Хоть бы трамвай.
-Курить будешь?-спрашивает он.
-Буду,- говорит.
-Кури.
Затягивается, выдыхает. Женщинам не идёт курить, говорят. Ей идёт. Она становится фундаментальной, выпуская дым изо рта, как старый локомотив, пыхающий трубой. Она чуть выдвигает вперёд нижнюю челюсть, хватая губами фильтр, неотрывно смотрит в сторону. Выглядит фотографично, на самом деле, чтоб дым не попал в глаз.
-Говорить будешь?-спрашивает она.
-Буду,- говорит.
-Говори.
Он катает пальцем по столу зажигалку. Она неприятно шуршит по заляпанной вином скатерти. От такого звука сводит зубы, впрочем, звук этот, пожалуй, куда красноречивее всего, что он сумеет сказать. Он тяжело разлепляет губы, чтобы начать. За окном, дребезжа, проезжает трамвай, будто нарочно перебивая. Вместо слова- нарочитый кашель небольного человека. И снова скребет ткань зажигалка.
- Не знаю как начать.- говорит он.
- Мне начать?
- Начни.
Она тушит сигарету в пустую пачку и тут же тянется за новой. Шуршит обёртка, короткий глухой хлопок вырываемой из пачки фольги. Непослушные пальцы долго вылавливают туго утрамбованную сигарету. Она забирает зажигалку и на мгновение воцаряется тишина... Хоть бы опять трамвай. Но нет тихо, как в бункере. Снова дым наполняет промасленную кухню.
- Уходишь?- спрашивает она.
- Ухожу.- говорит
- Уходи.
Сидит. Хватается за бокал, глоток слишком маленький для спасения, но лучше, чем ничего. Губы, слишком сухие для разговора. Всё не кстати. Облизывается. Слишком часто облизывается, как идиот. Вытирает рот тыльной стороной руки, вторая снова тянется к зажигалке.
- Я полюбил, понимаешь?- спрашивает он.
- Не понимаю.- говорит.
- Пойми.
У неё съехал с правой ноги носок. Старательно пытается поправить его второй, так чтоб не видно. Сохраняя стать. Судорожные движения не дают результата. Как не вовремя этот носок. Бесит. Наклоняется, неуклюже ударяясь лбом о стол, бокал падает со звоном. Вот они, остатки её превосходства растекаются по скатерти.
- Когда съедешь?- спрашивает она.
- Сегодня.-говорит.
- Съезжай.
Он рассматривает её волосы. Накрутилась, перекинула на бок. Красивая сидит. Только из-за уха торчит нелепо выбившаяся прядка. Весь вид портит. Тянется поправить, на середине стола останавливает руку, продолжая движение в нелепом потягивании. И опять облизываться начал. Идиот.
- Простить сумеешь?- спрашивает он.
- Попробую- говорит.
- Попробуй.
Она встаёт и подходит к окну. Смотрит, будто там что-то новое. Молчит. Высокая, тонкая. Красивой не назовёшь, интересная. Гладит зачем-то пальцем лист неназванного растения на подоконнике. Он его притащил от покойной матери. Заберёт? Носок только этот дурацкий предательски свисает из шлёпанца. И чего она в мае в носках?
- Может пойдёшь уже?- спрашивает.
- Пойду.- говорит.
- Иди.
Идёт в комнату. Открываются и закрываются дверцы шкафов. Короткое громкое шуршание- сумку вытянул из под кровати. Звук этот... Хоть бы трамвай. Собирать ему почти нечего. Будто знал, что не задержится. А меж тем три года прошло. На оконном стекле узкий подтёк белой краски. Обещал летом поставить стеклопакеты. Ничего, так даже лучше. Роднее. 15 минут. Три года и 15 минут.
- Я цветок заберу?- спрашивает он.
- Оставь.- говорит.
- Оставлю.
Она стоит спиной к нему. Халатик не новый, но сидит. Обнять бы на прощание, не из добра- посмотреть последний раз через плечо за окно, как трамвай едет. Привычка. Там у новой трамваи не ходят- одна беда. Не поворачивается. В прихожую значит, уходить.
- Зажигалку возьмёшь?- спрашивает она.
- Возьму.-говорит
- Бери.
Протягивает ему зажигалку. Вся прямая, как струна, глаза только больные, будто. Идут в прихожую. Сумка, ничтожно маленькая, испачкана чем-то бурым сбоку. Это они в сентябре ездили с Павловыми на шашлыки и он пролил кетчуп. А ведь обещала отстирать.
- Ну я пойду?- спрашивает.
- Иди.- говорит.
- Иду.
Берёт с вешалки потёртую джинсовку. Предательски-долго не может нащупать рукав. Она смотрит на него в упор. Так смотрят мамы, зная о провинности, но ожидая чистосердечного. Только глаза больные. Молчат. Пауза долгая слишком. И сказать нечего и повернуться к двери нельзя. Берет сумку, выдыхает, как в бане. Неловко пятится к двери, будто даже пытается улыбнуться. Скрежет замка. Воздух ещё более прокуренный врывается в прихожую из подъезда хрущёвки. Шаг. Стоит за порогом.
-Дверь на цепочку не забудешь закрыть?- спрашивает он.
- Не забуду.- говорит.
- Закрой.
Хлопок двери. Скрежет замка. Звон цепочки. Она подходит к окну. Долго стоит и смотрит на подтёк белой краски. Наклоняется и через мгновение в форточку летят носки.
За окном, дребезжа, проезжает трамвай.
Пост номер 9/22
#Москва_пишет #Питер_пишет #Питер_пишет_вМоскве
#несколькобукв #агатававилова
Для проекта [club106196196|Россия пишет]
-Курить будешь?-спрашивает он.
-Буду,- говорит.
-Кури.
Затягивается, выдыхает. Женщинам не идёт курить, говорят. Ей идёт. Она становится фундаментальной, выпуская дым изо рта, как старый локомотив, пыхающий трубой. Она чуть выдвигает вперёд нижнюю челюсть, хватая губами фильтр, неотрывно смотрит в сторону. Выглядит фотографично, на самом деле, чтоб дым не попал в глаз.
-Говорить будешь?-спрашивает она.
-Буду,- говорит.
-Говори.
Он катает пальцем по столу зажигалку. Она неприятно шуршит по заляпанной вином скатерти. От такого звука сводит зубы, впрочем, звук этот, пожалуй, куда красноречивее всего, что он сумеет сказать. Он тяжело разлепляет губы, чтобы начать. За окном, дребезжа, проезжает трамвай, будто нарочно перебивая. Вместо слова- нарочитый кашель небольного человека. И снова скребет ткань зажигалка.
- Не знаю как начать.- говорит он.
- Мне начать?
- Начни.
Она тушит сигарету в пустую пачку и тут же тянется за новой. Шуршит обёртка, короткий глухой хлопок вырываемой из пачки фольги. Непослушные пальцы долго вылавливают туго утрамбованную сигарету. Она забирает зажигалку и на мгновение воцаряется тишина... Хоть бы опять трамвай. Но нет тихо, как в бункере. Снова дым наполняет промасленную кухню.
- Уходишь?- спрашивает она.
- Ухожу.- говорит
- Уходи.
Сидит. Хватается за бокал, глоток слишком маленький для спасения, но лучше, чем ничего. Губы, слишком сухие для разговора. Всё не кстати. Облизывается. Слишком часто облизывается, как идиот. Вытирает рот тыльной стороной руки, вторая снова тянется к зажигалке.
- Я полюбил, понимаешь?- спрашивает он.
- Не понимаю.- говорит.
- Пойми.
У неё съехал с правой ноги носок. Старательно пытается поправить его второй, так чтоб не видно. Сохраняя стать. Судорожные движения не дают результата. Как не вовремя этот носок. Бесит. Наклоняется, неуклюже ударяясь лбом о стол, бокал падает со звоном. Вот они, остатки её превосходства растекаются по скатерти.
- Когда съедешь?- спрашивает она.
- Сегодня.-говорит.
- Съезжай.
Он рассматривает её волосы. Накрутилась, перекинула на бок. Красивая сидит. Только из-за уха торчит нелепо выбившаяся прядка. Весь вид портит. Тянется поправить, на середине стола останавливает руку, продолжая движение в нелепом потягивании. И опять облизываться начал. Идиот.
- Простить сумеешь?- спрашивает он.
- Попробую- говорит.
- Попробуй.
Она встаёт и подходит к окну. Смотрит, будто там что-то новое. Молчит. Высокая, тонкая. Красивой не назовёшь, интересная. Гладит зачем-то пальцем лист неназванного растения на подоконнике. Он его притащил от покойной матери. Заберёт? Носок только этот дурацкий предательски свисает из шлёпанца. И чего она в мае в носках?
- Может пойдёшь уже?- спрашивает.
- Пойду.- говорит.
- Иди.
Идёт в комнату. Открываются и закрываются дверцы шкафов. Короткое громкое шуршание- сумку вытянул из под кровати. Звук этот... Хоть бы трамвай. Собирать ему почти нечего. Будто знал, что не задержится. А меж тем три года прошло. На оконном стекле узкий подтёк белой краски. Обещал летом поставить стеклопакеты. Ничего, так даже лучше. Роднее. 15 минут. Три года и 15 минут.
- Я цветок заберу?- спрашивает он.
- Оставь.- говорит.
- Оставлю.
Она стоит спиной к нему. Халатик не новый, но сидит. Обнять бы на прощание, не из добра- посмотреть последний раз через плечо за окно, как трамвай едет. Привычка. Там у новой трамваи не ходят- одна беда. Не поворачивается. В прихожую значит, уходить.
- Зажигалку возьмёшь?- спрашивает она.
- Возьму.-говорит
- Бери.
Протягивает ему зажигалку. Вся прямая, как струна, глаза только больные, будто. Идут в прихожую. Сумка, ничтожно маленькая, испачкана чем-то бурым сбоку. Это они в сентябре ездили с Павловыми на шашлыки и он пролил кетчуп. А ведь обещала отстирать.
- Ну я пойду?- спрашивает.
- Иди.- говорит.
- Иду.
Берёт с вешалки потёртую джинсовку. Предательски-долго не может нащупать рукав. Она смотрит на него в упор. Так смотрят мамы, зная о провинности, но ожидая чистосердечного. Только глаза больные. Молчат. Пауза долгая слишком. И сказать нечего и повернуться к двери нельзя. Берет сумку, выдыхает, как в бане. Неловко пятится к двери, будто даже пытается улыбнуться. Скрежет замка. Воздух ещё более прокуренный врывается в прихожую из подъезда хрущёвки. Шаг. Стоит за порогом.
-Дверь на цепочку не забудешь закрыть?- спрашивает он.
- Не забуду.- говорит.
- Закрой.
Хлопок двери. Скрежет замка. Звон цепочки. Она подходит к окну. Долго стоит и смотрит на подтёк белой краски. Наклоняется и через мгновение в форточку летят носки.
За окном, дребезжа, проезжает трамвай.
Пост номер 9/22
#Москва_пишет #Питер_пишет #Питер_пишет_вМоскве
#несколькобукв #агатававилова
Для проекта [club106196196|Россия пишет]
At least a tram.
-Will you smoke? -He asks.
- I will, - he says.
-Kuri.
Tightens, exhales. Women are not allowed to smoke, they say. It suits her. It becomes fundamental by blowing smoke out of its mouth like an old locomotive puffing out a pipe. She pushes her lower jaw forward a little, grabbing the filter with her lips, and constantly looks to the side. Looks photographic, in fact, to keep the smoke out of the eye.
- Will you talk? - she asks.
- I will, - he says.
-Speak.
He rolls the lighter on the table with his finger. She rustles unpleasantly on the wine-stained tablecloth. Such a sound makes his teeth knock, however, this sound is perhaps much more eloquent than anything he can say. He splits his lips hard to start. Outside the window, rattling, a tram passes, as if on purpose interrupting. Instead of a word, a deliberate cough of a non-sick person. The lighter scrapes the cloth again.
“I don’t know how to start,” he says.
- Should I start?
- Start.
She puts out a cigarette in an empty pack and immediately reaches for a new one. The wrapper rustles, a short dull cotton of foil torn out of the packet. Naughty fingers take a long time to catch the tightly packed cigarette. She takes the lighter and silence reigns for a moment ... If only the tram again. But there is no quiet as in a bunker. Smoke fills the oiled kitchen again.
“Are you leaving?” She asks.
- I'm leaving. - says
- Go away.
Is sitting. Grabs a glass, a sip too small to save, but better than nothing. Lips too dry to talk. Everything is out of place. Licks her lips. Too often licks his lips like an idiot. He wipes his mouth with the back of his hand, and the other reaches for the lighter again.
“I fell in love, you know?” He asks.
“I don’t understand,” he says.
- Understand.
A sock slid off her right leg. He is diligently trying to correct his second, so that it is not visible. Keeping become. Convulsive movements have no effect. How wrong this sock is. Enrages. Leans over, clumsily hitting his forehead against the table, the glass falling with a clang. Here they are, the remnants of her superiority spreading over the tablecloth.
“When will you move out?” She asks.
- Today, he says.
- Move out.
He examines her hair. Twisted, threw it on its side. Beautiful sits. Only from behind the ear sticks out an absurdly knocked out lock. The whole view spoils. He reaches out to correct it, stops his hand in the middle of the table, continuing to move in an absurd stretch. And he began to lick his lips again. Idiot.
“Can you forgive?” He asks.
- I'll try, he says.
- Try it.
She gets up and walks over to the window. Looks like there is something new. Is silent. Tall, thin. You can't call beautiful, interesting. For some reason he strokes a leaf of an unnamed plant on the windowsill with his finger. He brought it from his deceased mother. Will take it away? Only this stupid sock treacherously hangs out of the slipper. And why is she in socks in May?
- Can you go already? - asks.
- I'll go. - says.
- Go.
Goes into the room. Cabinet doors open and close. A short loud rustle - he pulled the bag out from under the bed. This sound ... At least a tram. He has almost nothing to collect. As if he knew he wouldn't be late. Meanwhile, three years have passed. There is a narrow smudge of white paint on the window pane. He promised to install double-glazed windows in the summer. Nothing, it's even better. Dearer. 15 minutes. Three years and 15 minutes.
“I’ll take the flower?” He asks.
- Leave. - says.
- I'll leave it.
She stands with her back to him. The dressing gown is not new, but it fits. Hug goodbye, not for good - look one last time over his shoulder out the window as the tram goes. Habit. There, the new trams do not run - one problem. Doesn't turn. To go into the hallway means to leave.
“Would you take a lighter?” She asks.
- I'll take it. - says
- Take it.
She hands him a lighter. All straight, like a string, only sick eyes, as if. Go to the hallway. The bag, negligible, is stained with something brown on the side. It was they who went with the Pavlovs to barbecue in September and he spilled ketchup. But she promised to wash it off.
- Well, shall I go? - asks.
- Go. - says.
- I'm coming.
Takes a worn jeans from a hanger. For a treacherous long time he cannot find the sleeve. She stares at him. This is how mothers look, knowing about the offense, but expecting a sincere one. Only the eyes are sick. They are silent. The pause is too long. And there is nothing to say and you cannot turn to the door. He takes the bag, exhales, like in a bath. Backing awkwardly toward the door, as if trying to smile. The rattle of the castle. Smoky air rushes into the hallway from the entrance of the Khrushchev. Step. Stands beyond the threshold.
- Do you forget to close the door with a chain? - he asks.
- I won't forget, - he says.
- Close the.
Clap doors. The rattle of the castle. Chain ringing. She walks over to the window. Stands for a long time and looks at the smudge of white paint. He bends down and in a moment socks are flying through the window.
Outside the window, rattling, a tram passes.
Post number 9/22
# Moscow_write # Peter_write # Peter_write_in Moscow
# several letters # agatavilova
For the project [club106196196 | Russia writes]
-Will you smoke? -He asks.
- I will, - he says.
-Kuri.
Tightens, exhales. Women are not allowed to smoke, they say. It suits her. It becomes fundamental by blowing smoke out of its mouth like an old locomotive puffing out a pipe. She pushes her lower jaw forward a little, grabbing the filter with her lips, and constantly looks to the side. Looks photographic, in fact, to keep the smoke out of the eye.
- Will you talk? - she asks.
- I will, - he says.
-Speak.
He rolls the lighter on the table with his finger. She rustles unpleasantly on the wine-stained tablecloth. Such a sound makes his teeth knock, however, this sound is perhaps much more eloquent than anything he can say. He splits his lips hard to start. Outside the window, rattling, a tram passes, as if on purpose interrupting. Instead of a word, a deliberate cough of a non-sick person. The lighter scrapes the cloth again.
“I don’t know how to start,” he says.
- Should I start?
- Start.
She puts out a cigarette in an empty pack and immediately reaches for a new one. The wrapper rustles, a short dull cotton of foil torn out of the packet. Naughty fingers take a long time to catch the tightly packed cigarette. She takes the lighter and silence reigns for a moment ... If only the tram again. But there is no quiet as in a bunker. Smoke fills the oiled kitchen again.
“Are you leaving?” She asks.
- I'm leaving. - says
- Go away.
Is sitting. Grabs a glass, a sip too small to save, but better than nothing. Lips too dry to talk. Everything is out of place. Licks her lips. Too often licks his lips like an idiot. He wipes his mouth with the back of his hand, and the other reaches for the lighter again.
“I fell in love, you know?” He asks.
“I don’t understand,” he says.
- Understand.
A sock slid off her right leg. He is diligently trying to correct his second, so that it is not visible. Keeping become. Convulsive movements have no effect. How wrong this sock is. Enrages. Leans over, clumsily hitting his forehead against the table, the glass falling with a clang. Here they are, the remnants of her superiority spreading over the tablecloth.
“When will you move out?” She asks.
- Today, he says.
- Move out.
He examines her hair. Twisted, threw it on its side. Beautiful sits. Only from behind the ear sticks out an absurdly knocked out lock. The whole view spoils. He reaches out to correct it, stops his hand in the middle of the table, continuing to move in an absurd stretch. And he began to lick his lips again. Idiot.
“Can you forgive?” He asks.
- I'll try, he says.
- Try it.
She gets up and walks over to the window. Looks like there is something new. Is silent. Tall, thin. You can't call beautiful, interesting. For some reason he strokes a leaf of an unnamed plant on the windowsill with his finger. He brought it from his deceased mother. Will take it away? Only this stupid sock treacherously hangs out of the slipper. And why is she in socks in May?
- Can you go already? - asks.
- I'll go. - says.
- Go.
Goes into the room. Cabinet doors open and close. A short loud rustle - he pulled the bag out from under the bed. This sound ... At least a tram. He has almost nothing to collect. As if he knew he wouldn't be late. Meanwhile, three years have passed. There is a narrow smudge of white paint on the window pane. He promised to install double-glazed windows in the summer. Nothing, it's even better. Dearer. 15 minutes. Three years and 15 minutes.
“I’ll take the flower?” He asks.
- Leave. - says.
- I'll leave it.
She stands with her back to him. The dressing gown is not new, but it fits. Hug goodbye, not for good - look one last time over his shoulder out the window as the tram goes. Habit. There, the new trams do not run - one problem. Doesn't turn. To go into the hallway means to leave.
“Would you take a lighter?” She asks.
- I'll take it. - says
- Take it.
She hands him a lighter. All straight, like a string, only sick eyes, as if. Go to the hallway. The bag, negligible, is stained with something brown on the side. It was they who went with the Pavlovs to barbecue in September and he spilled ketchup. But she promised to wash it off.
- Well, shall I go? - asks.
- Go. - says.
- I'm coming.
Takes a worn jeans from a hanger. For a treacherous long time he cannot find the sleeve. She stares at him. This is how mothers look, knowing about the offense, but expecting a sincere one. Only the eyes are sick. They are silent. The pause is too long. And there is nothing to say and you cannot turn to the door. He takes the bag, exhales, like in a bath. Backing awkwardly toward the door, as if trying to smile. The rattle of the castle. Smoky air rushes into the hallway from the entrance of the Khrushchev. Step. Stands beyond the threshold.
- Do you forget to close the door with a chain? - he asks.
- I won't forget, - he says.
- Close the.
Clap doors. The rattle of the castle. Chain ringing. She walks over to the window. Stands for a long time and looks at the smudge of white paint. He bends down and in a moment socks are flying through the window.
Outside the window, rattling, a tram passes.
Post number 9/22
# Moscow_write # Peter_write # Peter_write_in Moscow
# several letters # agatavilova
For the project [club106196196 | Russia writes]
У записи 224 лайков,
5 репостов,
4382 просмотров.
5 репостов,
4382 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Агата Вавилова
