог, которому не досталось студенческой практики, раз собираешься сделать из средне
Four rooms
“I am glad that you and I have finally met!”
- Mutually, and let's go straight to “you”, okay? Otherwise, it creates the feeling that you owe me and specially fertilize me, so that I will be imbued with respect and sympathy and forget about duty.
- “Fertilizing”, probably? How are the tomatoes in the garden?
“It doesn't matter, to the point.”
- Yes, sorry. Do I owe you anything?
He smiled faintly and reached into his pocket for a pack of cigarettes. Actually, I'm not sure it was a smile. It looked more like he grimaced at a poppy seed stuck in his teeth and stuck a cigarette in his mouth to pick it out.
In the cafe that evening it was already quite heavily smoked, despite the fact that ventilation was buzzing under the ceiling. It was as if a huge creaking mill, turning invisible millstones, rubbed tobacco smoke and sticky coffee dust into peeled flour, from which disgusting buns were baked in an adjacent bakery. Gray, shriveled, and slightly sour in taste, they left a distinct trace of ash on the tongue.
You couldn’t even smoke. Relax and, gathering full light smoke, turn the lighter in your fingers. I used to smoke just to pass the time and take something in my hands. You sit, fingering, looking around, looking at monotonous visitors, looking for an outstanding personality among them, who is sure to look you in the eye at the most inopportune moment.
“You already know what we'll talk about?”
“Well, I didn’t just come here.” You have a dubious eatery in a not-so-convenient place. Yes, and bring coffee cold. Not even just cold, but cooled. And all because the waiters sharpen their hair at the counter for half an hour, the bartender shoots the eyes of sloppy hipsters, and most visitors generally sit with their eyes turned on the monitors and do not notice anything.
“And you yourself immediately noticed that it was a vicious circle.”
- What exactly?
- This whole picture. The waiters sharpen, the bartenders shoot, people stare at the detached. And the result is iced coffee, which embodies the imperfection of this world, fully concentrated in this godforsaken institution, located in a not very convenient place.
- Doubtful.
- Sorry, what?
- Doubtful, not forgotten by God.
- Ah, yes, I distorted it.
He seemed to be somewhere a little over thirty. A healthy man, rising above the table as the Red Triangle above the Bypass, such people rarely appear in our cafe. Neat, graying, balding, with glasses, burrs a little and smokes very quickly.
It even seemed to me that his movements were somehow nervous, as if at the last moment someone was pulling him, and he was resisting. However, it looks quite natural, as if it should be so. It is all the more interesting to watch him against the background of the younger generation, photographing eclairs on phones.
- In our cafe everyone is talking. Of course, this is not a revelation and does not contradict the pattern of a regular cafe. It’s just that we are not communicating here for the sake of purpose, not to clog the air with information about how happy we are, or vice versa, to complain about a life constantly presenting unpleasant surprises. We do not settle work problems, do not argue about politics, do not conduct interviews, do not make dates. We collect portraits. “Gathering”, maybe not the most successful word ... draw, colorize, assemble, as you like. Each in its own way.
So I'm trying to put together your portrait. It is to assemble. From the short and simple stories of your life, to later introduce you to the rest, whether they want it or not. In the light in which you appear before me And then you can share your thoughts about me.
It just so happened that I and several of my friends, opening this place, had absolutely no idea what we would be doing. Therefore, they called it "Four rooms." I have already been told that there is a kind of film with that name, but I did not watch it, so our party has nothing to do with it. At least that was not intended.
And the four most ordinary rooms were conceived. The social network where we met is the first room, our living room and entrance hall in the same room. Sooner or later, everyone who ever heard of us, visited us, or just for the sake of curiosity, is going to gather there. Also, those who leave us for some reason get there.
The second room is the kitchen, in which we continue to conduct conversations with those who have found the strength to crawl out of the Web. You and I are right now in her. By tradition, in our kitchen people smoke, eat and drink.
The third room is a gallery where we flaunt ready-made portraits. We have this - a scene in the corner of the hall, where everyone can share a portrait of the other. For example, I can go on stage and start talking about you, if you, of course, want this. More often, however, specially trained people with musical instruments speak to us under unhurried blues rhythms. But quite often activists like me are perched there and sing an ode to some next new visitor to this hot spot.
And finally, the fourth, most secluded and unusual room is the bedroom, where
“I am glad that you and I have finally met!”
- Mutually, and let's go straight to “you”, okay? Otherwise, it creates the feeling that you owe me and specially fertilize me, so that I will be imbued with respect and sympathy and forget about duty.
- “Fertilizing”, probably? How are the tomatoes in the garden?
“It doesn't matter, to the point.”
- Yes, sorry. Do I owe you anything?
He smiled faintly and reached into his pocket for a pack of cigarettes. Actually, I'm not sure it was a smile. It looked more like he grimaced at a poppy seed stuck in his teeth and stuck a cigarette in his mouth to pick it out.
In the cafe that evening it was already quite heavily smoked, despite the fact that ventilation was buzzing under the ceiling. It was as if a huge creaking mill, turning invisible millstones, rubbed tobacco smoke and sticky coffee dust into peeled flour, from which disgusting buns were baked in an adjacent bakery. Gray, shriveled, and slightly sour in taste, they left a distinct trace of ash on the tongue.
You couldn’t even smoke. Relax and, gathering full light smoke, turn the lighter in your fingers. I used to smoke just to pass the time and take something in my hands. You sit, fingering, looking around, looking at monotonous visitors, looking for an outstanding personality among them, who is sure to look you in the eye at the most inopportune moment.
“You already know what we'll talk about?”
“Well, I didn’t just come here.” You have a dubious eatery in a not-so-convenient place. Yes, and bring coffee cold. Not even just cold, but cooled. And all because the waiters sharpen their hair at the counter for half an hour, the bartender shoots the eyes of sloppy hipsters, and most visitors generally sit with their eyes turned on the monitors and do not notice anything.
“And you yourself immediately noticed that it was a vicious circle.”
- What exactly?
- This whole picture. The waiters sharpen, the bartenders shoot, people stare at the detached. And the result is iced coffee, which embodies the imperfection of this world, fully concentrated in this godforsaken institution, located in a not very convenient place.
- Doubtful.
- Sorry, what?
- Doubtful, not forgotten by God.
- Ah, yes, I distorted it.
He seemed to be somewhere a little over thirty. A healthy man, rising above the table as the Red Triangle above the Bypass, such people rarely appear in our cafe. Neat, graying, balding, with glasses, burrs a little and smokes very quickly.
It even seemed to me that his movements were somehow nervous, as if at the last moment someone was pulling him, and he was resisting. However, it looks quite natural, as if it should be so. It is all the more interesting to watch him against the background of the younger generation, photographing eclairs on phones.
- In our cafe everyone is talking. Of course, this is not a revelation and does not contradict the pattern of a regular cafe. It’s just that we are not communicating here for the sake of purpose, not to clog the air with information about how happy we are, or vice versa, to complain about a life constantly presenting unpleasant surprises. We do not settle work problems, do not argue about politics, do not conduct interviews, do not make dates. We collect portraits. “Gathering”, maybe not the most successful word ... draw, colorize, assemble, as you like. Each in its own way.
So I'm trying to put together your portrait. It is to assemble. From the short and simple stories of your life, to later introduce you to the rest, whether they want it or not. In the light in which you appear before me And then you can share your thoughts about me.
It just so happened that I and several of my friends, opening this place, had absolutely no idea what we would be doing. Therefore, they called it "Four rooms." I have already been told that there is a kind of film with that name, but I did not watch it, so our party has nothing to do with it. At least that was not intended.
And the four most ordinary rooms were conceived. The social network where we met is the first room, our living room and entrance hall in the same room. Sooner or later, everyone who ever heard of us, visited us, or just for the sake of curiosity, is going to gather there. Also, those who leave us for some reason get there.
The second room is the kitchen, in which we continue to conduct conversations with those who have found the strength to crawl out of the Web. You and I are right now in her. By tradition, in our kitchen people smoke, eat and drink.
The third room is a gallery where we flaunt ready-made portraits. We have this - a scene in the corner of the hall, where everyone can share a portrait of the other. For example, I can go on stage and start talking about you, if you, of course, want this. More often, however, specially trained people with musical instruments speak to us under unhurried blues rhythms. But quite often activists like me are perched there and sing an ode to some next new visitor to this hot spot.
And finally, the fourth, most secluded and unusual room is the bedroom, where
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Андрей Латников
