— Геннадий Петрович, как много политзаключённых сидело в мордовских лагерях?
— В 1960-е годы в Мордовии было три колонии для так называемых государственных преступников, в которых отбывали наказание около трёх тысяч человек. Но диссидентов среди них было немного. Как минимум три четверти из этих осуждённых сидели за преступления, совершённые во время Великой Отечественной войны. Полно было украинских националистов, бандеровцев, полицаев, предателей, а также прибалтийцев, воевавших на стороне немцев, были те, кто за религиозные убеждения сидели. Все они также считались госпреступниками или, как их ещё тогда называли, политическими заключёнными.
— А как вы попали на службу в органы?
— Моя девушка переехала из Пензенской области к родственникам в Мордовию, в посёлок Явас, где располагается штаб Дубравлага (Дубравлаг — так называлась система мордовских исправительных учреждений. — RT). А я после демобилизации из армии поехал за ней следом. А так как до срочной службы я окончил математическую школу, после которой имел право преподавать математику и физику, то я и пошёл работать в школу — правда, не в обычную, а в вечернюю, при исправительной колонии №11. Это уже потом, через десять лет, я перешёл работать в органы — стал руководителем специальной лекторской группы при политотделе. Мы должны были переубеждать диссидентов, так сказать, промывать им мозги — противодействовать буржуазной пропаганде. Но начинал работать я учителем.
— И много у вас было учеников?
— В колонии отбывало срок около тысячи человек, осуждённых за преступления против государства, из них порядка 300 посещали занятия. Ведь я же говорю, что основную массу заключённых можно было назвать наследием войны. Ведь кто такие эти бандеровцы? Неграмотные крестьяне из Закарпатья. Они ни читать, ни писать не умели. Кому-то из них просто внушили идеи, а были и те, кто подались в леса, чтобы укрыться от зверств фашистов.
— Условия содержания политических заключённых от условий осуждённых, сидевших за бытовые преступления, как-то отличались?
— Такие же условия были у политиков, как и у бытовиков: и распорядок такой же, и питание такое же. Так же были все обязаны работать. Хотя, например, если уж заключённый за религиозные убеждения отказывался работать, потому что праздник, то никто заставить его уже не мог.
Но зато если такой заключённый обещал отработать в другой день, то обещание выполнял. При этом они действительно боролись и буквально по каждому поводу могли устроить акцию протеста: письмо задержалось на день — объявили голодовку.
— А кто из известных диссидентов отбывал наказание в вашей колонии?
— Из видных — Андрей Синявский. Он был вместе с Юлием Даниэлем обвинён в антисоветской пропаганде и агитации. Конечно, это был совсем другого склада человек: литератор, поэт. И в зоне к нему было особое отношение — и среди заключённых, и среди сотрудников. Он, кстати, иногда заходил в школу, чтобы скоротать время. Школа в зоне — это такое учреждение, где не было ни режима, ни надзирателей. С преподавателями общаться не возбранялось, и он любил поговорить с учителями об их жизни, семье; о литературе рассказывал, о Москве. Но при этом Синявский никогда не обсуждал политику и строй. Он же тоже знал, что из-за этого могли возникнуть проблемы и у тех, с кем он общался. В начале семидесятых он освободился.
Ещё в школе лаборантом у нас работал бывший нарком внутренних дел Абхазской АССР Григорий Пачулия. Он был осуждён на 25 лет за участие в сталинских репрессиях, за пытки «врагов народа». Сам Пачулия говорил, что его арест и осуждение — результат чудовищной ошибки, а себя он считал истинным коммунистом.
Начальником же специальной лекторской группы при политотделе Дубравлага я стал гораздо позже, когда уже лагерей для госпреступников фактически не осталось.
— То есть?
— В середине 1970-х колонии для госпреступников стали массово расформировывать — у бандеровцев и прочих предателей заканчивались сроки. Так что в начале 1980-х в Мордовии оставалось только два спецучастка для политзаключён
— В 1960-е годы в Мордовии было три колонии для так называемых государственных преступников, в которых отбывали наказание около трёх тысяч человек. Но диссидентов среди них было немного. Как минимум три четверти из этих осуждённых сидели за преступления, совершённые во время Великой Отечественной войны. Полно было украинских националистов, бандеровцев, полицаев, предателей, а также прибалтийцев, воевавших на стороне немцев, были те, кто за религиозные убеждения сидели. Все они также считались госпреступниками или, как их ещё тогда называли, политическими заключёнными.
— А как вы попали на службу в органы?
— Моя девушка переехала из Пензенской области к родственникам в Мордовию, в посёлок Явас, где располагается штаб Дубравлага (Дубравлаг — так называлась система мордовских исправительных учреждений. — RT). А я после демобилизации из армии поехал за ней следом. А так как до срочной службы я окончил математическую школу, после которой имел право преподавать математику и физику, то я и пошёл работать в школу — правда, не в обычную, а в вечернюю, при исправительной колонии №11. Это уже потом, через десять лет, я перешёл работать в органы — стал руководителем специальной лекторской группы при политотделе. Мы должны были переубеждать диссидентов, так сказать, промывать им мозги — противодействовать буржуазной пропаганде. Но начинал работать я учителем.
— И много у вас было учеников?
— В колонии отбывало срок около тысячи человек, осуждённых за преступления против государства, из них порядка 300 посещали занятия. Ведь я же говорю, что основную массу заключённых можно было назвать наследием войны. Ведь кто такие эти бандеровцы? Неграмотные крестьяне из Закарпатья. Они ни читать, ни писать не умели. Кому-то из них просто внушили идеи, а были и те, кто подались в леса, чтобы укрыться от зверств фашистов.
— Условия содержания политических заключённых от условий осуждённых, сидевших за бытовые преступления, как-то отличались?
— Такие же условия были у политиков, как и у бытовиков: и распорядок такой же, и питание такое же. Так же были все обязаны работать. Хотя, например, если уж заключённый за религиозные убеждения отказывался работать, потому что праздник, то никто заставить его уже не мог.
Но зато если такой заключённый обещал отработать в другой день, то обещание выполнял. При этом они действительно боролись и буквально по каждому поводу могли устроить акцию протеста: письмо задержалось на день — объявили голодовку.
— А кто из известных диссидентов отбывал наказание в вашей колонии?
— Из видных — Андрей Синявский. Он был вместе с Юлием Даниэлем обвинён в антисоветской пропаганде и агитации. Конечно, это был совсем другого склада человек: литератор, поэт. И в зоне к нему было особое отношение — и среди заключённых, и среди сотрудников. Он, кстати, иногда заходил в школу, чтобы скоротать время. Школа в зоне — это такое учреждение, где не было ни режима, ни надзирателей. С преподавателями общаться не возбранялось, и он любил поговорить с учителями об их жизни, семье; о литературе рассказывал, о Москве. Но при этом Синявский никогда не обсуждал политику и строй. Он же тоже знал, что из-за этого могли возникнуть проблемы и у тех, с кем он общался. В начале семидесятых он освободился.
Ещё в школе лаборантом у нас работал бывший нарком внутренних дел Абхазской АССР Григорий Пачулия. Он был осуждён на 25 лет за участие в сталинских репрессиях, за пытки «врагов народа». Сам Пачулия говорил, что его арест и осуждение — результат чудовищной ошибки, а себя он считал истинным коммунистом.
Начальником же специальной лекторской группы при политотделе Дубравлага я стал гораздо позже, когда уже лагерей для госпреступников фактически не осталось.
— То есть?
— В середине 1970-х колонии для госпреступников стали массово расформировывать — у бандеровцев и прочих предателей заканчивались сроки. Так что в начале 1980-х в Мордовии оставалось только два спецучастка для политзаключён
- Gennady Petrovich, how many political prisoners were in the Mordovian camps?
- In the 1960s, there were three colonies in Mordovia for so-called state criminals, in which about three thousand people were serving sentences. But there were few dissidents among them. At least three-quarters of these convicts were imprisoned for crimes committed during the Great Patriotic War. There were plenty of Ukrainian nationalists, Bandera, policemen, traitors, as well as the Baltic people who fought on the side of the Germans, there were those who were imprisoned for their religious convictions. All of them were also considered state criminals or, as they were called back then, political prisoners.
- And how did you get to serve in the authorities?
- My girlfriend moved from the Penza region to her relatives in Mordovia, to the village of Yavas, where the Dubravlag headquarters is located (Dubravlag was the name of the system of Mordovian correctional institutions. - RT). And after demobilization from the army, I followed her. And since before the military service I graduated from a mathematical school, after which I had the right to teach mathematics and physics, then I went to work in a school - though not in a regular one, but in an evening one, at correctional colony No. 11. It was only later, ten years later, that I moved to work in the authorities - I became the head of a special lecture group at the political department. We had to convince the dissidents, so to speak, brainwash them - to oppose bourgeois propaganda. But I started working as a teacher.
- Did you have many students?
- In the colony, about a thousand people were serving time, convicted of crimes against the state, of which about 300 attended classes. After all, I'm saying that the bulk of the prisoners could be called the legacy of the war. After all, who are these Bandera supporters? Illiterate peasants from Transcarpathia. They could neither read nor write. Some of them were simply indoctrinated with ideas, and there were those who went into the forests to hide from the atrocities of the fascists.
- Did the conditions of detention of political prisoners differ from those of convicts who were imprisoned for domestic crimes?
- The politicians had the same conditions as the household workers: the routine was the same, and the food was the same. Everyone was also obliged to work. Although, for example, if a prisoner for religious beliefs refused to work because it was a holiday, then no one could force him.
But if such a prisoner promised to work on another day, then he kept the promise. At the same time, they really fought and literally could organize a protest action on every occasion: the letter was delayed for a day - they went on a hunger strike.
- And which of the famous dissidents served their sentences in your colony?
- Of the prominent - Andrey Sinyavsky. Together with Julius Daniel, he was accused of anti-Soviet propaganda and agitation. Of course, this was a completely different kind of person: a writer, a poet. And in the zone there was a special attitude towards him - both among the prisoners and among the employees. By the way, he sometimes went to school to pass the time. A school in a zone is such an institution where there was no regime or guards. It was not forbidden to communicate with teachers, and he liked to talk with teachers about their life, family; I talked about literature, about Moscow. But at the same time Sinyavsky never discussed politics and order. He also knew that because of this, problems could arise for those with whom he communicated. In the early seventies, he freed himself.
Back in school, the former People's Commissar of Internal Affairs of the Abkhaz ASSR Grigory Pachulia worked as a laboratory assistant. He was sentenced to 25 years for participation in the Stalinist repression, for torturing "enemies of the people." Pachulia himself said that his arrest and conviction was the result of a monstrous mistake, and he considered himself a true communist.
I became the head of the special lecture group at the political department of Dubravlag much later, when there were practically no camps for state criminals.
- I.e?
- In the mid-1970s, colonies for state criminals began to be disbanded en masse - Bandera's and other traitors were running out of terms. So in the early 1980s, there were only two special stages for political prisoners in Mordovia.
- In the 1960s, there were three colonies in Mordovia for so-called state criminals, in which about three thousand people were serving sentences. But there were few dissidents among them. At least three-quarters of these convicts were imprisoned for crimes committed during the Great Patriotic War. There were plenty of Ukrainian nationalists, Bandera, policemen, traitors, as well as the Baltic people who fought on the side of the Germans, there were those who were imprisoned for their religious convictions. All of them were also considered state criminals or, as they were called back then, political prisoners.
- And how did you get to serve in the authorities?
- My girlfriend moved from the Penza region to her relatives in Mordovia, to the village of Yavas, where the Dubravlag headquarters is located (Dubravlag was the name of the system of Mordovian correctional institutions. - RT). And after demobilization from the army, I followed her. And since before the military service I graduated from a mathematical school, after which I had the right to teach mathematics and physics, then I went to work in a school - though not in a regular one, but in an evening one, at correctional colony No. 11. It was only later, ten years later, that I moved to work in the authorities - I became the head of a special lecture group at the political department. We had to convince the dissidents, so to speak, brainwash them - to oppose bourgeois propaganda. But I started working as a teacher.
- Did you have many students?
- In the colony, about a thousand people were serving time, convicted of crimes against the state, of which about 300 attended classes. After all, I'm saying that the bulk of the prisoners could be called the legacy of the war. After all, who are these Bandera supporters? Illiterate peasants from Transcarpathia. They could neither read nor write. Some of them were simply indoctrinated with ideas, and there were those who went into the forests to hide from the atrocities of the fascists.
- Did the conditions of detention of political prisoners differ from those of convicts who were imprisoned for domestic crimes?
- The politicians had the same conditions as the household workers: the routine was the same, and the food was the same. Everyone was also obliged to work. Although, for example, if a prisoner for religious beliefs refused to work because it was a holiday, then no one could force him.
But if such a prisoner promised to work on another day, then he kept the promise. At the same time, they really fought and literally could organize a protest action on every occasion: the letter was delayed for a day - they went on a hunger strike.
- And which of the famous dissidents served their sentences in your colony?
- Of the prominent - Andrey Sinyavsky. Together with Julius Daniel, he was accused of anti-Soviet propaganda and agitation. Of course, this was a completely different kind of person: a writer, a poet. And in the zone there was a special attitude towards him - both among the prisoners and among the employees. By the way, he sometimes went to school to pass the time. A school in a zone is such an institution where there was no regime or guards. It was not forbidden to communicate with teachers, and he liked to talk with teachers about their life, family; I talked about literature, about Moscow. But at the same time Sinyavsky never discussed politics and order. He also knew that because of this, problems could arise for those with whom he communicated. In the early seventies, he freed himself.
Back in school, the former People's Commissar of Internal Affairs of the Abkhaz ASSR Grigory Pachulia worked as a laboratory assistant. He was sentenced to 25 years for participation in the Stalinist repression, for torturing "enemies of the people." Pachulia himself said that his arrest and conviction was the result of a monstrous mistake, and he considered himself a true communist.
I became the head of the special lecture group at the political department of Dubravlag much later, when there were practically no camps for state criminals.
- I.e?
- In the mid-1970s, colonies for state criminals began to be disbanded en masse - Bandera's and other traitors were running out of terms. So in the early 1980s, there were only two special stages for political prisoners in Mordovia.
У записи 5 лайков,
6 репостов,
1702 просмотров.
6 репостов,
1702 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев
