Утренний Хельсинки, середина декабря, головы каменных гигантов у входа на железнодорожный вокзал прячутся в тумане. Я приехала всего на день – погулять по любимым лавкам со старьем, выпить кофе с булочкой с корицей, надышаться предрождественским воздухом, наполненным восхищёнными детскими голосами, звенящими у витрин Стокманна. Там, за толстым стеклом, из года в год какие-то волшебники создают целый мир, где танцуют пингвины, рыбачит медведь, несёт подарки муми-папа, а над всем этим звучит праздничная музыка, что манит ребёнка, как флейта заклинателя – змею. Родители даже не пытаются увести детей – малышня готова проводить там дни напролёт. Как я их понимаю.
Я никуда не тороплюсь – у меня впереди 10-часовое свидание с любимым северным городом. Мне очень хорошо. Я давно хотела оказаться здесь одна – и вот, наконец! Всю дорогу в поезде немного волнуюсь – не заблужусь ли, вспомню ли, куда идти? Я ведь не большой мастак ходить по карте. Но чувство лёгкой тревоги быстро улетучивается – вот Кампи, вот проспект Маннергейма, вот Форум. Проще простого. Мне нужно идти налево, мимо Шведского театра, подняться наверх и повернуть направо. Мои любимые места прячутся там. А я прячусь в Хельсинки.
Как ребёнок, я глазею на витрины магазинов и лавок. Финнам удаётся даже самые крошечные из них украсить по-особенному, с любовью и непосредственностью. У меня дома нет телевизора, а здесь, за каждым окном, словно крутят все новые и новые волшебные сказки на разный лад. В реальность меня возвращает лишь холодный ветер, что время от времени налетает со стороны порта. Рядом неторопливо гремят трамваи, коротко окликают друг друга велосипедисты, куда-то не спешат задумчивые северные люди. Я пробираюсь узкими тротуарами, ногам непривычно ощущать все неровности брусчатки.
На Альбертинкату выбираю приглянувшуюся дверь и вдруг оказываюсь внутри старого сундука, в кладовке столетнего сказочника. Обожаю такие лавки! Шагу ступить невозможно – повсюду всякая всячина: чашки, блюдца, лампы, игрушки, книги, древняя мебель, одежда... Посреди этого, как правило, гордо восседает хозяин или хозяйка, готовые рассказать тысячу и одну историю о каждой безделушке. А как вкусно пахнет старина! Счастливая, делаю глубокий вдох. Зря – набрав полный нос пыли, тут же громко чихаю, да так, что колокольчик на двери звонит во второй раз.
На шум откуда-то из глубины появляется пожилая женщина. Долго изучает меня недобрым взглядом, наконец что-то произносит по-фински. Я здороваюсь по-английски, в ответ она лишь отворачивается и вновь исчезает где-то среди стеллажей.
Странно. Финны, конечно, не самые эмоциональные люди, но все, кто встречался мне до этого, были радушными и гостеприимными. Я осторожно пробираюсь вглубь, начинаю изучать содержимое полок. Женщина стоит ко мне спиной, за старинным парикмахерским креслом с зеркалом, медленно протирая пыль с фотографии в деревянной рамке. Молодой вихрастый парень, перебросив ногу через велосипедную раму, улыбается во весь рот.
Я тут же забываю о холодном приёме и с головой ныряю в поиски подарков родителям и друзьям. Я совсем не уверена, радуются ли они, всякий раз на праздник получая от меня какую-нибудь древность, но мне всё это жутко нравится.
Кажется, прошла целая вечность, когда я вынырнула обратно на поверхность вместе с добычей – зеркало в деревянной оправе под Сецессион – маме и кожаный зажим для денег – папе. Ценников на них, конечно, не было. Найдя глазами хозяйку, я удивилась, увидев, что та по-прежнему трёт салфеткой давно обеспыленную фотографию.
– Простите, пожалуйста, сколько стоят эти вещи?
Она медленно повернулась ко мне.
– Не знаю.
Голос был таким сухим, будто внутри неё пересохли все реки, дающие речи силу.
– Я бы хотела купить их, но не могу найти цену.
– Сколько дадите, столько дадите. Мне все равно.
Ситуация была неловкой. Я даже начала немного злиться на неё. Скоро ведь Рождество, где же её праздничное настроение? Я была очарована местом, но было неприятно и обидно, что волшебство рушится из-за грубости хозяйки.
Я положила находки на свободное место, решив не продолжать бессмысленный разговор. Поищу ещё что-нибудь. Может быть, ей нужно немного привыкнуть ко мне. Эх, знала бы она, что, будь моя воля, я бы унесла с собой половину этой лавки!
Задевая углы и выступы, я пробиралась вглубь этой пещеры Алладина. Всякий раз взяв в руки аптечную склянку или старинный флакон из-под духов, я выдумывала историю, как маленькая девочка, жившая сто лет назад, брала мамины духи с туалетного столика и обрызгивалась с ног до головы, представляя себя взрослой девушкой с бантом в волосах. Ей, конечно, доставалось потом от маменьки, духи ведь были большой редкостью, но что уж тут пожелаешь.
Мои фантазии были прерваны странным звуком, который донёсся из-за спины. Я обернулась. Пожилая женщина стояла, все так же повернувшись ко мне спиной, низко опустив голову. Она что-то говорила, но не мне, а кому-то другому. Я прислушалась:
– Раньше здесь было много места. Теперь не так. Нужно переехать. Раньше было больше места. Ты играл вот здесь. Приходил после школы и играл. Это было раньше. Нужно перевезти магазин в другое место, чтобы все вместилось. Чтобы было как раньше.
Её плечи вздрагивали, и эта дрожь совпадала со звуками, вернувшими меня с небес на землю. Она плакала.
Я не знала, что думать. Кажется, тихо окликнула её. Не помню. Помню только, что она повернулась, и глаза её были похожи на тысячу озёр.
– Мой мальчик... Мой мальчик умер. Он умер. Мой маленький мальчик...
За её спиной мне широко улыбался вихрастый парень, перебросивший ногу через велосипедную раму. Три дня назад ему стало плохо в спортзале, он умер по пути в больницу. В двадцать лет остановилось сердце. Всего двадцать лет. У меня трое сыновей, но этот был самый любимый, младший, Отто. Мой маленький мальчик... Он ведь ушел всего на час, на тренировку, я грела суп к его приходу, почему он до сих пор не вернулся? Скажите, мой мальчик вернётся? Скажите мне!..
Я и сама не заметила, как оказалась рядом с ней. Как крепко обняла её. Я не знала, что ещё могу сделать, кроме того, что эхом реветь вслед за ней и что-то горячо шептать, сбиваясь с английского на русский. Она не отстранилась. Совсем наоборот.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я вновь оказалась на улице. Не помню, сколько заплатила за зеркало и зажим. Помню только, что тумана на улице больше не было. Крупными хлопьями валил праздничный белый снег. Он прятал Хельсинки от посторонних глаз.
Я никуда не тороплюсь – у меня впереди 10-часовое свидание с любимым северным городом. Мне очень хорошо. Я давно хотела оказаться здесь одна – и вот, наконец! Всю дорогу в поезде немного волнуюсь – не заблужусь ли, вспомню ли, куда идти? Я ведь не большой мастак ходить по карте. Но чувство лёгкой тревоги быстро улетучивается – вот Кампи, вот проспект Маннергейма, вот Форум. Проще простого. Мне нужно идти налево, мимо Шведского театра, подняться наверх и повернуть направо. Мои любимые места прячутся там. А я прячусь в Хельсинки.
Как ребёнок, я глазею на витрины магазинов и лавок. Финнам удаётся даже самые крошечные из них украсить по-особенному, с любовью и непосредственностью. У меня дома нет телевизора, а здесь, за каждым окном, словно крутят все новые и новые волшебные сказки на разный лад. В реальность меня возвращает лишь холодный ветер, что время от времени налетает со стороны порта. Рядом неторопливо гремят трамваи, коротко окликают друг друга велосипедисты, куда-то не спешат задумчивые северные люди. Я пробираюсь узкими тротуарами, ногам непривычно ощущать все неровности брусчатки.
На Альбертинкату выбираю приглянувшуюся дверь и вдруг оказываюсь внутри старого сундука, в кладовке столетнего сказочника. Обожаю такие лавки! Шагу ступить невозможно – повсюду всякая всячина: чашки, блюдца, лампы, игрушки, книги, древняя мебель, одежда... Посреди этого, как правило, гордо восседает хозяин или хозяйка, готовые рассказать тысячу и одну историю о каждой безделушке. А как вкусно пахнет старина! Счастливая, делаю глубокий вдох. Зря – набрав полный нос пыли, тут же громко чихаю, да так, что колокольчик на двери звонит во второй раз.
На шум откуда-то из глубины появляется пожилая женщина. Долго изучает меня недобрым взглядом, наконец что-то произносит по-фински. Я здороваюсь по-английски, в ответ она лишь отворачивается и вновь исчезает где-то среди стеллажей.
Странно. Финны, конечно, не самые эмоциональные люди, но все, кто встречался мне до этого, были радушными и гостеприимными. Я осторожно пробираюсь вглубь, начинаю изучать содержимое полок. Женщина стоит ко мне спиной, за старинным парикмахерским креслом с зеркалом, медленно протирая пыль с фотографии в деревянной рамке. Молодой вихрастый парень, перебросив ногу через велосипедную раму, улыбается во весь рот.
Я тут же забываю о холодном приёме и с головой ныряю в поиски подарков родителям и друзьям. Я совсем не уверена, радуются ли они, всякий раз на праздник получая от меня какую-нибудь древность, но мне всё это жутко нравится.
Кажется, прошла целая вечность, когда я вынырнула обратно на поверхность вместе с добычей – зеркало в деревянной оправе под Сецессион – маме и кожаный зажим для денег – папе. Ценников на них, конечно, не было. Найдя глазами хозяйку, я удивилась, увидев, что та по-прежнему трёт салфеткой давно обеспыленную фотографию.
– Простите, пожалуйста, сколько стоят эти вещи?
Она медленно повернулась ко мне.
– Не знаю.
Голос был таким сухим, будто внутри неё пересохли все реки, дающие речи силу.
– Я бы хотела купить их, но не могу найти цену.
– Сколько дадите, столько дадите. Мне все равно.
Ситуация была неловкой. Я даже начала немного злиться на неё. Скоро ведь Рождество, где же её праздничное настроение? Я была очарована местом, но было неприятно и обидно, что волшебство рушится из-за грубости хозяйки.
Я положила находки на свободное место, решив не продолжать бессмысленный разговор. Поищу ещё что-нибудь. Может быть, ей нужно немного привыкнуть ко мне. Эх, знала бы она, что, будь моя воля, я бы унесла с собой половину этой лавки!
Задевая углы и выступы, я пробиралась вглубь этой пещеры Алладина. Всякий раз взяв в руки аптечную склянку или старинный флакон из-под духов, я выдумывала историю, как маленькая девочка, жившая сто лет назад, брала мамины духи с туалетного столика и обрызгивалась с ног до головы, представляя себя взрослой девушкой с бантом в волосах. Ей, конечно, доставалось потом от маменьки, духи ведь были большой редкостью, но что уж тут пожелаешь.
Мои фантазии были прерваны странным звуком, который донёсся из-за спины. Я обернулась. Пожилая женщина стояла, все так же повернувшись ко мне спиной, низко опустив голову. Она что-то говорила, но не мне, а кому-то другому. Я прислушалась:
– Раньше здесь было много места. Теперь не так. Нужно переехать. Раньше было больше места. Ты играл вот здесь. Приходил после школы и играл. Это было раньше. Нужно перевезти магазин в другое место, чтобы все вместилось. Чтобы было как раньше.
Её плечи вздрагивали, и эта дрожь совпадала со звуками, вернувшими меня с небес на землю. Она плакала.
Я не знала, что думать. Кажется, тихо окликнула её. Не помню. Помню только, что она повернулась, и глаза её были похожи на тысячу озёр.
– Мой мальчик... Мой мальчик умер. Он умер. Мой маленький мальчик...
За её спиной мне широко улыбался вихрастый парень, перебросивший ногу через велосипедную раму. Три дня назад ему стало плохо в спортзале, он умер по пути в больницу. В двадцать лет остановилось сердце. Всего двадцать лет. У меня трое сыновей, но этот был самый любимый, младший, Отто. Мой маленький мальчик... Он ведь ушел всего на час, на тренировку, я грела суп к его приходу, почему он до сих пор не вернулся? Скажите, мой мальчик вернётся? Скажите мне!..
Я и сама не заметила, как оказалась рядом с ней. Как крепко обняла её. Я не знала, что ещё могу сделать, кроме того, что эхом реветь вслед за ней и что-то горячо шептать, сбиваясь с английского на русский. Она не отстранилась. Совсем наоборот.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я вновь оказалась на улице. Не помню, сколько заплатила за зеркало и зажим. Помню только, что тумана на улице больше не было. Крупными хлопьями валил праздничный белый снег. Он прятал Хельсинки от посторонних глаз.
Helsinki in the morning, mid-December, the heads of stone giants at the entrance to the railway station are hiding in the fog. I came just for a day - to walk around my favorite old stalls, drink coffee with a cinnamon roll, breathe in the pre-Christmas air filled with admiring children's voices ringing in the Stockmann windows. There, behind thick glass, from year to year, some wizards create a whole world where penguins dance, a bear fishes, a moomin dad brings gifts, and festive music sounds over all of this, which beckons a child, like a spellcaster's flute - a snake. Parents do not even try to take their children away - the baby is ready to spend days there all day long. As I understand them.
I am in no hurry - I have a 10-hour date with my beloved northern city ahead of me. I feel very well. I have long wanted to be here alone - and now, finally! All the way on the train I'm a little worried - won't I get lost, will I remember where to go? I'm not a big master of walking on the map. But the feeling of slight anxiety quickly disappears - here is Campi, here is Mannerheim Avenue, here is the Forum. As easy as pie. I need to go left, past the Swedish Theater, go upstairs and turn right. My favorite places are hiding there. And I'm hiding in Helsinki.
Like a child, I stare at the windows of shops and shops. Finns manage to decorate even the smallest of them in a special way, with love and spontaneity. I don't have a TV at home, but here, behind every window, it is as if more and more fairy tales are being played in different ways. Only the cold wind that comes from time to time from the port side returns me to reality. Nearby, trams rumble leisurely, cyclists call each other shortly, pensive northern people are in no hurry somewhere. I make my way through narrow sidewalks, it is unusual for my feet to feel all the unevenness of the paving stones.
On the Albertinkatu I choose the door I like and suddenly find myself inside an old chest, in the closet of a century-old storyteller. I love these shops! It's impossible to take a step - all sorts of things are everywhere: cups, saucers, lamps, toys, books, ancient furniture, clothes ... In the middle of this, as a rule, the owner or hostess sits proudly, ready to tell a thousand and one stories about each trinket. And how delicious the old thing smells! Happy, I take a deep breath. In vain - typing a full nose of dust, I immediately sneeze loudly, so much so that the bell on the door rings a second time.
An elderly woman appears from somewhere in the depths. He studies me for a long time with an unkind glance, finally says something in Finnish. I say hello in English, in response she just turns away and again disappears somewhere among the shelves.
It's strange. Finns, of course, are not the most emotional people, but everyone who met me before was cordial and hospitable. I carefully make my way into the depths, begin to examine the contents of the shelves. A woman stands with her back to me, behind an antique barber chair with a mirror, slowly dusting the dust from a photograph in a wooden frame. The young, swaggering guy, throwing his leg over the bike frame, smiles from the top of his mouth.
I immediately forget about the cold welcome and dive headlong in search of gifts for parents and friends. I'm not at all sure if they are happy, every time for a holiday they receive some kind of antiquity from me, but I really like it all.
It seemed like an eternity had passed when I surfaced back to the surface with the prey - a wooden-framed Secession mirror for Mom and a leather money clip for Dad. There were no price tags for them, of course. Finding the hostess with my eyes, I was surprised to see that she was still rubbing a photograph, which had long been dusty, with a napkin.
- Excuse me, please, how much are these things?
She slowly turned to me.
- I do not know.
The voice was so dry, as if all the rivers that gave her speech had dried up inside her.
- I would like to buy them, but I cannot find the price.
- How much you give, give so much. I do not care.
The situation was awkward. I even started to get a little angry with her. Christmas is coming soon, where is her festive mood? I was fascinated by the place, but it was unpleasant and offensive that the magic collapses due to the rudeness of the hostess.
I put my findings in an empty spot, deciding not to continue the pointless conversation. I'll look for something else. Maybe she needs a little getting used to me. Eh, she would know that, if I had my way, I would have taken half of this shop with me!
Touching corners and ledges, I made my way into the depths of this Aladdin's cave. Every time I took a pharmacy bottle or an old perfume bottle in my hands, I would invent a story about how a little girl who lived a hundred years ago would take my mother's perfume from the dressing table and spray herself from head to toe, imagining herself as an adult girl with a bow in her hair. She, of course, got it from her mother afterwards, perfume was a great rarity, but what can you wish for.
My fantasies were interrupted by a strange sound that came from behind. I turned around. The elderly woman stood, still turning her back to me, her head lowered. She said something, but not to me, but to someone else. I listened:
“There used to be a lot of space here. Now that's not the case. We need to move. Before would
I am in no hurry - I have a 10-hour date with my beloved northern city ahead of me. I feel very well. I have long wanted to be here alone - and now, finally! All the way on the train I'm a little worried - won't I get lost, will I remember where to go? I'm not a big master of walking on the map. But the feeling of slight anxiety quickly disappears - here is Campi, here is Mannerheim Avenue, here is the Forum. As easy as pie. I need to go left, past the Swedish Theater, go upstairs and turn right. My favorite places are hiding there. And I'm hiding in Helsinki.
Like a child, I stare at the windows of shops and shops. Finns manage to decorate even the smallest of them in a special way, with love and spontaneity. I don't have a TV at home, but here, behind every window, it is as if more and more fairy tales are being played in different ways. Only the cold wind that comes from time to time from the port side returns me to reality. Nearby, trams rumble leisurely, cyclists call each other shortly, pensive northern people are in no hurry somewhere. I make my way through narrow sidewalks, it is unusual for my feet to feel all the unevenness of the paving stones.
On the Albertinkatu I choose the door I like and suddenly find myself inside an old chest, in the closet of a century-old storyteller. I love these shops! It's impossible to take a step - all sorts of things are everywhere: cups, saucers, lamps, toys, books, ancient furniture, clothes ... In the middle of this, as a rule, the owner or hostess sits proudly, ready to tell a thousand and one stories about each trinket. And how delicious the old thing smells! Happy, I take a deep breath. In vain - typing a full nose of dust, I immediately sneeze loudly, so much so that the bell on the door rings a second time.
An elderly woman appears from somewhere in the depths. He studies me for a long time with an unkind glance, finally says something in Finnish. I say hello in English, in response she just turns away and again disappears somewhere among the shelves.
It's strange. Finns, of course, are not the most emotional people, but everyone who met me before was cordial and hospitable. I carefully make my way into the depths, begin to examine the contents of the shelves. A woman stands with her back to me, behind an antique barber chair with a mirror, slowly dusting the dust from a photograph in a wooden frame. The young, swaggering guy, throwing his leg over the bike frame, smiles from the top of his mouth.
I immediately forget about the cold welcome and dive headlong in search of gifts for parents and friends. I'm not at all sure if they are happy, every time for a holiday they receive some kind of antiquity from me, but I really like it all.
It seemed like an eternity had passed when I surfaced back to the surface with the prey - a wooden-framed Secession mirror for Mom and a leather money clip for Dad. There were no price tags for them, of course. Finding the hostess with my eyes, I was surprised to see that she was still rubbing a photograph, which had long been dusty, with a napkin.
- Excuse me, please, how much are these things?
She slowly turned to me.
- I do not know.
The voice was so dry, as if all the rivers that gave her speech had dried up inside her.
- I would like to buy them, but I cannot find the price.
- How much you give, give so much. I do not care.
The situation was awkward. I even started to get a little angry with her. Christmas is coming soon, where is her festive mood? I was fascinated by the place, but it was unpleasant and offensive that the magic collapses due to the rudeness of the hostess.
I put my findings in an empty spot, deciding not to continue the pointless conversation. I'll look for something else. Maybe she needs a little getting used to me. Eh, she would know that, if I had my way, I would have taken half of this shop with me!
Touching corners and ledges, I made my way into the depths of this Aladdin's cave. Every time I took a pharmacy bottle or an old perfume bottle in my hands, I would invent a story about how a little girl who lived a hundred years ago would take my mother's perfume from the dressing table and spray herself from head to toe, imagining herself as an adult girl with a bow in her hair. She, of course, got it from her mother afterwards, perfume was a great rarity, but what can you wish for.
My fantasies were interrupted by a strange sound that came from behind. I turned around. The elderly woman stood, still turning her back to me, her head lowered. She said something, but not to me, but to someone else. I listened:
“There used to be a lot of space here. Now that's not the case. We need to move. Before would
У записи 18 лайков,
2 репостов,
702 просмотров.
2 репостов,
702 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Егор Бычков
