Слушайте, недавно осознал совершенно непереносимый факт – люди, родившиеся в 90–х, уже после развала СССР – умеют говорить, читать, писать, работать менеджерами отделов, руководить молодежными политическими организациями, брать ипотеку, открывать общества с ограниченной ответственностью, стрелять из стечкиных, покупать BMW, заводить семью и даже рожать детей! Еще в недалеком прошлом казалось, что 92–го года рождения – это ясли, в лучшем случае детский сад, что–то очень молодое, появившееся на свет совсем недавно, а тут ты натыкаешься в какой–нибудь криминальной хронике на бородатого детину с татуировками, и оказывается, что он родился в 90–х.
Это свершившийся ужас, аксиома – мы, восьмидесятники, больше не считается «молодыми людьми». Я привык быть младше всех. Младше всех в классе, младше всех в универе, младше всех на работе, младше всех среди детей отцовских друзей. Это придавало энтузиазма, наполняло обманчивым оптимизмом. «Ну, все еще впереди!». Ты молод, успешен, у тебя есть фора – фора времени. Тебе представлялось, что так будет всегда. Младше всех, а значит, сравнительно – лучше всех.
Затем, постепенно, пошли сигналы – девочка из HR оказывается 88–го. Муниципальный депутат 89–го. Владелец популярного youtube–канала 91–го, стартапер–миллионер — 92–го.
И сладкая истома восьмидесятчества сходит на нет. Молодость больше не может служить оправданием. Мы стали теми, с кем с бахвальством конкурировали в юности. В нашей юности, которой не стало. Число «30» приближается со скоростью японского поезда. Уже давно пора подвести первые итоги, а ты до сих пор ведешь себя как подросток. Время сыплется, как песок сквозь пальцы, а ты все еще так внутренне молод, что можешь позволить себе настолько заезженное сравнение, не говоря уже о «сладкой истоме».
Что дальше? Кардиограммы. Диета. Седина. Ты лепил армии из пластилина, они же, пальцем обводя их прямоугольником, посылают армии в бой на планшете. Ты учил английский язык по зеленому медведю Muzzy (“I’m Corvax!”), они на английском пишут аналитические статьи в Foreign Affairs. Я стал бояться узнавать чужой возраст и подумывать о том, чтобы скрывать свой. Я с благодарностью смотрю на кассирш, спрашивающих у меня документы, и с натянутым подозрением – на присланные резюме, где виднеется заклятая девятка. Девятка, бывшая первым автомобилем многих наших отцов, но превратившаяся в штамп, герб, печать молодых наглецов, посмевших так быстро повзрослеть.
Время. Сука ты бессердечная.
Это свершившийся ужас, аксиома – мы, восьмидесятники, больше не считается «молодыми людьми». Я привык быть младше всех. Младше всех в классе, младше всех в универе, младше всех на работе, младше всех среди детей отцовских друзей. Это придавало энтузиазма, наполняло обманчивым оптимизмом. «Ну, все еще впереди!». Ты молод, успешен, у тебя есть фора – фора времени. Тебе представлялось, что так будет всегда. Младше всех, а значит, сравнительно – лучше всех.
Затем, постепенно, пошли сигналы – девочка из HR оказывается 88–го. Муниципальный депутат 89–го. Владелец популярного youtube–канала 91–го, стартапер–миллионер — 92–го.
И сладкая истома восьмидесятчества сходит на нет. Молодость больше не может служить оправданием. Мы стали теми, с кем с бахвальством конкурировали в юности. В нашей юности, которой не стало. Число «30» приближается со скоростью японского поезда. Уже давно пора подвести первые итоги, а ты до сих пор ведешь себя как подросток. Время сыплется, как песок сквозь пальцы, а ты все еще так внутренне молод, что можешь позволить себе настолько заезженное сравнение, не говоря уже о «сладкой истоме».
Что дальше? Кардиограммы. Диета. Седина. Ты лепил армии из пластилина, они же, пальцем обводя их прямоугольником, посылают армии в бой на планшете. Ты учил английский язык по зеленому медведю Muzzy (“I’m Corvax!”), они на английском пишут аналитические статьи в Foreign Affairs. Я стал бояться узнавать чужой возраст и подумывать о том, чтобы скрывать свой. Я с благодарностью смотрю на кассирш, спрашивающих у меня документы, и с натянутым подозрением – на присланные резюме, где виднеется заклятая девятка. Девятка, бывшая первым автомобилем многих наших отцов, но превратившаяся в штамп, герб, печать молодых наглецов, посмевших так быстро повзрослеть.
Время. Сука ты бессердечная.
Listen, you recently realized a completely intolerable fact - people born in the 90s, after the collapse of the USSR, can speak, read, write, work as department managers, lead youth political organizations, take mortgages, open limited liability companies, shoot from the gunmen, buy a BMW, start a family and even have children! Even in the recent past, it seemed that the 92nd year of birth was a nursery, at best a kindergarten, something very young that came into being quite recently, and then you come across in some criminal chronicle a bearded fellow with tattoos, and it turns out he was born in the 90s.
This is an accomplished horror, an axiom - we, the eighties, are no longer considered "young people." I used to be younger. The youngest in the class, the youngest in the university, the youngest at work, the youngest among the children of their father's friends. It gave enthusiasm, filled with deceptive optimism. "Well, still ahead!". You are young, successful, you have a handicap - the handicap of time. It seemed to you that it will always be like this. Younger than all, and therefore comparatively - better than all.
Then, gradually, the signals went - the girl from HR turns out to be the 88th. Municipal deputy 89th. The owner of the popular youtube – channel 91st, the startup millionaire - 92nd.
And the sweet languor of the eighties is fading away. Youth can no longer be an excuse. We became those with a boast of competing in our youth. In our youth, which is no more. The number "30" is approaching with the speed of a Japanese train. It's time to sum up the first results, and you still behave like a teenager. Time pours like sand through your fingers, and you are still so internally young that you can afford such a hackneyed comparison, not to mention the "sweet languor."
What's next? Cardiograms. Diet. Gray hair You made an army of plasticine, and they, with a rectangle encircling them with their fingers, send armies to battle on the tablet. You studied English in the Muzzy Green Bear (“I’m Corvax!”), They write analytical articles in Foreign Affairs in English. I began to be afraid of finding out someone else's age and thinking about hiding my own. I gratefully look at the cashier, who ask me for documents, and with strained suspicion - at sent summaries, where the sworn nine can be seen. Nine, the former car of many of our fathers, but turned into a stamp, emblem, seal of young insolent, who dared to grow up so quickly.
Time. Bitch you heartless.
This is an accomplished horror, an axiom - we, the eighties, are no longer considered "young people." I used to be younger. The youngest in the class, the youngest in the university, the youngest at work, the youngest among the children of their father's friends. It gave enthusiasm, filled with deceptive optimism. "Well, still ahead!". You are young, successful, you have a handicap - the handicap of time. It seemed to you that it will always be like this. Younger than all, and therefore comparatively - better than all.
Then, gradually, the signals went - the girl from HR turns out to be the 88th. Municipal deputy 89th. The owner of the popular youtube – channel 91st, the startup millionaire - 92nd.
And the sweet languor of the eighties is fading away. Youth can no longer be an excuse. We became those with a boast of competing in our youth. In our youth, which is no more. The number "30" is approaching with the speed of a Japanese train. It's time to sum up the first results, and you still behave like a teenager. Time pours like sand through your fingers, and you are still so internally young that you can afford such a hackneyed comparison, not to mention the "sweet languor."
What's next? Cardiograms. Diet. Gray hair You made an army of plasticine, and they, with a rectangle encircling them with their fingers, send armies to battle on the tablet. You studied English in the Muzzy Green Bear (“I’m Corvax!”), They write analytical articles in Foreign Affairs in English. I began to be afraid of finding out someone else's age and thinking about hiding my own. I gratefully look at the cashier, who ask me for documents, and with strained suspicion - at sent summaries, where the sworn nine can be seen. Nine, the former car of many of our fathers, but turned into a stamp, emblem, seal of young insolent, who dared to grow up so quickly.
Time. Bitch you heartless.
У записи 36 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Егор Николаевич
