А вы знаете, хорошо)
Евгений Евтушенко.
ПЕРВАЯ МАШИНИСТКА.
Машинисток я знал десятки,
А быть может я знал их сотни.
Те-
печатали будто с досады,
те-
печатали сонно-сонно,
Были резкие,
было вежливые.
Всем им кланяюсь низко-низко.
Но одну не забуду вечно –
мою первую машинистку.
Это было в спортивной редакции,
где машинки как мотоциклеты
где спортивные и рыбацкие
на столах возвышались заметки.
И пятнадцатилетним мальчиком,
Неумытый,
Голодный,
Ушастый,
я ходил туда в синей маечке,
Я печататься жаждал ужасно!
Весь чернилами перемазанный
Вдохновенно. А не халтурно
я слагал стихи первомайские
К Дню шахтера и к дню физкультурника.
Был там очень добрый заведующий,
Мне, наверное, втайне завидующий.
Как я ждал того мига заветного,
когда он, вникая замедленно,
где-то в строчке исправив ошибку,
скажет,
тяжко вздохнув:
«На машинку!»
Там сидела Татьяна Сергеевна,
на заметки презрительно глядя.
В перманенте рыжем серебряно
проступали седые пряди.
Было что-то в ней детское,
птичье,
Но какое-то было величие
И была какая-то сила,
Независимая и едкая,
Даже в том,
Как она просила:
«Отложите-ка сигаретку!»
Она морщилась,
Содрогательно
Фельетоны беря бородатые,
И печатала сострадательно
Мои опусы барабанные.
И, застенчив. Как будто с Фемидой,
Я, на краешке стула сев,
Так просил её перед фамилией
Напечатать не «Е»,
а «Евг.»
И когда мне мой опус новый
Положили с «Н.П.»
На стол,
Мне сказала она с жесткой ноткой:
«Слава Богу, что не пошел!»
Но однажды
Листочки скомканные
Я принес ей в табачный дым.
А она:
«Вроде праздник не скоро…
Что – не к празднику?
Поглядим!»
Тоже скучное выражение, -
Мол ни холодно,
Ни горячо.
Вдруг застыла машинка:
«Женя,
А вы знаете –
Хорошо!»
… Стал я редко бывать в той редакции.
Просто вырос –
Немудрено.
Были «ахи», были ругательства,
Только это мне все равно.
Дорогая Татьяна Сергеевна!
Я грущу о вас нежно, сердечно.
Как вам там в машбюро покуривается?
Как вам там на машинке постукивается?
И несут ли стихи свои мальчики,
Неумытые, в синеньких маечках?
Ожидая от мира оваций,
К Дню Победы и к Дню авиации!?
Одного мне ужасно хочется:
Написать такое-такое,
Чтоб спасало людей в одиночестве,
Будто тронула мама рукою.
Чтоб я вас принес эту штуку
На машинку. И с тем же дрожанием
Я испытывал ту же муку
И за почерк, и за содержание.
Чтоб затихло каретки движение,
Чтоб читали ещё и ещё
И сказали мне просто: «Женя,
А вы знаете, - хорошо!»
1960г.
Евгений Евтушенко.
ПЕРВАЯ МАШИНИСТКА.
Машинисток я знал десятки,
А быть может я знал их сотни.
Те-
печатали будто с досады,
те-
печатали сонно-сонно,
Были резкие,
было вежливые.
Всем им кланяюсь низко-низко.
Но одну не забуду вечно –
мою первую машинистку.
Это было в спортивной редакции,
где машинки как мотоциклеты
где спортивные и рыбацкие
на столах возвышались заметки.
И пятнадцатилетним мальчиком,
Неумытый,
Голодный,
Ушастый,
я ходил туда в синей маечке,
Я печататься жаждал ужасно!
Весь чернилами перемазанный
Вдохновенно. А не халтурно
я слагал стихи первомайские
К Дню шахтера и к дню физкультурника.
Был там очень добрый заведующий,
Мне, наверное, втайне завидующий.
Как я ждал того мига заветного,
когда он, вникая замедленно,
где-то в строчке исправив ошибку,
скажет,
тяжко вздохнув:
«На машинку!»
Там сидела Татьяна Сергеевна,
на заметки презрительно глядя.
В перманенте рыжем серебряно
проступали седые пряди.
Было что-то в ней детское,
птичье,
Но какое-то было величие
И была какая-то сила,
Независимая и едкая,
Даже в том,
Как она просила:
«Отложите-ка сигаретку!»
Она морщилась,
Содрогательно
Фельетоны беря бородатые,
И печатала сострадательно
Мои опусы барабанные.
И, застенчив. Как будто с Фемидой,
Я, на краешке стула сев,
Так просил её перед фамилией
Напечатать не «Е»,
а «Евг.»
И когда мне мой опус новый
Положили с «Н.П.»
На стол,
Мне сказала она с жесткой ноткой:
«Слава Богу, что не пошел!»
Но однажды
Листочки скомканные
Я принес ей в табачный дым.
А она:
«Вроде праздник не скоро…
Что – не к празднику?
Поглядим!»
Тоже скучное выражение, -
Мол ни холодно,
Ни горячо.
Вдруг застыла машинка:
«Женя,
А вы знаете –
Хорошо!»
… Стал я редко бывать в той редакции.
Просто вырос –
Немудрено.
Были «ахи», были ругательства,
Только это мне все равно.
Дорогая Татьяна Сергеевна!
Я грущу о вас нежно, сердечно.
Как вам там в машбюро покуривается?
Как вам там на машинке постукивается?
И несут ли стихи свои мальчики,
Неумытые, в синеньких маечках?
Ожидая от мира оваций,
К Дню Победы и к Дню авиации!?
Одного мне ужасно хочется:
Написать такое-такое,
Чтоб спасало людей в одиночестве,
Будто тронула мама рукою.
Чтоб я вас принес эту штуку
На машинку. И с тем же дрожанием
Я испытывал ту же муку
И за почерк, и за содержание.
Чтоб затихло каретки движение,
Чтоб читали ещё и ещё
И сказали мне просто: «Женя,
А вы знаете, - хорошо!»
1960г.
And you know, well)
Yevgeny Yevtushenko.
FIRST MACHINERY.
I knew dozens of typists,
And maybe I knew hundreds of them.
Those-
printed like with annoyance
those-
printed sleepily,
Were sharp,
was polite.
I bow to them all low-low.
But I will not forget one forever -
my first typist.
It was in the sports edition,
where cars like motorbikes
where are sports and fishing
There were notes on the tables.
And a boy of fifteen,
Unwashed,
Hungry,
Eared,
I went there in a blue T-shirt,
I typed craved awful!
Whole ink smudged
Inspired by And not carelessly
I composed poems May Day
To the Day of the Miner and to the Day of the Athlete.
There was a very kind manager there
I am probably secretly envious.
As I waited for that cherished moment,
when he, penetrating slowly,
somewhere in the line correcting the error
will say
sighing heavily:
"On a typewriter!"
There sat Tatyana Sergeevna,
looking at the notes contemptuously.
In permanent red silver
gray strands appeared.
There was something childlike about her,
bird's
But some was greatness
And there was some strength
Independent and fretful
Even that
As she asked:
“Put aside a cigarette!”
She frowned
Shuddering
Feuilletons taking bearded,
And typed compassionately
My opuses are drum.
And shy. Like with Themis,
I sat on the edge of the chair,
So I asked her before the name
Print not "E"
a "Eug."
And when I get my new opus
Laid with "N.P."
On the table,
She told me with a harsh note:
"Thank God, that did not go!"
But once
Crumpled leaves
I brought her tobacco smoke.
And she:
"It seems the holiday is not soon ...
What - not for the holiday?
Let's see! "
Also a boring expression, -
Like neither cold
Nor hot.
Suddenly, the machine froze:
"Zhenya,
Do you know -
Good!"
... I have rarely been in that edition.
Just grown -
No wonder
There were "ahs", there were curses,
Only this is all the same to me.
Dear Tatyana Sergeevna!
I am sad about you gently, heartily.
How do you smoke there in the mashbyuro?
How do you get there on a typewriter?
And do the boys carry their poems
Unwashed, in blue T-shirts?
Expecting a standing ovation from the world
To the Victory Day and the Day of Aviation !?
I really want one:
Write such is
To save people in solitude,
Like mom touched hand.
So I brought you this thing
On the machine. And with the same shake
I experienced the same flour
And for the handwriting, and for the content.
To silence the carriage movement,
To read more and more
And they simply said to me: “Zhenya,
And you know - well! "
1960
Yevgeny Yevtushenko.
FIRST MACHINERY.
I knew dozens of typists,
And maybe I knew hundreds of them.
Those-
printed like with annoyance
those-
printed sleepily,
Were sharp,
was polite.
I bow to them all low-low.
But I will not forget one forever -
my first typist.
It was in the sports edition,
where cars like motorbikes
where are sports and fishing
There were notes on the tables.
And a boy of fifteen,
Unwashed,
Hungry,
Eared,
I went there in a blue T-shirt,
I typed craved awful!
Whole ink smudged
Inspired by And not carelessly
I composed poems May Day
To the Day of the Miner and to the Day of the Athlete.
There was a very kind manager there
I am probably secretly envious.
As I waited for that cherished moment,
when he, penetrating slowly,
somewhere in the line correcting the error
will say
sighing heavily:
"On a typewriter!"
There sat Tatyana Sergeevna,
looking at the notes contemptuously.
In permanent red silver
gray strands appeared.
There was something childlike about her,
bird's
But some was greatness
And there was some strength
Independent and fretful
Even that
As she asked:
“Put aside a cigarette!”
She frowned
Shuddering
Feuilletons taking bearded,
And typed compassionately
My opuses are drum.
And shy. Like with Themis,
I sat on the edge of the chair,
So I asked her before the name
Print not "E"
a "Eug."
And when I get my new opus
Laid with "N.P."
On the table,
She told me with a harsh note:
"Thank God, that did not go!"
But once
Crumpled leaves
I brought her tobacco smoke.
And she:
"It seems the holiday is not soon ...
What - not for the holiday?
Let's see! "
Also a boring expression, -
Like neither cold
Nor hot.
Suddenly, the machine froze:
"Zhenya,
Do you know -
Good!"
... I have rarely been in that edition.
Just grown -
No wonder
There were "ahs", there were curses,
Only this is all the same to me.
Dear Tatyana Sergeevna!
I am sad about you gently, heartily.
How do you smoke there in the mashbyuro?
How do you get there on a typewriter?
And do the boys carry their poems
Unwashed, in blue T-shirts?
Expecting a standing ovation from the world
To the Victory Day and the Day of Aviation !?
I really want one:
Write such is
To save people in solitude,
Like mom touched hand.
So I brought you this thing
On the machine. And with the same shake
I experienced the same flour
And for the handwriting, and for the content.
To silence the carriage movement,
To read more and more
And they simply said to me: “Zhenya,
And you know - well! "
1960
У записи 3 лайков,
1 репостов,
324 просмотров.
1 репостов,
324 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Коновалова
