Он долго не мог помириться с той мыслью,...

Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслью, что это только так, покамест он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили из нее без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь все не доволен, все мне хочется сделать что-то для человечества, – говорил он себе в минуты гордости. – А может быть, и все те мои товарищи, точно так же как и я, бились, искали какой-то новой, своей дороги в жизни и, так же как и я, силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», – говорил он себе в минуты скромности, и, поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.

Война и мир.
For a long time he could not make up with the thought that he was the very retired Moscow chamberlain, the type of whom he so deeply despised seven years ago.
Sometimes he consoled himself with the thought that it was only so, for the time being, he led this life; but then he was horrified by another thought that so, for the time being, how many people already entered, like him, with all his teeth and hair, into this life and this club and left it without one tooth and hair.
In moments of pride, when he thought about his position, it seemed to him that he was completely different, special from those retired chamberlainists whom he despised before, that they were vulgar and stupid, contented and reassured by their position, “and now I’m not I'm happy, I want to do everything for humanity, he told himself in moments of pride. - Or maybe all those of my comrades, just like me, fought, searched for some new, my way in life and, like me, by the power of the situation, society, breed, that elemental force, against which man has no power, they were brought to the same place as I, ”he told himself in moments of modesty, and, having lived in Moscow for some time, he did not despise already, but began to love, respect and regret, as well as himself, their own on the fate of comrades.

War and Peace.
У записи 2 лайков,
0 репостов,
187 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Фёдор Ким

Понравилось следующим людям