Сегодня Феруччо Фурланетто пел партию короля Филиппа в опере "Дон Карлос" в Мариинском театре. Как мне посчастливилось — воспринимать его исполнение!
О, он из тех исполнителей, которые мне запомнятся, и на этот раз — благая твёрдая уверенность со мной, что его известное имя (которое я услышал совсем незадолго) не выхлопотало у меня для него ни одной частицы восхищения. Всё сделал он сам.
И опера эта останется со мной. Она не превзошла для меня любимые. Но от неё больше и неразрешимей думается, чем обычно в опере. Филипп, единоличный владыка половины Европы, говорит во втором действии Родриго, обличающему его тиранию: "Ты заговоришь не так, когда узнаешь человеческую душу так, как её узнал Филипп". И эта мысль, словно взятая нота звучит на фоне последующих событий, не давая судить, оценивать их однозначно.
И вот его главная ария. Какой сгусток правды: помазанник Божий, до рассвета занятый делами державы (так и было, подтверждают его письма и заметки на полях бумаг, которых он лично просматривал огромное количество, никому не доверяя), жестокий — костры полыхали вовсю, — умный, преданный своему служению ("совершенно серьёзно считал себя ответственным перед Богом за спасение душ своих подданных") — отчаивается из-за безответной любви. Какой достоверной выстроена эта ария! Именно так текут ночные мысли в усталой голове: одна сменяет другую без видимой связи, между ними — пропасти молчания, забытья. И отступившее терзание неизменно возвращается вновь.
И в этой череде — самое обезоруживающее место! Холодное предрассветное звучание флейт — и король произносит бесстрастное пророчество: "Dormirò sol ..." — "Усну только когда закатится мой день, в своей королевской мантии, в гробнице". Как Верди это сделал? Это можно было сделать явной жалобой — но в этом внезапном холодном свете, с обречённостью и сквозящим предчувствием отдохновения смерти мы слышим живую тоску такого свойства, что за неё можно полюбить.
:
О, он из тех исполнителей, которые мне запомнятся, и на этот раз — благая твёрдая уверенность со мной, что его известное имя (которое я услышал совсем незадолго) не выхлопотало у меня для него ни одной частицы восхищения. Всё сделал он сам.
И опера эта останется со мной. Она не превзошла для меня любимые. Но от неё больше и неразрешимей думается, чем обычно в опере. Филипп, единоличный владыка половины Европы, говорит во втором действии Родриго, обличающему его тиранию: "Ты заговоришь не так, когда узнаешь человеческую душу так, как её узнал Филипп". И эта мысль, словно взятая нота звучит на фоне последующих событий, не давая судить, оценивать их однозначно.
И вот его главная ария. Какой сгусток правды: помазанник Божий, до рассвета занятый делами державы (так и было, подтверждают его письма и заметки на полях бумаг, которых он лично просматривал огромное количество, никому не доверяя), жестокий — костры полыхали вовсю, — умный, преданный своему служению ("совершенно серьёзно считал себя ответственным перед Богом за спасение душ своих подданных") — отчаивается из-за безответной любви. Какой достоверной выстроена эта ария! Именно так текут ночные мысли в усталой голове: одна сменяет другую без видимой связи, между ними — пропасти молчания, забытья. И отступившее терзание неизменно возвращается вновь.
И в этой череде — самое обезоруживающее место! Холодное предрассветное звучание флейт — и король произносит бесстрастное пророчество: "Dormirò sol ..." — "Усну только когда закатится мой день, в своей королевской мантии, в гробнице". Как Верди это сделал? Это можно было сделать явной жалобой — но в этом внезапном холодном свете, с обречённостью и сквозящим предчувствием отдохновения смерти мы слышим живую тоску такого свойства, что за неё можно полюбить.
:
Today Feruccio Furlanetto sang the part of King Philip in the opera Don Carlos at the Mariinsky Theater. How lucky I was to perceive his performance!
Oh, he is one of those performers who will be remembered by me, and this time - a good firm confidence with me that his famous name (which I heard very shortly) did not procure from me a single particle of admiration for him. He did everything himself.
And this opera will stay with me. She has not surpassed my favorites. But from her it is more and more insoluble than usual in opera. Philip, the sole ruler of half of Europe, says in the second act of Rodrigo, denouncing his tyranny: "You will not speak like this when you recognize the human soul as Philip did." And this thought, as if a note taken, resounds against the background of subsequent events, not allowing to judge, evaluate them unambiguously.
And here is his main aria. What a clot of truth: the anointed of God, busy with the affairs of the state until dawn (and it was, his letters and notes on the margins of papers confirm, which he personally looked through a huge number, not trusting anyone), cruel - the fires were blazing with might and main, - smart, devoted to his service ("He seriously considered himself responsible before God for the salvation of the souls of his subjects") - he despairs because of unrequited love. How authentic this aria is built! This is how nighttime thoughts flow in a tired head: one replaces another without a visible connection, between them there are abysses of silence, oblivion. And the receding torment invariably returns again.
And in this line - the most disarming place! Cold pre-dawn sound of flutes - and the king utters a dispassionate prophecy: "Dormirò sol ..." - "I will fall asleep only when my day dies, in my royal robe, in the tomb." How did Verdi do it? This could have been made an obvious complaint - but in this sudden cold light, with doom and foreboding foreboding of the rest of death, we hear a living anguish of such a quality that one can fall in love with it.
:
Oh, he is one of those performers who will be remembered by me, and this time - a good firm confidence with me that his famous name (which I heard very shortly) did not procure from me a single particle of admiration for him. He did everything himself.
And this opera will stay with me. She has not surpassed my favorites. But from her it is more and more insoluble than usual in opera. Philip, the sole ruler of half of Europe, says in the second act of Rodrigo, denouncing his tyranny: "You will not speak like this when you recognize the human soul as Philip did." And this thought, as if a note taken, resounds against the background of subsequent events, not allowing to judge, evaluate them unambiguously.
And here is his main aria. What a clot of truth: the anointed of God, busy with the affairs of the state until dawn (and it was, his letters and notes on the margins of papers confirm, which he personally looked through a huge number, not trusting anyone), cruel - the fires were blazing with might and main, - smart, devoted to his service ("He seriously considered himself responsible before God for the salvation of the souls of his subjects") - he despairs because of unrequited love. How authentic this aria is built! This is how nighttime thoughts flow in a tired head: one replaces another without a visible connection, between them there are abysses of silence, oblivion. And the receding torment invariably returns again.
And in this line - the most disarming place! Cold pre-dawn sound of flutes - and the king utters a dispassionate prophecy: "Dormirò sol ..." - "I will fall asleep only when my day dies, in my royal robe, in the tomb." How did Verdi do it? This could have been made an obvious complaint - but in this sudden cold light, with doom and foreboding foreboding of the rest of death, we hear a living anguish of such a quality that one can fall in love with it.
:
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Илья Попов
