Поздний вечер среды или четверга. В баре уже выключен свет – подвальчик скоро закрывается. Пьяный вечер подходит к концу и пора спешить на метро. Но...
Но вот ожидаемый поворот. На лестнице в бар послышался шелест. В дверях показались трое: несвежие молодые люди от 30 лет, с удлиненными волосами и растительностью на лицах, в руках бутылки с прохладительными напитками.
– Привет!
– Привет! Я тебя где-то видел, – сообщил мне светловолосый гость.
– Мы уже закрываемся, – дружелюбно объявил бармен.
– Мы ненадолго, нам нужно посмотреть помещение вашего бара для мероприятия, – извиняясь выдал главарь троицы.
– А вы кто? – Поинтересовался я.
– Мы поэты.
В точку. Поэты. Всё стало ясно: и почему у них удлиненные волосы, и почему растительность, и почему они несвежи и поздно ломятся в бар на буднях, не выпускают из рук бутылок дешевого бухла. Поэзия объясняла и несколько вычурный наряд их лидера. Вроде бы всё обычно: твидовые пальто, кепка, но общая подача такова, будто бы это Егор Летов ставший хипстером. Особенно примечательным в этом вопросе оказался помпон на кепке. Он вносил решающий punctum в образ предводителя стихотворцев.
Светловолосый продолжил:
– Я вспомнил, откуда я тебя знаю! Ты ведь учился на философском, я там тоже учился. Второе высшее. Но я позже зако... в 2011 -м... я на кафед...
"Философский факультет. Ну, конечно! Где еще могут выкристализовываться такие реликты," – Я повторил про себя мысль, регулярно посещающую меня в самые необычные мгновения, самых необычных обстоятельств.
Светловолосый смотрелся пусть и не твидово, но старомодно. Наверное так и подобает философу – отображаться совсем уж не творчески и даже обычно, не актуально, но эпохально. Ниже остальных ростом, он выглядел моложе и не отличался ничем от тривиального поклонника русского рока постперестроечного периода.
Внезапно меня посетило сравнение этой троицы со знаменитой гайдаевской – Трус, Балбес и Бывалый. Тут же я признал несостоятельность этого сравнения. Неизвестно ведь, кто из них и насколько труслив или мужественен. Да и, честно признаться, все трое казались "Балбесами". Но нет! Бывалого я заприметил.
Третий поэт был самым взрослым и самым нетрезвым. Он иногда сипел что-то невнятное. В руках у него был символ Бывалого – примятая от крепкого рукопожатия баночка коктейля "Чёрный Русский". Он мало говорил, но, как подобает истинному поэту, много созерцал. Досозерцался он до того, что бармен по доброте душевной (или издевательства для) угостил его рюмкой домашней настойки.
Хипстер, Философ и Бывалый – вот она новая троица петербургского творческого андеграунда, архетипическая плеяда, богемные клошары, созерцатели и творцы. Они явились будто воплощенные ангелы, но ангелы обескураженного и изнасилованного жанра, получающего удовольствия от собственной импотенции. Может быть они не поэты, не философы и вовсе не бывалые, ведь в целом они неплохие и веселые ребята. Но выбрали они интересные амплуа. Эти амплуа хотелось раскрыть.
Мы перекинулись парой фраз о поэзии, поэтах и рационализме Декарта. Стало понятно, что этот разговор уходит не туда: с философами и творческими нельзя увлекаться в области их самоутверждения.
– А есть ли поэзия после тридцати? – Задал я не садистский, но ироничный вопрос.
Стало тяжело. Вопрос нужно было взвесить. Этого я не сделал (умышленно?), но начали делать поэты. Мы пошли якобы на перекур, но тут же распрощались и разошлись.
Поэзия – сложный жанр.
Но вот ожидаемый поворот. На лестнице в бар послышался шелест. В дверях показались трое: несвежие молодые люди от 30 лет, с удлиненными волосами и растительностью на лицах, в руках бутылки с прохладительными напитками.
– Привет!
– Привет! Я тебя где-то видел, – сообщил мне светловолосый гость.
– Мы уже закрываемся, – дружелюбно объявил бармен.
– Мы ненадолго, нам нужно посмотреть помещение вашего бара для мероприятия, – извиняясь выдал главарь троицы.
– А вы кто? – Поинтересовался я.
– Мы поэты.
В точку. Поэты. Всё стало ясно: и почему у них удлиненные волосы, и почему растительность, и почему они несвежи и поздно ломятся в бар на буднях, не выпускают из рук бутылок дешевого бухла. Поэзия объясняла и несколько вычурный наряд их лидера. Вроде бы всё обычно: твидовые пальто, кепка, но общая подача такова, будто бы это Егор Летов ставший хипстером. Особенно примечательным в этом вопросе оказался помпон на кепке. Он вносил решающий punctum в образ предводителя стихотворцев.
Светловолосый продолжил:
– Я вспомнил, откуда я тебя знаю! Ты ведь учился на философском, я там тоже учился. Второе высшее. Но я позже зако... в 2011 -м... я на кафед...
"Философский факультет. Ну, конечно! Где еще могут выкристализовываться такие реликты," – Я повторил про себя мысль, регулярно посещающую меня в самые необычные мгновения, самых необычных обстоятельств.
Светловолосый смотрелся пусть и не твидово, но старомодно. Наверное так и подобает философу – отображаться совсем уж не творчески и даже обычно, не актуально, но эпохально. Ниже остальных ростом, он выглядел моложе и не отличался ничем от тривиального поклонника русского рока постперестроечного периода.
Внезапно меня посетило сравнение этой троицы со знаменитой гайдаевской – Трус, Балбес и Бывалый. Тут же я признал несостоятельность этого сравнения. Неизвестно ведь, кто из них и насколько труслив или мужественен. Да и, честно признаться, все трое казались "Балбесами". Но нет! Бывалого я заприметил.
Третий поэт был самым взрослым и самым нетрезвым. Он иногда сипел что-то невнятное. В руках у него был символ Бывалого – примятая от крепкого рукопожатия баночка коктейля "Чёрный Русский". Он мало говорил, но, как подобает истинному поэту, много созерцал. Досозерцался он до того, что бармен по доброте душевной (или издевательства для) угостил его рюмкой домашней настойки.
Хипстер, Философ и Бывалый – вот она новая троица петербургского творческого андеграунда, архетипическая плеяда, богемные клошары, созерцатели и творцы. Они явились будто воплощенные ангелы, но ангелы обескураженного и изнасилованного жанра, получающего удовольствия от собственной импотенции. Может быть они не поэты, не философы и вовсе не бывалые, ведь в целом они неплохие и веселые ребята. Но выбрали они интересные амплуа. Эти амплуа хотелось раскрыть.
Мы перекинулись парой фраз о поэзии, поэтах и рационализме Декарта. Стало понятно, что этот разговор уходит не туда: с философами и творческими нельзя увлекаться в области их самоутверждения.
– А есть ли поэзия после тридцати? – Задал я не садистский, но ироничный вопрос.
Стало тяжело. Вопрос нужно было взвесить. Этого я не сделал (умышленно?), но начали делать поэты. Мы пошли якобы на перекур, но тут же распрощались и разошлись.
Поэзия – сложный жанр.
Late Wednesday night or Thursday. The light is already off in the bar - the basement is closing soon. Drunk evening comes to an end and it's time to hurry on the subway. But...
But here's the expected turn. On the stairs to the bar I heard rustling. Three people appeared in the doorway: stale young men from 30 years old, with long hair and facial hair, in their hands bottles with soft drinks.
- Hello!
- Hello! I saw you somewhere, - the fair-haired guest informed me.
“We are closing now,” the bartender announced amiably.
“We are not for long, we need to look at the premises of your bar for the event,” the trio’s leader apologized.
- And who are you? - I asked.
- We are poets.
Exactly. Poets Everything became clear: why they have elongated hair, and why vegetation, and why they are stale and later burst into a bar on weekdays, do not let go of cheap booze from bottles. Poetry also explained their leader’s somewhat artsy attire. Everything seems to be usual: a tweed coat, a cap, but the general presentation is as if it were Egor Letov who became a hipster. Particularly noteworthy in this matter turned out to be a pompon on a cap. He made a decisive punctum in the image of the leader of the poet.
Blonde continued:
- I remembered how I know you! You studied philosophical, I studied there too. The second higher. But I later zako ... in 2011 ... I'm in the department ...
"The Faculty of Philosophy. Well, of course! Where else can such relicts be crystallized," I repeated to myself the thought that regularly visits me during the most unusual moments of the most unusual circumstances.
Blonde looked albeit not tweed, but old-fashioned. Probably so befits a philosopher - to appear absolutely not at all creatively and even usually, not relevant, but epochally. Below the rest, he looked younger and was no different from the trivial Russian rock fan of the post-perestroika period.
Suddenly, I was visited by a comparison of this trinity with the famous Gaidaev - Trus, Balbes and Experienced. Immediately I recognized the inconsistency of this comparison. It is not known who and how much cowardly or courageous. And, frankly, all three seemed to be “Loops”. But no! Experienced I noticed.
The third poet was the most grown-up and most drunk. He sometimes wheezed something unintelligible. In his hands he had the symbol of the Experienced - a jar of the Black Russian cocktail wrinkled from a strong handshake. He said little, but, as befits a true poet, contemplated a lot. He realized that the bartender out of the goodness of his soul (or mockery for) treated him with a glass of homemade tincture.
Hipster, Philosopher and Experienced - this is the new trinity of the St. Petersburg creative underground, the archetypical pleiad, the bohemian clochards, contemplators and creators. They appeared to be angels incarnate, but angels of a discouraged and raped genre enjoying their own impotence. Maybe they are not poets, not philosophers, and not at all experienced, because in general they are not bad and funny guys. But they chose an interesting role. I wanted to reveal these roles.
We exchanged a few phrases about the poetry, poets and rationalism of Descartes. It became clear that this conversation did not go there: philosophers and creatives should not be carried away in the field of their self-affirmation.
- Is there any poetry after thirty? - I asked not a sadistic, but ironic question.
It became hard. The question had to be weighed. I did not do this (intentionally?), But the poets began to do it. We went supposedly for a smoke break, but then we said goodbye and dispersed.
Poetry is a complex genre.
But here's the expected turn. On the stairs to the bar I heard rustling. Three people appeared in the doorway: stale young men from 30 years old, with long hair and facial hair, in their hands bottles with soft drinks.
- Hello!
- Hello! I saw you somewhere, - the fair-haired guest informed me.
“We are closing now,” the bartender announced amiably.
“We are not for long, we need to look at the premises of your bar for the event,” the trio’s leader apologized.
- And who are you? - I asked.
- We are poets.
Exactly. Poets Everything became clear: why they have elongated hair, and why vegetation, and why they are stale and later burst into a bar on weekdays, do not let go of cheap booze from bottles. Poetry also explained their leader’s somewhat artsy attire. Everything seems to be usual: a tweed coat, a cap, but the general presentation is as if it were Egor Letov who became a hipster. Particularly noteworthy in this matter turned out to be a pompon on a cap. He made a decisive punctum in the image of the leader of the poet.
Blonde continued:
- I remembered how I know you! You studied philosophical, I studied there too. The second higher. But I later zako ... in 2011 ... I'm in the department ...
"The Faculty of Philosophy. Well, of course! Where else can such relicts be crystallized," I repeated to myself the thought that regularly visits me during the most unusual moments of the most unusual circumstances.
Blonde looked albeit not tweed, but old-fashioned. Probably so befits a philosopher - to appear absolutely not at all creatively and even usually, not relevant, but epochally. Below the rest, he looked younger and was no different from the trivial Russian rock fan of the post-perestroika period.
Suddenly, I was visited by a comparison of this trinity with the famous Gaidaev - Trus, Balbes and Experienced. Immediately I recognized the inconsistency of this comparison. It is not known who and how much cowardly or courageous. And, frankly, all three seemed to be “Loops”. But no! Experienced I noticed.
The third poet was the most grown-up and most drunk. He sometimes wheezed something unintelligible. In his hands he had the symbol of the Experienced - a jar of the Black Russian cocktail wrinkled from a strong handshake. He said little, but, as befits a true poet, contemplated a lot. He realized that the bartender out of the goodness of his soul (or mockery for) treated him with a glass of homemade tincture.
Hipster, Philosopher and Experienced - this is the new trinity of the St. Petersburg creative underground, the archetypical pleiad, the bohemian clochards, contemplators and creators. They appeared to be angels incarnate, but angels of a discouraged and raped genre enjoying their own impotence. Maybe they are not poets, not philosophers, and not at all experienced, because in general they are not bad and funny guys. But they chose an interesting role. I wanted to reveal these roles.
We exchanged a few phrases about the poetry, poets and rationalism of Descartes. It became clear that this conversation did not go there: philosophers and creatives should not be carried away in the field of their self-affirmation.
- Is there any poetry after thirty? - I asked not a sadistic, but ironic question.
It became hard. The question had to be weighed. I did not do this (intentionally?), But the poets began to do it. We went supposedly for a smoke break, but then we said goodbye and dispersed.
Poetry is a complex genre.
У записи 9 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алексей Октябрь
