Беспрецедентная — во всяком случае, для позднего СССР и постсоветской России — чистка регионального руководства, причем с арестами и отправкой символических месседжей всем остальным элитам (никто не может чувствовать себя в безопасности) вкупе с назначениями на высшие провинциальные посты или технократов-бюрократов или спецслужбистов, свидетельствует о чрезвычайной важности региональной кадровой политики. Все внимание регионам, вся отчетность перед Москвой — от регионов, все мониторинги социально-политической напряженности — прежде всего в регионах, прямые линии и жалобы — это региональные проблемы.
Главы территорий, как и в советские времена, — ресурс поддержки и условие долголетия персоналистской модели политического режима.
Правда, строительство новой команды и излишнее доверие к ней — это ровно то, что подвело Хрущева в 1964 году. Именно его собственные выдвиженцы вроде «железного Шурика» Шелепина, не говоря уже о «хлюпике» Брежневе, который, обладая мощнейшей интуицией, имитируя перманентный сердечный приступ, осведомлялся о ходе событий в июне 1957 года именно у председателя КГБ, выстроили конструкцию идеального заговора. С опорой на силовые ведомства, ключевую роль административного отдела ЦК и секретарей обкомов.
Кем Хрущев защитился в 1957-м, кем страховал себя на годы вперед — от тех и принял политическую смерть в 1964-м.
Как нормальный византийского типа автократ, Хрущев убрал тех, кто спас его в 1957 году. Начал с харизматичного Жукова, закончил служакой Серовым. Сосредоточившись на конкретных персонажах, проглядел формирование массовой основы для заговора в элитах. А во время заговоров вспоминается все, включая личные обиды. Как Булганин не простил Хрущеву развязности на свадьбе его сына, так и Брежнев вспомнил слова Никиты Сергеевича о секретарях ЦК — «а вы говорили, что мы, как кобели, сцым на тумбу». Не спасла и институциональная консолидация власти — совмещение Хрущевым постов первого секретаря ЦК и председателя Совмина.
Нынешние элиты разрозненны во всем, кроме одного — зависимости от воли и покровительства первого лица.
Разобщенность — залог монолитной поддержки президента. Стоит кому-то проявить хотя бы толику нелояльности, в ту же секунду найдутся доброхоты-доносчики. А если они еще и служат в конкурирующих и/или борющихся за близость к телу силовых структурах — жди масок-шоу, уголовных дел и процедур, описываемых понятием «мериться ресурсами». И какой смысл тогда плести заговоры или просто проявлять чрезмерную свободу мысли и действия?
ПОДРОБНЕЕ:
Георгий Бовт о российской традиции смотреть на себя глазами иностранцев
Элитные группировки блокированы страхом перед любым действием — осмысленным или бессмысленным и взаимной подозрительностью. Отсюда и истерические проявления демонстративной лояльности, особенно в сфере подавления оппозиции и борьбы с «иностранным влиянием». Недобро поглядывая друг на друга, любое свое действие верхушечные группировки сверяют с базовым KPI — быть одобренными первым лицом и не попасть под его безразличие. Это когда апелляции к былой верности не спасают от выбрасывания из элиты или даже уголовных дел.
Молчание и бездействие, лояльность на страхе или безразличии отменяют всякую возможность развития, реформ, модернизации. Они невозможны, потому что всякая инициатива наказуема.
Само первое лицо не против инициатив, но никогда нельзя предсказать, за какую из них «прилетит», где зарыта мина соседом по особняку на Рублево-Успенском шоссе и куда нынче конъюнктурно сдвинулась «двойная сплошная».
Заговоры по модели хрущевской эпохи институционально невозможны еще и потому, что в сегодняшних обстоятельствах первое лицо — всенародно избранное. Популярность и избираемость страхуют от неприятностей в элитах. Хотя, конечно, в критических ситуациях «народ безмолвствует» — по большому счету, ему все равно. Как показывает исторический опыт, никто с вилами в руках не побежит спасать власть, если она опасно накренится и будет готова рухнуть.
Конформизм — это ведь оборотная сторона безразличия.
Элиты в той же степени лояльны, сколь и безразличны к «зо
Главы территорий, как и в советские времена, — ресурс поддержки и условие долголетия персоналистской модели политического режима.
Правда, строительство новой команды и излишнее доверие к ней — это ровно то, что подвело Хрущева в 1964 году. Именно его собственные выдвиженцы вроде «железного Шурика» Шелепина, не говоря уже о «хлюпике» Брежневе, который, обладая мощнейшей интуицией, имитируя перманентный сердечный приступ, осведомлялся о ходе событий в июне 1957 года именно у председателя КГБ, выстроили конструкцию идеального заговора. С опорой на силовые ведомства, ключевую роль административного отдела ЦК и секретарей обкомов.
Кем Хрущев защитился в 1957-м, кем страховал себя на годы вперед — от тех и принял политическую смерть в 1964-м.
Как нормальный византийского типа автократ, Хрущев убрал тех, кто спас его в 1957 году. Начал с харизматичного Жукова, закончил служакой Серовым. Сосредоточившись на конкретных персонажах, проглядел формирование массовой основы для заговора в элитах. А во время заговоров вспоминается все, включая личные обиды. Как Булганин не простил Хрущеву развязности на свадьбе его сына, так и Брежнев вспомнил слова Никиты Сергеевича о секретарях ЦК — «а вы говорили, что мы, как кобели, сцым на тумбу». Не спасла и институциональная консолидация власти — совмещение Хрущевым постов первого секретаря ЦК и председателя Совмина.
Нынешние элиты разрозненны во всем, кроме одного — зависимости от воли и покровительства первого лица.
Разобщенность — залог монолитной поддержки президента. Стоит кому-то проявить хотя бы толику нелояльности, в ту же секунду найдутся доброхоты-доносчики. А если они еще и служат в конкурирующих и/или борющихся за близость к телу силовых структурах — жди масок-шоу, уголовных дел и процедур, описываемых понятием «мериться ресурсами». И какой смысл тогда плести заговоры или просто проявлять чрезмерную свободу мысли и действия?
ПОДРОБНЕЕ:
Георгий Бовт о российской традиции смотреть на себя глазами иностранцев
Элитные группировки блокированы страхом перед любым действием — осмысленным или бессмысленным и взаимной подозрительностью. Отсюда и истерические проявления демонстративной лояльности, особенно в сфере подавления оппозиции и борьбы с «иностранным влиянием». Недобро поглядывая друг на друга, любое свое действие верхушечные группировки сверяют с базовым KPI — быть одобренными первым лицом и не попасть под его безразличие. Это когда апелляции к былой верности не спасают от выбрасывания из элиты или даже уголовных дел.
Молчание и бездействие, лояльность на страхе или безразличии отменяют всякую возможность развития, реформ, модернизации. Они невозможны, потому что всякая инициатива наказуема.
Само первое лицо не против инициатив, но никогда нельзя предсказать, за какую из них «прилетит», где зарыта мина соседом по особняку на Рублево-Успенском шоссе и куда нынче конъюнктурно сдвинулась «двойная сплошная».
Заговоры по модели хрущевской эпохи институционально невозможны еще и потому, что в сегодняшних обстоятельствах первое лицо — всенародно избранное. Популярность и избираемость страхуют от неприятностей в элитах. Хотя, конечно, в критических ситуациях «народ безмолвствует» — по большому счету, ему все равно. Как показывает исторический опыт, никто с вилами в руках не побежит спасать власть, если она опасно накренится и будет готова рухнуть.
Конформизм — это ведь оборотная сторона безразличия.
Элиты в той же степени лояльны, сколь и безразличны к «зо
An unprecedented - at least for the late USSR and post-Soviet Russia - purge of the regional leadership, with arrests and sending symbolic messages to all other elites (no one can feel safe), coupled with appointments to top provincial posts or technocrats-bureaucrats or special services, testifies to the extreme importance of regional personnel policy. All attention to the regions, all reporting to Moscow - from the regions, all monitoring of socio-political tension - primarily in the regions, direct lines and complaints - these are regional problems.
The heads of the territories, as in Soviet times, are a resource of support and a condition for the longevity of the personalist model of the political regime.
True, building a new team and excessive trust in it is exactly what let Khrushchev down in 1964. It was his own nominees like the "iron Shurik" Shelepin, not to mention the "squishy" Brezhnev, who, possessing a powerful intuition, imitating a permanent heart attack, inquired about the course of events in June 1957 from the chairman of the KGB, built an ideal conspiracy. Relying on law enforcement agencies, the key role of the administrative department of the Central Committee and the secretaries of regional committees.
With whom Khrushchev defended himself in 1957, with whom he insured himself for years to come - from those, and died politically in 1964.
As a normal Byzantine type of autocrat, Khrushchev removed those who had saved him in 1957. He began with the charismatic Zhukov, and ended up as a campaigner Serov. By focusing on specific characters, I overlooked the formation of a mass basis for a conspiracy in the elites. And during conspiracies, everything is remembered, including personal grievances. Just as Bulganin did not forgive Khrushchev's swagger at his son's wedding, so Brezhnev remembered the words of Nikita Sergeevich about the secretaries of the Central Committee - "and you said that we, like dogs, piss on the curbstone." Institutional consolidation of power did not help either - Khrushchev's combination of the posts of first secretary of the Central Committee and chairman of the Council of Ministers.
The current elites are scattered in everything, except for one thing - dependence on the will and patronage of the first person.
Disunity is the key to monolithic support for the president. Should someone show at least a bit of disloyalty, at the same second there will be well-wishers-informers. And if they also serve in the competing and / or fighting for proximity to the body of power structures - wait for masks shows, criminal cases and procedures described by the concept of "measuring resources." And what is the point, then, of weaving conspiracies or simply showing excessive freedom of thought and action?
READ MORE:
Georgy Bovt on the Russian tradition of looking at ourselves through the eyes of foreigners
Elite factions are blocked by fear of any action - meaningful or meaningless and mutual suspicion. Hence the hysterical manifestations of demonstrative loyalty, especially in the sphere of suppression of the opposition and the fight against "foreign influence." Glancing unkindly at each other, the top groups check any action they take against the basic KPI - to be approved by the first person and not to fall under his indifference. This is when appeals to past loyalty do not save you from being thrown out of the elite or even criminal cases.
Silence and inaction, loyalty based on fear or indifference cancel any possibility of development, reforms, modernization. They are impossible because any initiative is punishable.
The first person himself is not opposed to initiatives, but you can never predict which of them will "arrive", where the mine is buried by a neighbor in the mansion on Rublevo-Uspenskoe highway and where the "double solid" has moved nowadays.
Conspiracies on the model of the Khrushchev era are institutionally impossible also because, in today's circumstances, the first person is the popularly elected. Popularity and selectivity insure against trouble among the elites. Although, of course, in critical situations "the people are silent" - by and large, they do not care. As historical experience shows, no one with a pitchfork in hand will run to save the government if it tilts dangerously and is ready to collapse.
Conformity is the flip side of indifference.
The elites are just as loyal as they are indifferent to the
The heads of the territories, as in Soviet times, are a resource of support and a condition for the longevity of the personalist model of the political regime.
True, building a new team and excessive trust in it is exactly what let Khrushchev down in 1964. It was his own nominees like the "iron Shurik" Shelepin, not to mention the "squishy" Brezhnev, who, possessing a powerful intuition, imitating a permanent heart attack, inquired about the course of events in June 1957 from the chairman of the KGB, built an ideal conspiracy. Relying on law enforcement agencies, the key role of the administrative department of the Central Committee and the secretaries of regional committees.
With whom Khrushchev defended himself in 1957, with whom he insured himself for years to come - from those, and died politically in 1964.
As a normal Byzantine type of autocrat, Khrushchev removed those who had saved him in 1957. He began with the charismatic Zhukov, and ended up as a campaigner Serov. By focusing on specific characters, I overlooked the formation of a mass basis for a conspiracy in the elites. And during conspiracies, everything is remembered, including personal grievances. Just as Bulganin did not forgive Khrushchev's swagger at his son's wedding, so Brezhnev remembered the words of Nikita Sergeevich about the secretaries of the Central Committee - "and you said that we, like dogs, piss on the curbstone." Institutional consolidation of power did not help either - Khrushchev's combination of the posts of first secretary of the Central Committee and chairman of the Council of Ministers.
The current elites are scattered in everything, except for one thing - dependence on the will and patronage of the first person.
Disunity is the key to monolithic support for the president. Should someone show at least a bit of disloyalty, at the same second there will be well-wishers-informers. And if they also serve in the competing and / or fighting for proximity to the body of power structures - wait for masks shows, criminal cases and procedures described by the concept of "measuring resources." And what is the point, then, of weaving conspiracies or simply showing excessive freedom of thought and action?
READ MORE:
Georgy Bovt on the Russian tradition of looking at ourselves through the eyes of foreigners
Elite factions are blocked by fear of any action - meaningful or meaningless and mutual suspicion. Hence the hysterical manifestations of demonstrative loyalty, especially in the sphere of suppression of the opposition and the fight against "foreign influence." Glancing unkindly at each other, the top groups check any action they take against the basic KPI - to be approved by the first person and not to fall under his indifference. This is when appeals to past loyalty do not save you from being thrown out of the elite or even criminal cases.
Silence and inaction, loyalty based on fear or indifference cancel any possibility of development, reforms, modernization. They are impossible because any initiative is punishable.
The first person himself is not opposed to initiatives, but you can never predict which of them will "arrive", where the mine is buried by a neighbor in the mansion on Rublevo-Uspenskoe highway and where the "double solid" has moved nowadays.
Conspiracies on the model of the Khrushchev era are institutionally impossible also because, in today's circumstances, the first person is the popularly elected. Popularity and selectivity insure against trouble among the elites. Although, of course, in critical situations "the people are silent" - by and large, they do not care. As historical experience shows, no one with a pitchfork in hand will run to save the government if it tilts dangerously and is ready to collapse.
Conformity is the flip side of indifference.
The elites are just as loyal as they are indifferent to the
У записи 2 лайков,
2 репостов,
916 просмотров.
2 репостов,
916 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев
