У ПЕСЧАНОГО БУГРА В ГОЛУБОЙ ДЕНЬ
Вот стоят цари, увенчанные свечами...
В свободной, — свободной высоте, над венцом царей, пустой флагшток нежно сверлит голубизну...
Здесь я даю обет: никогда не стыдиться настоящей самой себя. (Настоящей, что пишет стихи, которые нигде не хотят печатать). Не конфузиться, когда входишь в гостиную, и, как бы много ни было там неприятных гостей, — не забывать, что я поэт, а не мокрица...
И не желать никогда печататься в их журналах, не быть, как все, и не отнимать жизни у животных.
Почему я и это думаю?
Поэт — даятель, а не отниматель жизни... Посмотри, какой мир хорошенький, — вымытый солнцем и уже — верит в твое чувство и твои будущие писания и глядит на тебя с благодарностью...
Поэт — даятель жизни, а не обидчик-отниматель. И — обещаю не стесняясь говорить элегантным охотникам, как бы они ни были привлекательны, что — они подлецы — подлецы!!!
И пусть за мной никто не ухаживает, я сильна!
Но сдержу ли я свое слово?.. Сдержу ли я его?
Я сжимаю кулаки, но я одна, и кругом величественно.
Это быстро у меня проходит...
Моя рука подняла камешек и бросила... кружась спиралью, он очертил арку над краем леса в голубой стране... Он был всю жизнь на земле, и вдруг моя рука дала ему полет... Пролетая голубизну, — блаженствовал ли он?
***
Есть вещи, которых не стыдно перед Богом, но стыдно перед людьми. А есть, в которых Бога невыносимо стыдно, а перед людьми даже приятно, но с ними невозможно остаться наедине на хвойной опушке вечерней зари.
(отрывок из: июнь. облачно)
***
Спрашивал ты себя — зачем ты выходишь утром на опушку леса и стоишь там и ждёшь? Это место с коричневой чистой землёй, присоренной крупными иглами. Зачем это тебе надо? И в то же время это тебя мучает!..
Твоей душе тогда холодно. Зачем тебе это любо?
— Вот сейчас «оно» откроется, тут же, в молчании. Я понесу тогда это в сердце, боясь сказать о нём слово. Откроется то, чего ждалось всегда в ранние суровые тишины!
Чего ждалось, чего никогда ещё не было, но что близко — больно подходить, и когда уже любишь его до слёз — не настаёт. И только это одно — стоит подвига.
Вот зачем выходить на край голых, высоких, одиноких стволов — и смотреть.
Зачем выходить на нетронутую, чистую землю леса и ждать…
***
— Почему ты ни за что не примешься? Уж не день ли Святого Лентяя у тебя сегодня?
— Ну, лентяя ты уж оставь. Каждый месяц бывает только 5 дней Св. Лентяя:
1) Когда мне не хочется. 2) Когда я никак не могу собраться. 3) Когда я собираюсь завтра начать. 4) Когда почти совсем было начал работу, да надо отдохнуть. 5) Когда мне всё трын-трава.
***
Шёл дождь, было холодно. У вокзала в темноте стоял человек и мок. Он от горя забыл войти под крышу. Он не заметил, как промок и озяб. Он даже стал нечаянно под самый сток…
Он не заметил, что озяб, и всё стоял, как поглупевшая, бесприютная птица, и мок. А сверху на него толстыми струями, пританцовывая и смеясь, лилась — вода…
Дня через три после этого он умер.
Это был мой сын, мой сын, моё единственное, моё несчастное дитя.
Это вовсе не был мне сын, я его и не видала никогда, но я его полюбила за то, что он мок, как бесприютная птица, и от глубокого горя не заметил этого.
***
Разложили костёр на корнях и выжгли у живой сосны сердцевину.
Кто? Не знаю.
Дерево с тяжёлой кудрявой головой, необъятной жизненной силы — держалось на трети древесины, уродливо лишённое гордого упора и равновесия.
Было очень тихо. Обречённое на медленную смерть, дерево молчало. Несомненно, оно знало, что ему сделали, — и окружавшие его сотоварищи молчали. И было неприятно и тяжёло видеть среди жизни очень здорового человека, которого временно отпустили, но через срок неизбежно назначено повесить, и он это сам знает, и окружающие, и все молчат...
Назад шёл вырубкой.
Злобишься ли ты, лес, когда вершины, что привыкли ходить в небе, слушать сказания созвездий и баюкать облака, падают оземь и оскверняются человеком? Нет, ты перерос возможность злобы. Я также перерос мою злобу, но мне очень тяжело.
ВАСЯ
Они вас обманули, ваши отцы! Они из года в год обманывают молодежь. Но я мать, меня не подкупишь, я вам скажу правду.
Да, они вас обманули, — они вас научили говорить: — Будущее, — упроченное положение... Для юноши нельзя рисковать всею будущностью... Это слишком серьезно. Ведь у него вся жизнь впереди!..
Но меня, мать, не обманешь, — когда потускнеют над перепиской бессмысленных бумаг глаза, в которые я смотрелась, как в небо!
Скажи, двенадцатилетний мальчишка, — ты что видишь, когда тебе говорят — «Будущее»?! — Ведь поле, луг, — солнце, речку и лодку?! Не груду же бумаги и не ломберный стол до рассвета каждую ночь в накуренном клубе...
Ну, так знай! Твоего будущего тебе не дадут! Тебя обманывают. — Луг, лодку и речку тебе не дадут! Ты не найдешь теперь этими выцветшими глазами свое будущее: тех друзей, той девушки, — той дороги, какую сулило тебе твое настоящее счастье!! Ведь твои глаза выцвели! Над твоими бровями не плетет больше нежные тени весна... С твоего полуопущенного стыдливого лица, — больше не струится свет...
«Каким ваш Вася стал молодцом!»
О, да, тебя выправили на казенной выправке, ты отучился, входя в дверь, поеживаться, сжимать плечи и вытягивать шею, нежный верблюжонок!
— Это ложь! Не о юношах вы думаете, вы заботитесь только о стариках, похожих на вас и понятных вам!
Юность вы ненавидите, вы ей слишком завидуете, — вы ее гоните и обрезаете по меркам, чтобы она не колола вам глаза своей чистотой, честностью и своею способностью по-настоящему творить.
О старике с лысиной и брюшком, путешествующем в Карлсбад — думали вы, когда шепелявили об «упроченном положении».
А юношу — еще мальчишкой вы заставляли все весенние месяцы тосковать в городе, глядеть день за днем на противный гимназический двор, серый и каменный — безнадежным тусклым взором покорившегося каторге...
Год за годом его лишали весны! — Звездочек лиловых в весеннем лесу, желтых бабочек утром, — ромашек веселых, как солнышки, в море зеленого травяного сока. Когда он не покорялся — вы его заставляли, не стесняясь в средствах, а если не били, так хуже, — обманывали: — «Учись Вася, учись, ты будешь умней!..»
А! Вы серьезно думали, что он будет умней, — лишившись в самые чуткие годы — всего Божьего мира? Учись смолоду! А весна? А весну учись любить, когда огрубеешь и устанешь?
Умней! Но не вы ли сами говорили: «И на что эти все учебники, как глупо составлены: все равно забудется и ни на что не нужно!..»
А сами для себя вы припасали творения поэтов, музыку, цветы, дачи, поездки за границу?!
— А Вася? — Вася должен учиться! Вы ненавидели своего Васю, вы завидовали его молодости, вы скорей поторопились окургузить его в мундирчики и погонцы, чтоб не колол он ваши глаза, напоминая вам светом юным своего стана — ангела и забытое вами небо. «Пригладь вихры! — Вдохновенный вид!..» иронизировали вы, когда невзначай сквозь казенщину, вам виделось, что в нем раскрылось солнце...
Вы его отдали в корпус, заставили проделывать каждый шаг под треск барабана, под окрик муштровки. А в это время каждый год цвела и осыпал ась черемуха, вили гнезда ласточки!
С какой бешеной жадностью глядят иногда на зелень! Вы не знаете? Вы забыли? Безвозвратно забыли, вы больше не знаете.
Вы оторвали его от его зверьков, единственных существ, понимавших его.
Да его-то самого спросили тогда о его желаниях: чего он жаждет?
Он упирался и плакал, обхватив шею собаки в то мзгливое утро, когда его отвозили в корпус. Это для его счастья вы делали? Для счастья этого самого тогдашнего, неловкого, долговязенького Васи? — Да?.. Нет! Вы того просто убили, принесли в жертву будущему плешивому господину с геморроем, который потом родился на свет из трупа замученной вами юности. Плешивый господин, похожий на вас, потерявших самый вкус и смысл жизни...
Вы обманули в это утро и меня, его мать, вы заставили меня лицемерить и просить. — «Папа так расстроен! У меня аневризмы. Вася, ты должен пощадить мамочку. — И мы убили в это утро моего Васю. Нет, хуже, мы заманили его в западню, выбросили в волчью яму, где он годы гнил со сломанными ногами, — где умирала с голоду его душа, — годы, и — умерла. И как два сообщника, мы ушли от ямы, не слушая его криков о помощи.
А сколько плакал он там по ночам, один, кусая подушку. — Он был в это время счастлив?
Потом, взрослый, он приходит ко мне и говорит: «Я встретил ее, — я чувствую, что это она! Отчего же она меня не узнала? Почему, мама, это не может никогда быть взаимно?»
Что я могу сказать ему?
Твоя девушка? Да она полюбит моего Васю! Васю с застенчивым лицом и доверчивыми глазами и болтающего неловко руками-граблями... Но тебя «выправили», мой милый, и я сама едва узнаю тебя! — Ты выправился и стал молодцом! Ты, мой чиновник особых поручений! Любовь, — Она, Солнце, луг, речка. — Нет, теперь ты это оставь, теперь ты просто сделай приличную партию!
Товарищи, друзья! — Зачем?!. У тебя всегда и везде найдутся сослуживцы! Зачем тебе призвание? У тебя будут очередные награды, повышения по службе. Перед тобой расстилается не луг, мой милый, а служебная карьера или коммерция — как мы для тебя мечтали...
Что ж, ты теперь, верно, счастлив?
Где твоя улыбка?
***
Изгибы сосновых ветвей, — как пламя.
В вечернем небе над дюной стоят золотые знаки.
Воображаю себе дорогого мальчика, желанного, говорю ему: будь страшно искренен.
И тогда делается больно,– что должен он пережить. Чем ему ответит жизнь? — Побоями? Я хочу взять своё пожелание. — Мне больно за нежный овал его подбородка и за его тихие большие руки.
Я говорю, — будь счастлив.
Но откуда-то от хвойных корон на высотах приходит храбрость и ещё «будь готова».
— Будь искренен, а я не буду бояться боли! Будь искренное, будь честное дитя.
ДОГОВОР
Если ты захочешь заключить союз с теми, что делает хвойные глубины таинственными и бледное небо божественным, и если ты полна твёрдости древних саг, и когда их читала, в тебе просыпалась северная гордость и желание топнуть ногой и вскинуть высоко голову с расплетённой гривой, — беги прямо перед собой на светлый край неба.
«Топ, топ — круглая поляна!»
«Кто ты?» — кричат невидим
Вот стоят цари, увенчанные свечами...
В свободной, — свободной высоте, над венцом царей, пустой флагшток нежно сверлит голубизну...
Здесь я даю обет: никогда не стыдиться настоящей самой себя. (Настоящей, что пишет стихи, которые нигде не хотят печатать). Не конфузиться, когда входишь в гостиную, и, как бы много ни было там неприятных гостей, — не забывать, что я поэт, а не мокрица...
И не желать никогда печататься в их журналах, не быть, как все, и не отнимать жизни у животных.
Почему я и это думаю?
Поэт — даятель, а не отниматель жизни... Посмотри, какой мир хорошенький, — вымытый солнцем и уже — верит в твое чувство и твои будущие писания и глядит на тебя с благодарностью...
Поэт — даятель жизни, а не обидчик-отниматель. И — обещаю не стесняясь говорить элегантным охотникам, как бы они ни были привлекательны, что — они подлецы — подлецы!!!
И пусть за мной никто не ухаживает, я сильна!
Но сдержу ли я свое слово?.. Сдержу ли я его?
Я сжимаю кулаки, но я одна, и кругом величественно.
Это быстро у меня проходит...
Моя рука подняла камешек и бросила... кружась спиралью, он очертил арку над краем леса в голубой стране... Он был всю жизнь на земле, и вдруг моя рука дала ему полет... Пролетая голубизну, — блаженствовал ли он?
***
Есть вещи, которых не стыдно перед Богом, но стыдно перед людьми. А есть, в которых Бога невыносимо стыдно, а перед людьми даже приятно, но с ними невозможно остаться наедине на хвойной опушке вечерней зари.
(отрывок из: июнь. облачно)
***
Спрашивал ты себя — зачем ты выходишь утром на опушку леса и стоишь там и ждёшь? Это место с коричневой чистой землёй, присоренной крупными иглами. Зачем это тебе надо? И в то же время это тебя мучает!..
Твоей душе тогда холодно. Зачем тебе это любо?
— Вот сейчас «оно» откроется, тут же, в молчании. Я понесу тогда это в сердце, боясь сказать о нём слово. Откроется то, чего ждалось всегда в ранние суровые тишины!
Чего ждалось, чего никогда ещё не было, но что близко — больно подходить, и когда уже любишь его до слёз — не настаёт. И только это одно — стоит подвига.
Вот зачем выходить на край голых, высоких, одиноких стволов — и смотреть.
Зачем выходить на нетронутую, чистую землю леса и ждать…
***
— Почему ты ни за что не примешься? Уж не день ли Святого Лентяя у тебя сегодня?
— Ну, лентяя ты уж оставь. Каждый месяц бывает только 5 дней Св. Лентяя:
1) Когда мне не хочется. 2) Когда я никак не могу собраться. 3) Когда я собираюсь завтра начать. 4) Когда почти совсем было начал работу, да надо отдохнуть. 5) Когда мне всё трын-трава.
***
Шёл дождь, было холодно. У вокзала в темноте стоял человек и мок. Он от горя забыл войти под крышу. Он не заметил, как промок и озяб. Он даже стал нечаянно под самый сток…
Он не заметил, что озяб, и всё стоял, как поглупевшая, бесприютная птица, и мок. А сверху на него толстыми струями, пританцовывая и смеясь, лилась — вода…
Дня через три после этого он умер.
Это был мой сын, мой сын, моё единственное, моё несчастное дитя.
Это вовсе не был мне сын, я его и не видала никогда, но я его полюбила за то, что он мок, как бесприютная птица, и от глубокого горя не заметил этого.
***
Разложили костёр на корнях и выжгли у живой сосны сердцевину.
Кто? Не знаю.
Дерево с тяжёлой кудрявой головой, необъятной жизненной силы — держалось на трети древесины, уродливо лишённое гордого упора и равновесия.
Было очень тихо. Обречённое на медленную смерть, дерево молчало. Несомненно, оно знало, что ему сделали, — и окружавшие его сотоварищи молчали. И было неприятно и тяжёло видеть среди жизни очень здорового человека, которого временно отпустили, но через срок неизбежно назначено повесить, и он это сам знает, и окружающие, и все молчат...
Назад шёл вырубкой.
Злобишься ли ты, лес, когда вершины, что привыкли ходить в небе, слушать сказания созвездий и баюкать облака, падают оземь и оскверняются человеком? Нет, ты перерос возможность злобы. Я также перерос мою злобу, но мне очень тяжело.
ВАСЯ
Они вас обманули, ваши отцы! Они из года в год обманывают молодежь. Но я мать, меня не подкупишь, я вам скажу правду.
Да, они вас обманули, — они вас научили говорить: — Будущее, — упроченное положение... Для юноши нельзя рисковать всею будущностью... Это слишком серьезно. Ведь у него вся жизнь впереди!..
Но меня, мать, не обманешь, — когда потускнеют над перепиской бессмысленных бумаг глаза, в которые я смотрелась, как в небо!
Скажи, двенадцатилетний мальчишка, — ты что видишь, когда тебе говорят — «Будущее»?! — Ведь поле, луг, — солнце, речку и лодку?! Не груду же бумаги и не ломберный стол до рассвета каждую ночь в накуренном клубе...
Ну, так знай! Твоего будущего тебе не дадут! Тебя обманывают. — Луг, лодку и речку тебе не дадут! Ты не найдешь теперь этими выцветшими глазами свое будущее: тех друзей, той девушки, — той дороги, какую сулило тебе твое настоящее счастье!! Ведь твои глаза выцвели! Над твоими бровями не плетет больше нежные тени весна... С твоего полуопущенного стыдливого лица, — больше не струится свет...
«Каким ваш Вася стал молодцом!»
О, да, тебя выправили на казенной выправке, ты отучился, входя в дверь, поеживаться, сжимать плечи и вытягивать шею, нежный верблюжонок!
— Это ложь! Не о юношах вы думаете, вы заботитесь только о стариках, похожих на вас и понятных вам!
Юность вы ненавидите, вы ей слишком завидуете, — вы ее гоните и обрезаете по меркам, чтобы она не колола вам глаза своей чистотой, честностью и своею способностью по-настоящему творить.
О старике с лысиной и брюшком, путешествующем в Карлсбад — думали вы, когда шепелявили об «упроченном положении».
А юношу — еще мальчишкой вы заставляли все весенние месяцы тосковать в городе, глядеть день за днем на противный гимназический двор, серый и каменный — безнадежным тусклым взором покорившегося каторге...
Год за годом его лишали весны! — Звездочек лиловых в весеннем лесу, желтых бабочек утром, — ромашек веселых, как солнышки, в море зеленого травяного сока. Когда он не покорялся — вы его заставляли, не стесняясь в средствах, а если не били, так хуже, — обманывали: — «Учись Вася, учись, ты будешь умней!..»
А! Вы серьезно думали, что он будет умней, — лишившись в самые чуткие годы — всего Божьего мира? Учись смолоду! А весна? А весну учись любить, когда огрубеешь и устанешь?
Умней! Но не вы ли сами говорили: «И на что эти все учебники, как глупо составлены: все равно забудется и ни на что не нужно!..»
А сами для себя вы припасали творения поэтов, музыку, цветы, дачи, поездки за границу?!
— А Вася? — Вася должен учиться! Вы ненавидели своего Васю, вы завидовали его молодости, вы скорей поторопились окургузить его в мундирчики и погонцы, чтоб не колол он ваши глаза, напоминая вам светом юным своего стана — ангела и забытое вами небо. «Пригладь вихры! — Вдохновенный вид!..» иронизировали вы, когда невзначай сквозь казенщину, вам виделось, что в нем раскрылось солнце...
Вы его отдали в корпус, заставили проделывать каждый шаг под треск барабана, под окрик муштровки. А в это время каждый год цвела и осыпал ась черемуха, вили гнезда ласточки!
С какой бешеной жадностью глядят иногда на зелень! Вы не знаете? Вы забыли? Безвозвратно забыли, вы больше не знаете.
Вы оторвали его от его зверьков, единственных существ, понимавших его.
Да его-то самого спросили тогда о его желаниях: чего он жаждет?
Он упирался и плакал, обхватив шею собаки в то мзгливое утро, когда его отвозили в корпус. Это для его счастья вы делали? Для счастья этого самого тогдашнего, неловкого, долговязенького Васи? — Да?.. Нет! Вы того просто убили, принесли в жертву будущему плешивому господину с геморроем, который потом родился на свет из трупа замученной вами юности. Плешивый господин, похожий на вас, потерявших самый вкус и смысл жизни...
Вы обманули в это утро и меня, его мать, вы заставили меня лицемерить и просить. — «Папа так расстроен! У меня аневризмы. Вася, ты должен пощадить мамочку. — И мы убили в это утро моего Васю. Нет, хуже, мы заманили его в западню, выбросили в волчью яму, где он годы гнил со сломанными ногами, — где умирала с голоду его душа, — годы, и — умерла. И как два сообщника, мы ушли от ямы, не слушая его криков о помощи.
А сколько плакал он там по ночам, один, кусая подушку. — Он был в это время счастлив?
Потом, взрослый, он приходит ко мне и говорит: «Я встретил ее, — я чувствую, что это она! Отчего же она меня не узнала? Почему, мама, это не может никогда быть взаимно?»
Что я могу сказать ему?
Твоя девушка? Да она полюбит моего Васю! Васю с застенчивым лицом и доверчивыми глазами и болтающего неловко руками-граблями... Но тебя «выправили», мой милый, и я сама едва узнаю тебя! — Ты выправился и стал молодцом! Ты, мой чиновник особых поручений! Любовь, — Она, Солнце, луг, речка. — Нет, теперь ты это оставь, теперь ты просто сделай приличную партию!
Товарищи, друзья! — Зачем?!. У тебя всегда и везде найдутся сослуживцы! Зачем тебе призвание? У тебя будут очередные награды, повышения по службе. Перед тобой расстилается не луг, мой милый, а служебная карьера или коммерция — как мы для тебя мечтали...
Что ж, ты теперь, верно, счастлив?
Где твоя улыбка?
***
Изгибы сосновых ветвей, — как пламя.
В вечернем небе над дюной стоят золотые знаки.
Воображаю себе дорогого мальчика, желанного, говорю ему: будь страшно искренен.
И тогда делается больно,– что должен он пережить. Чем ему ответит жизнь? — Побоями? Я хочу взять своё пожелание. — Мне больно за нежный овал его подбородка и за его тихие большие руки.
Я говорю, — будь счастлив.
Но откуда-то от хвойных корон на высотах приходит храбрость и ещё «будь готова».
— Будь искренен, а я не буду бояться боли! Будь искренное, будь честное дитя.
ДОГОВОР
Если ты захочешь заключить союз с теми, что делает хвойные глубины таинственными и бледное небо божественным, и если ты полна твёрдости древних саг, и когда их читала, в тебе просыпалась северная гордость и желание топнуть ногой и вскинуть высоко голову с расплетённой гривой, — беги прямо перед собой на светлый край неба.
«Топ, топ — круглая поляна!»
«Кто ты?» — кричат невидим
BY A SANDBOARD ON A BLUE DAY
Here are the kings, crowned with candles ...
In a free, free height, above the crown of kings, an empty flagpole gently drills the blue ...
Here I make a vow: never be ashamed of your real self. (The real one who writes poetry that they don't want to publish anywhere). Do not be embarrassed when you enter the living room, and, no matter how many unpleasant guests there are, do not forget that I am a poet, not wood lice ...
And never want to be published in their magazines, not to be like everyone else, and not to take the lives of animals.
Why am I thinking this too?
A poet is a giver, not a take away of life ... Look what a pretty world - washed by the sun and already - believes in your feeling and your future writings and looks at you with gratitude ...
The poet is a giver of life, not an offender-snatcher. And - I promise not to hesitate to tell elegant hunters, no matter how attractive they are, that they are scoundrels - scoundrels !!!
And let no one take care of me, I am strong!
But will I keep my word? .. Will I keep it?
I clench my fists, but I am alone and majestic around.
It goes away quickly ...
My hand lifted a pebble and threw it ... whirling in a spiral, he outlined an arch over the edge of the forest in a blue country ... He had been on earth all his life, and suddenly my hand gave him flight ... Flying blue, - was he blissful?
***
There are things that are not ashamed before God, but are ashamed before people. And there are, in which God is unbearably ashamed, and in front of people it is even pleasant, but it is impossible to be alone with them on the pine forest of the evening dawn.
(excerpt from: June. cloudy)
***
You asked yourself - why do you go out to the edge of the forest in the morning and stand there and wait? This is a place with brown clean soil, pinned by large needles. Why do you need it? And at the same time it torments you! ..
Your soul is cold then. Why do you like it?
- Now "it" will open, right there, in silence. Then I will carry it in my heart, afraid to say a word about him. What was always expected in the early harsh silence will open!
What was expected, what has never happened before, but what is close - it hurts to come up, and when you already love him to tears - it does not come. And only this one thing is worth a heroic deed.
That's why you need to go out to the edge of the bare, high, lonely tree trunks and watch.
Why go out to the pristine, clean land of the forest and wait ...
***
- Why don't you do anything? Isn't that Saint Lazy Day you have today?
- Well, leave the lazy one. There are only 5 days of St. Lazy each month:
1) When I don't feel like it. 2) When I can't get myself together. 3) When I'm going to start tomorrow. 4) When it was almost completely started work, but you need to rest. 5) When everything is tryn-grass to me.
***
It was raining and it was cold. A man and a mok stood at the station in the dark. He forgot to go under the roof out of grief. He didn't notice how wet and cold he was. He even became by accident very close to the runoff ...
He did not notice that he was cold, and still stood like a stupid, homeless bird, and was wet. And from above on him in thick streams, dancing and laughing, water poured ...
Three days later, he died.
This was my son, my son, my only, my unfortunate child.
It was not my son at all, I never saw him, but I fell in love with him because he was wet like a stray bird, and from deep grief did not notice it.
***
They made a fire on the roots and burned the heart of a living pine.
Who! I do not know.
A tree with a heavy curly head, immense vitality - held on to a third of the wood, ugly devoid of proud emphasis and balance.
It was very quiet. Doomed to a slow death, the tree was silent. Undoubtedly, it knew what had been done to it, and the associates around it were silent. And it was unpleasant and hard to see in the midst of life a very healthy person who was temporarily released, but after a time it was inevitably appointed to be hanged, and he himself knows this, and those around him, and everyone is silent ...
I walked back through the felling.
Are you angry, forest, when the peaks that are used to walking in the sky, listening to the legends of the constellations and lulling the clouds, fall to the ground and are defiled by man? No, you have outgrown the possibility of anger. I have also outgrown my anger, but it is very difficult for me.
VASYA
They deceived you, your fathers! They deceive young people from year to year. But I am a mother, you cannot bribe me, I will tell you the truth.
Yes, they deceived you - they taught you to say: - The future is a well-established position ... For a young man you cannot risk his entire future ... This is too serious. After all, he has his whole life ahead! ..
But you can't deceive me, mother, - when the eyes grow dim over the correspondence of meaningless papers, into which I looked like the sky!
Tell me, a twelve-year-old boy, what do you see when they say “Future” to you ?! - After all, a field, a meadow - the sun, a river and a boat ?! Not a pile of paper and a card table until dawn every night in a smoky club ...
Well, so know! They won't give you your future! You are being deceived. - They won't give you a meadow, a boat or a river! Now you will not find your future with these faded eyes: those friends, that girl, the road that your real happiness promised you !! After all, your eyes are faded! Spring no longer weaves tender shadows over your eyebrows ... From your half-lowered, bashful face, it no longer flows from
Here are the kings, crowned with candles ...
In a free, free height, above the crown of kings, an empty flagpole gently drills the blue ...
Here I make a vow: never be ashamed of your real self. (The real one who writes poetry that they don't want to publish anywhere). Do not be embarrassed when you enter the living room, and, no matter how many unpleasant guests there are, do not forget that I am a poet, not wood lice ...
And never want to be published in their magazines, not to be like everyone else, and not to take the lives of animals.
Why am I thinking this too?
A poet is a giver, not a take away of life ... Look what a pretty world - washed by the sun and already - believes in your feeling and your future writings and looks at you with gratitude ...
The poet is a giver of life, not an offender-snatcher. And - I promise not to hesitate to tell elegant hunters, no matter how attractive they are, that they are scoundrels - scoundrels !!!
And let no one take care of me, I am strong!
But will I keep my word? .. Will I keep it?
I clench my fists, but I am alone and majestic around.
It goes away quickly ...
My hand lifted a pebble and threw it ... whirling in a spiral, he outlined an arch over the edge of the forest in a blue country ... He had been on earth all his life, and suddenly my hand gave him flight ... Flying blue, - was he blissful?
***
There are things that are not ashamed before God, but are ashamed before people. And there are, in which God is unbearably ashamed, and in front of people it is even pleasant, but it is impossible to be alone with them on the pine forest of the evening dawn.
(excerpt from: June. cloudy)
***
You asked yourself - why do you go out to the edge of the forest in the morning and stand there and wait? This is a place with brown clean soil, pinned by large needles. Why do you need it? And at the same time it torments you! ..
Your soul is cold then. Why do you like it?
- Now "it" will open, right there, in silence. Then I will carry it in my heart, afraid to say a word about him. What was always expected in the early harsh silence will open!
What was expected, what has never happened before, but what is close - it hurts to come up, and when you already love him to tears - it does not come. And only this one thing is worth a heroic deed.
That's why you need to go out to the edge of the bare, high, lonely tree trunks and watch.
Why go out to the pristine, clean land of the forest and wait ...
***
- Why don't you do anything? Isn't that Saint Lazy Day you have today?
- Well, leave the lazy one. There are only 5 days of St. Lazy each month:
1) When I don't feel like it. 2) When I can't get myself together. 3) When I'm going to start tomorrow. 4) When it was almost completely started work, but you need to rest. 5) When everything is tryn-grass to me.
***
It was raining and it was cold. A man and a mok stood at the station in the dark. He forgot to go under the roof out of grief. He didn't notice how wet and cold he was. He even became by accident very close to the runoff ...
He did not notice that he was cold, and still stood like a stupid, homeless bird, and was wet. And from above on him in thick streams, dancing and laughing, water poured ...
Three days later, he died.
This was my son, my son, my only, my unfortunate child.
It was not my son at all, I never saw him, but I fell in love with him because he was wet like a stray bird, and from deep grief did not notice it.
***
They made a fire on the roots and burned the heart of a living pine.
Who! I do not know.
A tree with a heavy curly head, immense vitality - held on to a third of the wood, ugly devoid of proud emphasis and balance.
It was very quiet. Doomed to a slow death, the tree was silent. Undoubtedly, it knew what had been done to it, and the associates around it were silent. And it was unpleasant and hard to see in the midst of life a very healthy person who was temporarily released, but after a time it was inevitably appointed to be hanged, and he himself knows this, and those around him, and everyone is silent ...
I walked back through the felling.
Are you angry, forest, when the peaks that are used to walking in the sky, listening to the legends of the constellations and lulling the clouds, fall to the ground and are defiled by man? No, you have outgrown the possibility of anger. I have also outgrown my anger, but it is very difficult for me.
VASYA
They deceived you, your fathers! They deceive young people from year to year. But I am a mother, you cannot bribe me, I will tell you the truth.
Yes, they deceived you - they taught you to say: - The future is a well-established position ... For a young man you cannot risk his entire future ... This is too serious. After all, he has his whole life ahead! ..
But you can't deceive me, mother, - when the eyes grow dim over the correspondence of meaningless papers, into which I looked like the sky!
Tell me, a twelve-year-old boy, what do you see when they say “Future” to you ?! - After all, a field, a meadow - the sun, a river and a boat ?! Not a pile of paper and a card table until dawn every night in a smoky club ...
Well, so know! They won't give you your future! You are being deceived. - They won't give you a meadow, a boat or a river! Now you will not find your future with these faded eyes: those friends, that girl, the road that your real happiness promised you !! After all, your eyes are faded! Spring no longer weaves tender shadows over your eyebrows ... From your half-lowered, bashful face, it no longer flows from
У записи 2 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Фоминова
