«Да как же вы можете верить в сглаз, — говорила я своему собеседнику, большому знатоку чиновного мира, — когда вот чиновники, ваши герои, именно есть доказательство, что никакого бытового сглаза и нет? Они демонстративно потребляют в беднеющей стране и не страшатся никакого массового сглаза. Разве же им не завидуют? Или вот городские чиновники — их часто и с наслаждением ругают, но никаких вибраций эта божба не производит. Вы верите, что сосед может позавидовать соседу и ненароком сглазить. А тут народище нависает».
«Да, в общем, боятся, — отвечал мне мой собеседник. — Красные нитки вяжут, у крупных персон есть энергетические бодигарды».
«Точно ли так?» — вскричала я.
«Говорят, — отвечал мой ньюсмейкер, — иногда можно заметить среди охраны какого-нибудь щуплого человечка сбоку, за левым плечом — так вроде он. Но понимаешь, сглаз такое дело… Тут только равный убьет. Зависть — особенная эмоция, по-настоящему завидуешь только равному, у которого чуть больше, чем у тебя. А у кого несоизмеримо больше — другие чувства. А сглаз и порча только на зависти работают, там вот эта сила нужна. Это на своих только действует. Так что чиновники друг друга боятся, а народа — нет. А вот мы боимся».
Мы друг друга и вправду боимся. З8% россиян верит в сглаз и порчу, и я расскажу, как это работает.
В 2009 году, на послекризисной волне, в небольшом городе Краснореченске мать и дочь открыли подушечную химчистку. Предприятие по сушке, чистке и перенабивке перьевых подушек и перин. Помещение было выбрано светлое, стены покрасили в оранжевый цвет. Немного даже хипстерская получилась химчистка, и с хорошей импортной начинкой — сушки были куплены наимощнейшие. Тогда было модно писать о самоспасении, о малом бизнесе, о стартапах. Москва вяло цвела, и приятно было думать, что в провинции появляются энергичные небольшие предприятия.
Началась работа. И в каждой, что ли, пятой перине или подушке наши героини стали находить странные предметы — какие-то иголки, тряпочки. Волосы.
Одна тряпичная куколка была обвернута в газету от 32-го года. Сначала хозяйки химчистки смеялись и даже говорили, что устроят музей городской порчи, а вы, московские, приезжайте поснимать.
Город между тем тяжело затих. Сначала оборот у химчистки стремительно увеличился, и перины им возили на багажниках, на велосипедах, на санках и в садовых тачках, потом, наоборот, случился откат, и чуть не полгода стояли машины почти без дела. А потом мать заболела. И дочь закрыла предприятие, снесла молотком вывеску, продала стиралки и сушки — долго искала покупателя, отдала задешево финнам. И больше ни с кем ни сказала ни одного слова об иголках и куколках. А жадным до забавного бытописателям велела передать, что существует понятие «А вдруг!». И она не знает, а вдруг мама, как им сказал городской женский ареопаг, действительно заболела от того, что вынимала «незащищенными» руками заговоренные предметы, то есть «брала порчу на себя».
ПОДРОБНЕЕ:
Почему крещенские купания набирают популярность
Дочь — еще недавно веселая, легкая девица, отгоняла меня от калитки, крестясь и отплевываясь. Заглянула в бездну, которая дышит внелогичным.
Тогда же я узнала, что в каждом городке есть охотники за привидениями — такие женщины, которые «защищенные», бывалые местные жительницы, и они ходят по домам и ищут эти тряпочки и иголки по всей квартире — в постели, под порогом и даже в красном углу за иконами. А если подложить в шкатулочку с семейным золотом черную копейку, то деньги из семьи начнут утекать.
Ох, какой можно было снять отечественный блокбастер из жизни команды по борьбе с порчей и сглазом!
И особенно много работы у таких женщин в городах, что ближе к югу.
Танцуем даже не от печки (печка — то, что остается и торчит пальцем в небо, когда дом исчезает, обрушивается, сгорает; печка — столп культуры), танцуем от костра, от самого начала, когда вокруг темно и страшно и когда нет еще даже «око за око». А есть, как сказал бы поэт и колумнист Воденников, «око за то, что холесенький такой».
Боги ревнивы и завистливы, завидуют людям, которые оказались одарены больше, чем положено. Соседи — наши боги сейчас. Они определяют нашу жизнь. Они те, кто окончательно доказывает нам, что равенства нет. Ни в любви, ни в дружбе, и даже среди тех, кто живет в одном панельном доме, равенства нет.
И ничего сделать нельзя, потому что зависть — это недооцененность, боль и мелодрама. Основа повседневной жизни.
И явление это масштаба неписаного, потому что мелодрамы в жизни у людей не хватает. Особенно это актуально для маленьких городов.
Вот смотрите: Москва — гнездо порока. И есть маленький город — колыбель добродетели. Где чаще супруги изменяют друг другу? В маленьком городе. Потому что больше нечем жить. Есть семья, любовные токи, человеческие отношения — большой город сублимирует все эти страсти в работу и ипотеку, а маленький город эксплуатирует «человеческое» до последнего.
Жизнь слободы построена на человеческих отношениях и регулируется не деньгами, а бесконечным движением репутационных капиталов.
В этом смысле порча и сглаз (одно отличается от другого тем, что сглазить можно случайно, а навести порчу только целенаправленно) — это своего рода штраф и банкротство безденежного мира.
Может ли зависть быть полезной? Да, конечно, она в начале своей жизни, пока не потемнеет, щекотная и газированная, и рождает конкуренцию. Я однажды видела карту зависти. В одной деревне ТОС (территориальный общественный совет) получил грант, и энтузиасты оббили сайдингом и красиво покрасили наличники двух ветеранских домов. И вот деревенский коуч (есть такой тип бизнес-тренеров — редкий и ценный) показывал мне карту деревни, всю почерканную косыми линиями. Как безумный заяц прыгал.
Это и была карта зависти: сначала хозяева тех домов, из окон которых ветеранская красота была видна, тоже оббили свои дома и покрасили наличники. Потом те, чьи окна выходили на те дома, которые обновились под действием чужой прелести, тоже оббили свои дома сайдингом. Потом те, кто мог видеть из своих окон тех, кто видел из своих окон, — ну, в общем, вы поняли. Вся деревня обрела свежий вид.
ПОДРОБНЕЕ:
Юлия Меламед о том, за что на самом деле посадили воспитательницу детского сада
Только ли мы такие прекрасно завистливые? Никак нет. Мы можем сравнить свои наблюдения. К концу двадцатого века в Америке было чрезвычайно распространено Движение счастья — ученые искали, чего еще для счастья не хватает, тогда казалось, что общество потребления укоренилось навсегда. Были учреждены академии счастья и устраивались конференции счастья, где презентовались разнообразные опросы и подсчеты.
Счастливым чувствовал себя работник не тогда, когда зарплату повышали всем, а когда оказывалось, что повысили только ему одному и его зарплата становилась выше, чем у ближайшего окружения.
Жители пригорода чувствовали себя счастливыми, если все дома поселения были приблизительно одной стоимости, и несчастными, если рядом строился более дорогой дом.
Недооцененность и боль.
Зависть — единственная эмоция, за которую отвечает тот же участок мозга, что и за физическую боль.
Группа из Японского национального института радиологии выяснила, что в миг приступа зависти загорается семафорным красным «передняя часть поясной извилины», центр, отвечающий за обработку боли; и таким образом, боль и зависть — «физиологические близнецы». Боли люди боятся, поэтому зависть до последнего милосердна — дает нам возможность уйти от боли. Мы не завидуем лицам противоположного пола, очень ревниво высчитываем возраст соперника — сильно старшим тоже редко завидуем; и зависть актуальна только внутри одной социальной группы. За пределами группы ты как объект зависти не существуешь. И вообще не существуешь.
Так что успокоимся. Запросов «сглаз и порча» в Яндексе 4 миллиона. Но при этом прямых — «как навести порчу» — 5400 обращений, а как снять — 150 000; то есть мы снимаем по большей части несуществующее, как в обморочных этюдах в театральной студии.
И как снимаем! Ритуал на снятие порчи всегда имитация обряда почти церковного — всегда молитва и свечка. В России царствует религия не веры, а надежды. Упование. Внелогическая бездна. Вдруг пронесет? Дай Бог, все устроится. Так построена мысль от самой низкой, до общей, надгосударственной.
«Да, в общем, боятся, — отвечал мне мой собеседник. — Красные нитки вяжут, у крупных персон есть энергетические бодигарды».
«Точно ли так?» — вскричала я.
«Говорят, — отвечал мой ньюсмейкер, — иногда можно заметить среди охраны какого-нибудь щуплого человечка сбоку, за левым плечом — так вроде он. Но понимаешь, сглаз такое дело… Тут только равный убьет. Зависть — особенная эмоция, по-настоящему завидуешь только равному, у которого чуть больше, чем у тебя. А у кого несоизмеримо больше — другие чувства. А сглаз и порча только на зависти работают, там вот эта сила нужна. Это на своих только действует. Так что чиновники друг друга боятся, а народа — нет. А вот мы боимся».
Мы друг друга и вправду боимся. З8% россиян верит в сглаз и порчу, и я расскажу, как это работает.
В 2009 году, на послекризисной волне, в небольшом городе Краснореченске мать и дочь открыли подушечную химчистку. Предприятие по сушке, чистке и перенабивке перьевых подушек и перин. Помещение было выбрано светлое, стены покрасили в оранжевый цвет. Немного даже хипстерская получилась химчистка, и с хорошей импортной начинкой — сушки были куплены наимощнейшие. Тогда было модно писать о самоспасении, о малом бизнесе, о стартапах. Москва вяло цвела, и приятно было думать, что в провинции появляются энергичные небольшие предприятия.
Началась работа. И в каждой, что ли, пятой перине или подушке наши героини стали находить странные предметы — какие-то иголки, тряпочки. Волосы.
Одна тряпичная куколка была обвернута в газету от 32-го года. Сначала хозяйки химчистки смеялись и даже говорили, что устроят музей городской порчи, а вы, московские, приезжайте поснимать.
Город между тем тяжело затих. Сначала оборот у химчистки стремительно увеличился, и перины им возили на багажниках, на велосипедах, на санках и в садовых тачках, потом, наоборот, случился откат, и чуть не полгода стояли машины почти без дела. А потом мать заболела. И дочь закрыла предприятие, снесла молотком вывеску, продала стиралки и сушки — долго искала покупателя, отдала задешево финнам. И больше ни с кем ни сказала ни одного слова об иголках и куколках. А жадным до забавного бытописателям велела передать, что существует понятие «А вдруг!». И она не знает, а вдруг мама, как им сказал городской женский ареопаг, действительно заболела от того, что вынимала «незащищенными» руками заговоренные предметы, то есть «брала порчу на себя».
ПОДРОБНЕЕ:
Почему крещенские купания набирают популярность
Дочь — еще недавно веселая, легкая девица, отгоняла меня от калитки, крестясь и отплевываясь. Заглянула в бездну, которая дышит внелогичным.
Тогда же я узнала, что в каждом городке есть охотники за привидениями — такие женщины, которые «защищенные», бывалые местные жительницы, и они ходят по домам и ищут эти тряпочки и иголки по всей квартире — в постели, под порогом и даже в красном углу за иконами. А если подложить в шкатулочку с семейным золотом черную копейку, то деньги из семьи начнут утекать.
Ох, какой можно было снять отечественный блокбастер из жизни команды по борьбе с порчей и сглазом!
И особенно много работы у таких женщин в городах, что ближе к югу.
Танцуем даже не от печки (печка — то, что остается и торчит пальцем в небо, когда дом исчезает, обрушивается, сгорает; печка — столп культуры), танцуем от костра, от самого начала, когда вокруг темно и страшно и когда нет еще даже «око за око». А есть, как сказал бы поэт и колумнист Воденников, «око за то, что холесенький такой».
Боги ревнивы и завистливы, завидуют людям, которые оказались одарены больше, чем положено. Соседи — наши боги сейчас. Они определяют нашу жизнь. Они те, кто окончательно доказывает нам, что равенства нет. Ни в любви, ни в дружбе, и даже среди тех, кто живет в одном панельном доме, равенства нет.
И ничего сделать нельзя, потому что зависть — это недооцененность, боль и мелодрама. Основа повседневной жизни.
И явление это масштаба неписаного, потому что мелодрамы в жизни у людей не хватает. Особенно это актуально для маленьких городов.
Вот смотрите: Москва — гнездо порока. И есть маленький город — колыбель добродетели. Где чаще супруги изменяют друг другу? В маленьком городе. Потому что больше нечем жить. Есть семья, любовные токи, человеческие отношения — большой город сублимирует все эти страсти в работу и ипотеку, а маленький город эксплуатирует «человеческое» до последнего.
Жизнь слободы построена на человеческих отношениях и регулируется не деньгами, а бесконечным движением репутационных капиталов.
В этом смысле порча и сглаз (одно отличается от другого тем, что сглазить можно случайно, а навести порчу только целенаправленно) — это своего рода штраф и банкротство безденежного мира.
Может ли зависть быть полезной? Да, конечно, она в начале своей жизни, пока не потемнеет, щекотная и газированная, и рождает конкуренцию. Я однажды видела карту зависти. В одной деревне ТОС (территориальный общественный совет) получил грант, и энтузиасты оббили сайдингом и красиво покрасили наличники двух ветеранских домов. И вот деревенский коуч (есть такой тип бизнес-тренеров — редкий и ценный) показывал мне карту деревни, всю почерканную косыми линиями. Как безумный заяц прыгал.
Это и была карта зависти: сначала хозяева тех домов, из окон которых ветеранская красота была видна, тоже оббили свои дома и покрасили наличники. Потом те, чьи окна выходили на те дома, которые обновились под действием чужой прелести, тоже оббили свои дома сайдингом. Потом те, кто мог видеть из своих окон тех, кто видел из своих окон, — ну, в общем, вы поняли. Вся деревня обрела свежий вид.
ПОДРОБНЕЕ:
Юлия Меламед о том, за что на самом деле посадили воспитательницу детского сада
Только ли мы такие прекрасно завистливые? Никак нет. Мы можем сравнить свои наблюдения. К концу двадцатого века в Америке было чрезвычайно распространено Движение счастья — ученые искали, чего еще для счастья не хватает, тогда казалось, что общество потребления укоренилось навсегда. Были учреждены академии счастья и устраивались конференции счастья, где презентовались разнообразные опросы и подсчеты.
Счастливым чувствовал себя работник не тогда, когда зарплату повышали всем, а когда оказывалось, что повысили только ему одному и его зарплата становилась выше, чем у ближайшего окружения.
Жители пригорода чувствовали себя счастливыми, если все дома поселения были приблизительно одной стоимости, и несчастными, если рядом строился более дорогой дом.
Недооцененность и боль.
Зависть — единственная эмоция, за которую отвечает тот же участок мозга, что и за физическую боль.
Группа из Японского национального института радиологии выяснила, что в миг приступа зависти загорается семафорным красным «передняя часть поясной извилины», центр, отвечающий за обработку боли; и таким образом, боль и зависть — «физиологические близнецы». Боли люди боятся, поэтому зависть до последнего милосердна — дает нам возможность уйти от боли. Мы не завидуем лицам противоположного пола, очень ревниво высчитываем возраст соперника — сильно старшим тоже редко завидуем; и зависть актуальна только внутри одной социальной группы. За пределами группы ты как объект зависти не существуешь. И вообще не существуешь.
Так что успокоимся. Запросов «сглаз и порча» в Яндексе 4 миллиона. Но при этом прямых — «как навести порчу» — 5400 обращений, а как снять — 150 000; то есть мы снимаем по большей части несуществующее, как в обморочных этюдах в театральной студии.
И как снимаем! Ритуал на снятие порчи всегда имитация обряда почти церковного — всегда молитва и свечка. В России царствует религия не веры, а надежды. Упование. Внелогическая бездна. Вдруг пронесет? Дай Бог, все устроится. Так построена мысль от самой низкой, до общей, надгосударственной.
“But how can you believe in the evil eye,” I said to my interlocutor, a great connoisseur of the bureaucratic world, “when the officials, your heroes, are just proof that there is no everyday evil eye? They conspicuously consume in a poor country and do not fear any massive evil eye. Don't they envy them? Or here are city officials - they are often scolded with pleasure, but this god does not produce any vibrations. Do you believe that a neighbor can envy his neighbor and inadvertently jinx him. And here the populace hangs. "
“Yes, in general, they are afraid,” my interlocutor answered me. “They knit red threads, big people have energy bodyguards.”
"Is that right?" I cried.
“They say,” my newsmaker answered, “sometimes you can see some puny little man among the guards from the side, behind his left shoulder - so it’s like him. But you understand, the evil eye is such a thing ... Here only an equal will kill. Envy is a special emotion, you really envy only an equal who has a little more than you. And who is incommensurably more - different feelings. And the evil eye and damage only work on envy, this power is needed there. It only works on its own. So the officials are afraid of each other, but not the people. But we are afraid. "
We are really afraid of each other. Z8% of Russians believe in the evil eye and damage, and I will tell you how it works.
In 2009, in the aftermath of the crisis, in the small town of Krasnorechensk, a mother and daughter opened a pillow cleaner. Company for drying, cleaning and re-stuffing feather pillows and feather beds. The room was chosen to be light, the walls were painted orange. A little even a hipster dry cleaner turned out, and with a good import filling - the most powerful dryers were bought. It was fashionable back then to write about self-rescue, small businesses, and startups. Moscow flourished sluggishly, and it was pleasant to think that energetic small enterprises were emerging in the provinces.
Work has begun. And in each, perhaps, the fifth feather bed or pillow, our heroines began to find strange objects - some kind of needles, rags. Hair.
One rag doll was wrapped in a 32nd newspaper. At first, the mistresses of the dry-cleaners laughed and even said that they would arrange a museum of urban damage, and you, Moscow ones, come to take pictures.
The city, meanwhile, fell silent. At first, the turnover at the dry-cleaner's rapidly increased, and the featherbeds were carried on trunks, on bicycles, on sledges and in garden cars, then, on the contrary, there was a rollback, and the cars were almost idle for almost half a year. And then my mother fell ill. And the daughter closed the enterprise, demolished the sign with a hammer, sold washers and dryers - she was looking for a buyer for a long time, gave it to the Finns for a cheap price. And she never said a single word to anyone about needles and dolls. And she told the greedy to funny everyday life writers to convey that there is a concept "What if!" And she doesn’t know, what if, as the city female Areopagus told them, she really got sick from taking out the charmed objects with “unprotected” hands, that is, “taking damage on herself”.
READ MORE:
Why Epiphany bathing is gaining popularity
The daughter, until recently, a cheerful, light girl, drove me away from the gate, crossing herself and spitting. Looked into the abyss that breathes illogical.
Then I learned that in every town there are ghost hunters - such women who are "protected", seasoned local residents, and they go from door to door looking for these rags and needles throughout the apartment - in bed, under the threshold and even in red corner behind the icons. And if you put a black penny in a box with family gold, then money from the family will start flowing away.
Oh, what a domestic blockbuster could have been removed from the life of a team to combat corruption and the evil eye!
And especially a lot of work for such women in the cities, which is closer to the south.
We do not even dance from the stove (the stove is what remains and sticks a finger into the sky when the house disappears, collapses, burns down; the stove is a pillar of culture), we dance from the fire, from the very beginning, when it is dark and scary around and when there is not even "an eye for an eye". And there is, as the poet and columnist Vodennikov would say, "an eye for being so well-groomed."
The gods are jealous and envious, they envy people who are gifted more than they should. Neighbors are our gods now. They define our life. They are the ones who finally prove to us that there is no equality. There is no equality in love or friendship, and even among those who live in the same panel house.
And nothing can be done, because envy is underestimation, pain and melodrama. The basis of everyday life.
And this phenomenon is of an unwritten scale, because people lack melodrama in their lives. This is especially true for small towns.
Look: Moscow is a nest of vice. And there is a small town - the cradle of virtue. Where do spouses often cheat on each other? In a small town. Because there is nothing else to live with. There is a family, love currents, human relations - a big city sublimates all these passions into work and mortgages, and a small city exploits the “human” to the last.
The life of the settlement is built on human relations and is regulated not by money, but by the endless movement of reputation caps.
“Yes, in general, they are afraid,” my interlocutor answered me. “They knit red threads, big people have energy bodyguards.”
"Is that right?" I cried.
“They say,” my newsmaker answered, “sometimes you can see some puny little man among the guards from the side, behind his left shoulder - so it’s like him. But you understand, the evil eye is such a thing ... Here only an equal will kill. Envy is a special emotion, you really envy only an equal who has a little more than you. And who is incommensurably more - different feelings. And the evil eye and damage only work on envy, this power is needed there. It only works on its own. So the officials are afraid of each other, but not the people. But we are afraid. "
We are really afraid of each other. Z8% of Russians believe in the evil eye and damage, and I will tell you how it works.
In 2009, in the aftermath of the crisis, in the small town of Krasnorechensk, a mother and daughter opened a pillow cleaner. Company for drying, cleaning and re-stuffing feather pillows and feather beds. The room was chosen to be light, the walls were painted orange. A little even a hipster dry cleaner turned out, and with a good import filling - the most powerful dryers were bought. It was fashionable back then to write about self-rescue, small businesses, and startups. Moscow flourished sluggishly, and it was pleasant to think that energetic small enterprises were emerging in the provinces.
Work has begun. And in each, perhaps, the fifth feather bed or pillow, our heroines began to find strange objects - some kind of needles, rags. Hair.
One rag doll was wrapped in a 32nd newspaper. At first, the mistresses of the dry-cleaners laughed and even said that they would arrange a museum of urban damage, and you, Moscow ones, come to take pictures.
The city, meanwhile, fell silent. At first, the turnover at the dry-cleaner's rapidly increased, and the featherbeds were carried on trunks, on bicycles, on sledges and in garden cars, then, on the contrary, there was a rollback, and the cars were almost idle for almost half a year. And then my mother fell ill. And the daughter closed the enterprise, demolished the sign with a hammer, sold washers and dryers - she was looking for a buyer for a long time, gave it to the Finns for a cheap price. And she never said a single word to anyone about needles and dolls. And she told the greedy to funny everyday life writers to convey that there is a concept "What if!" And she doesn’t know, what if, as the city female Areopagus told them, she really got sick from taking out the charmed objects with “unprotected” hands, that is, “taking damage on herself”.
READ MORE:
Why Epiphany bathing is gaining popularity
The daughter, until recently, a cheerful, light girl, drove me away from the gate, crossing herself and spitting. Looked into the abyss that breathes illogical.
Then I learned that in every town there are ghost hunters - such women who are "protected", seasoned local residents, and they go from door to door looking for these rags and needles throughout the apartment - in bed, under the threshold and even in red corner behind the icons. And if you put a black penny in a box with family gold, then money from the family will start flowing away.
Oh, what a domestic blockbuster could have been removed from the life of a team to combat corruption and the evil eye!
And especially a lot of work for such women in the cities, which is closer to the south.
We do not even dance from the stove (the stove is what remains and sticks a finger into the sky when the house disappears, collapses, burns down; the stove is a pillar of culture), we dance from the fire, from the very beginning, when it is dark and scary around and when there is not even "an eye for an eye". And there is, as the poet and columnist Vodennikov would say, "an eye for being so well-groomed."
The gods are jealous and envious, they envy people who are gifted more than they should. Neighbors are our gods now. They define our life. They are the ones who finally prove to us that there is no equality. There is no equality in love or friendship, and even among those who live in the same panel house.
And nothing can be done, because envy is underestimation, pain and melodrama. The basis of everyday life.
And this phenomenon is of an unwritten scale, because people lack melodrama in their lives. This is especially true for small towns.
Look: Moscow is a nest of vice. And there is a small town - the cradle of virtue. Where do spouses often cheat on each other? In a small town. Because there is nothing else to live with. There is a family, love currents, human relations - a big city sublimates all these passions into work and mortgages, and a small city exploits the “human” to the last.
The life of the settlement is built on human relations and is regulated not by money, but by the endless movement of reputation caps.
У записи 3 лайков,
4 репостов,
987 просмотров.
4 репостов,
987 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев
