У меня начался период Леонида Филатова
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди...
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу, и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди...
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу, и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.
I started the period of Leonid Filatov
That klyat year for many years, I sometimes crawled off the hospital bed.
He raked up his fragments and debris and reconstructed his skeleton.
And he stole himself from the sensitive nurses, smelling the sharp smell of the will with his nostrils,
I ran off to Olya's two-year granddaughter there, smelling space on life.
Olya and I went to the children's park, sat on our favorite swings,
They jammed the juice, ate ice cream, watched the walking dogs.
The rides were a dime a dozen, but the day was burning, and the sun was cooling,
And Olya got tired, lagged behind and quietly ached, wait grandfather.
Leaving Sunday behind, I returned to the walls of hospital guests,
But in the ward Olin heard a voice, give a hand to grandfather, grandfather, wait a minute ...
And I was a year old, a year old, no matter how strong I was, but I didn’t have years on the next beds,
Sickly, dried, stunted, left, no one asked them to wait a minute.
When I feel a burning sensation in my chest, I see how from the other side of the field
Little Olya rushes to me with a heart-rending cry: "Grandfather, ah, wait, wait ..."
And I, I still, and seem to tolerate any flour,
While that tiny hand in my exhausted hand still hold.
That klyat year for many years, I sometimes crawled off the hospital bed.
He raked up his fragments and debris and reconstructed his skeleton.
And he stole himself from the sensitive nurses, smelling the sharp smell of the will with his nostrils,
I ran off to Olya's two-year granddaughter there, smelling space on life.
Olya and I went to the children's park, sat on our favorite swings,
They jammed the juice, ate ice cream, watched the walking dogs.
The rides were a dime a dozen, but the day was burning, and the sun was cooling,
And Olya got tired, lagged behind and quietly ached, wait grandfather.
Leaving Sunday behind, I returned to the walls of hospital guests,
But in the ward Olin heard a voice, give a hand to grandfather, grandfather, wait a minute ...
And I was a year old, a year old, no matter how strong I was, but I didn’t have years on the next beds,
Sickly, dried, stunted, left, no one asked them to wait a minute.
When I feel a burning sensation in my chest, I see how from the other side of the field
Little Olya rushes to me with a heart-rending cry: "Grandfather, ah, wait, wait ..."
And I, I still, and seem to tolerate any flour,
While that tiny hand in my exhausted hand still hold.
У записи 6 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Анна Перелыгина
