Макс, 13 лет, немец. Кража со взломом из соседского погреба (не первая кража со взломом на его счету, но первая — в России)
Пришедший к нам участковый был очень вежлив. Это вообще общее место у русских — к иностранцам из Европы они относятся робко-вежливо-настороженно, очень много нужно времени, чтобы тебя признали "своим". Но вещи, которые он говорил, нас напугали. Оказывается, Макс совершил УГОЛОВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — КРАЖУ СО ВЗЛОМОМ! И нам повезло, что ему ещё нет 14 лет, иначе мог бы рассматриваться вопрос о сроке реального заключения до пяти лет! То есть, от преступления по полной ответственности его отделяли те три дня, которые оставались до его дня рождения! Мы не верили своим ушам. Оказывается, в России с 14 лет можно по-настоящему сесть в тюрьму! Мы пожалели, что приехали. На наши робкие расспросы — мол, как же так, почему ребёнок должен отвечать с такого возраста — участковый удивился, мы просто не поняли друг друга. Мы привыкли, что в Германии ребёнок находится в сверхприоритетном положении, максимум, что грозило бы Максу за такое на старой родине — профилактическая беседа. Впрочем, участковый сказал, что всё-таки едва ли суд назначил бы нашему сыну даже после 14 лет настоящий тюремный срок; это очень редко делают с первого раза за преступления, не связанные с покушением на безопасность личности. Ещё нам повезло, что соседи не написали заявления (в России это играет большую роль — без заявления пострадавшей стороны не рассматривают и более серьёзные преступления), и нам не придётся даже платить штраф. Нас это тоже удивило — сочетание такого жестокого закона и такой странной позиции людей, не желающих им пользоваться. Помявшись перед самым уходом, участковый спросил, склонен ли Макс вообще к асоциальному поведению. Пришлось признать, что склонен, более того — ему не нравится в России, но связано это, конечно с периодом взросления и должно пройти с возрастом. На что участковый заметил, что мальчишку надо было выдрать после первой же его выходки, и дело с концом, а не ждать, пока он вырастет в вора. И ушёл.
Нас это пожелание из уст стража порядка тоже поразило. Мы, честно говоря, и не думали в тот момент, как близки к исполнению пожеланий офицера.
Сразу после его ухода муж поговорил с Максом и потребовал от него пойти к соседям, извиниться и предложить отработать ущерб. Начался грандиозный скандал — Макс наотрез отказывался так поступать. Дальнейшее описывать я не буду — после очередного очень грубого выпада в наш адрес сына муж сделал именно так, как советовал участковый. Сейчас я осознаю, что это выглядело и было более смешно, чем на самом деле сурово, но тогда это поразило меня и потрясло Макса. Когда муж его отпустил — сам потрясённый тем, что сделал — наш сын убежал в комнату. Видимо, это был катарсис — до него вдруг дошло, что отец намного сильнее физически, что ему некуда и некому пожаловаться на "родительское насилие", что от него ТРЕБУЕТСЯ возместить ущерб самому, что он находился в шаге от настоящих суда и тюрьмы. В комнате он плакал, не напоказ, а по-настоящему. Мы сидели в гостиной, как две статуи, ощущая себя настоящими преступниками, более того — нарушителями табу. Мы ждали требовательного стука в дверь. В наших головах роились ужасные мысли — о том, что сын перестанет нам доверять, что он совершит самоубийство, что мы нанесли ему тяжкую психическую травму — в общем, множество тех слов и формул, которые мы заучили на психотренингах ещё до рождения Макса.
К ужину Макс не вышел и крикнул всё ещё со слезами, что будет есть в своей комнате. К моему удивлению и ужасу муж ответил, что в этом случае ужина Макс не получит, а если он не будет сидеть за столом через минуту, то не получит и завтрака.
Макс вышел через полминуты. Я таким его ещё никогда не видела. Впрочем, мужа я тоже не видела таким — он отправил Макса умываться и приказал, когда тот вернулся, попросить сперва прощенья, а потом разрешения сесть за стол. Я была поражена — Макс делал всё это, угрюмо, не поднимая на нас глаз. Перед тем, как начать есть, муж сказал: "Послушай, сынок. Русские воспитывают своих детей именно так, и я буду тебя воспитывать так. Глупости кончились. Я не хочу, чтобы ты попал за решётку, думаю — ты тоже этого не хочешь, и ты слышал, что сказал офицер. Но я не хочу ещё и того, чтобы ты вырос бесчувственным бездельником. И вот тут мне плевать на твоё мнение. Завтра ты пойдёшь к соседям с извинениями и будешь работать там и так, где и как они скажут. Пока не отработаешь сумму, которой ты их лишил. Ты понял меня?"
Макс несколько секунд молчал. Потом поднял глаза и ответил негромко, но отчётливо: "Да, пап."…
…Вы не поверите, но у нас не просто более не было нужды в таких диких сценах, как разыгравшаяся в гостиной после ухода участкового — нашего сына словно бы подменили. Первое время я даже боялась этой перемены. Мне казалось, что Макс затаил обиду. И только через месяц с лишним я поняла, что ничего подобного нет. И ещё я поняла гораздо более важную вещь. В нашем доме и за наш счёт много лет жил маленький (и уже не очень маленький) деспот и бездельник, который вовсе нам не доверял и не смотрел на нас, как на друзей, в чём нас убеждали те, по чьим методикам мы его "воспитывали" — он нас втайне презирал и нами умело пользовался. И виноваты в этом были именно мы — виноваты в том, что вели себя с ним так, как нам внушили "авторитетные специалисты". С другой стороны — был ли в Германии у нас выбор? Нет, не было, честно говорю я себе. Там на страже нашего страха и детского эгоизма Макса стоял нелепый закон. Здесь выбор — есть. Мы его сделали, и он оказался верным. Мы счастливы, а главное — на самом деле счастлив Макс. У него появились родители. А у меня и мужа — сын. А у нас — СЕМЬЯ.
Пришедший к нам участковый был очень вежлив. Это вообще общее место у русских — к иностранцам из Европы они относятся робко-вежливо-настороженно, очень много нужно времени, чтобы тебя признали "своим". Но вещи, которые он говорил, нас напугали. Оказывается, Макс совершил УГОЛОВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — КРАЖУ СО ВЗЛОМОМ! И нам повезло, что ему ещё нет 14 лет, иначе мог бы рассматриваться вопрос о сроке реального заключения до пяти лет! То есть, от преступления по полной ответственности его отделяли те три дня, которые оставались до его дня рождения! Мы не верили своим ушам. Оказывается, в России с 14 лет можно по-настоящему сесть в тюрьму! Мы пожалели, что приехали. На наши робкие расспросы — мол, как же так, почему ребёнок должен отвечать с такого возраста — участковый удивился, мы просто не поняли друг друга. Мы привыкли, что в Германии ребёнок находится в сверхприоритетном положении, максимум, что грозило бы Максу за такое на старой родине — профилактическая беседа. Впрочем, участковый сказал, что всё-таки едва ли суд назначил бы нашему сыну даже после 14 лет настоящий тюремный срок; это очень редко делают с первого раза за преступления, не связанные с покушением на безопасность личности. Ещё нам повезло, что соседи не написали заявления (в России это играет большую роль — без заявления пострадавшей стороны не рассматривают и более серьёзные преступления), и нам не придётся даже платить штраф. Нас это тоже удивило — сочетание такого жестокого закона и такой странной позиции людей, не желающих им пользоваться. Помявшись перед самым уходом, участковый спросил, склонен ли Макс вообще к асоциальному поведению. Пришлось признать, что склонен, более того — ему не нравится в России, но связано это, конечно с периодом взросления и должно пройти с возрастом. На что участковый заметил, что мальчишку надо было выдрать после первой же его выходки, и дело с концом, а не ждать, пока он вырастет в вора. И ушёл.
Нас это пожелание из уст стража порядка тоже поразило. Мы, честно говоря, и не думали в тот момент, как близки к исполнению пожеланий офицера.
Сразу после его ухода муж поговорил с Максом и потребовал от него пойти к соседям, извиниться и предложить отработать ущерб. Начался грандиозный скандал — Макс наотрез отказывался так поступать. Дальнейшее описывать я не буду — после очередного очень грубого выпада в наш адрес сына муж сделал именно так, как советовал участковый. Сейчас я осознаю, что это выглядело и было более смешно, чем на самом деле сурово, но тогда это поразило меня и потрясло Макса. Когда муж его отпустил — сам потрясённый тем, что сделал — наш сын убежал в комнату. Видимо, это был катарсис — до него вдруг дошло, что отец намного сильнее физически, что ему некуда и некому пожаловаться на "родительское насилие", что от него ТРЕБУЕТСЯ возместить ущерб самому, что он находился в шаге от настоящих суда и тюрьмы. В комнате он плакал, не напоказ, а по-настоящему. Мы сидели в гостиной, как две статуи, ощущая себя настоящими преступниками, более того — нарушителями табу. Мы ждали требовательного стука в дверь. В наших головах роились ужасные мысли — о том, что сын перестанет нам доверять, что он совершит самоубийство, что мы нанесли ему тяжкую психическую травму — в общем, множество тех слов и формул, которые мы заучили на психотренингах ещё до рождения Макса.
К ужину Макс не вышел и крикнул всё ещё со слезами, что будет есть в своей комнате. К моему удивлению и ужасу муж ответил, что в этом случае ужина Макс не получит, а если он не будет сидеть за столом через минуту, то не получит и завтрака.
Макс вышел через полминуты. Я таким его ещё никогда не видела. Впрочем, мужа я тоже не видела таким — он отправил Макса умываться и приказал, когда тот вернулся, попросить сперва прощенья, а потом разрешения сесть за стол. Я была поражена — Макс делал всё это, угрюмо, не поднимая на нас глаз. Перед тем, как начать есть, муж сказал: "Послушай, сынок. Русские воспитывают своих детей именно так, и я буду тебя воспитывать так. Глупости кончились. Я не хочу, чтобы ты попал за решётку, думаю — ты тоже этого не хочешь, и ты слышал, что сказал офицер. Но я не хочу ещё и того, чтобы ты вырос бесчувственным бездельником. И вот тут мне плевать на твоё мнение. Завтра ты пойдёшь к соседям с извинениями и будешь работать там и так, где и как они скажут. Пока не отработаешь сумму, которой ты их лишил. Ты понял меня?"
Макс несколько секунд молчал. Потом поднял глаза и ответил негромко, но отчётливо: "Да, пап."…
…Вы не поверите, но у нас не просто более не было нужды в таких диких сценах, как разыгравшаяся в гостиной после ухода участкового — нашего сына словно бы подменили. Первое время я даже боялась этой перемены. Мне казалось, что Макс затаил обиду. И только через месяц с лишним я поняла, что ничего подобного нет. И ещё я поняла гораздо более важную вещь. В нашем доме и за наш счёт много лет жил маленький (и уже не очень маленький) деспот и бездельник, который вовсе нам не доверял и не смотрел на нас, как на друзей, в чём нас убеждали те, по чьим методикам мы его "воспитывали" — он нас втайне презирал и нами умело пользовался. И виноваты в этом были именно мы — виноваты в том, что вели себя с ним так, как нам внушили "авторитетные специалисты". С другой стороны — был ли в Германии у нас выбор? Нет, не было, честно говорю я себе. Там на страже нашего страха и детского эгоизма Макса стоял нелепый закон. Здесь выбор — есть. Мы его сделали, и он оказался верным. Мы счастливы, а главное — на самом деле счастлив Макс. У него появились родители. А у меня и мужа — сын. А у нас — СЕМЬЯ.
Max, 13 years old, German. Burglary from a neighbor's cellar (not the first burglary on his account, but the first in Russia)
The district policeman who came to us was very polite. This is generally a common place among Russians - they treat foreigners from Europe with shy, polite, cautious attitude, it takes a lot of time to be recognized as "their own." But the things he said scared us. It turns out that Max committed a CRIMINAL CRIME - BREAKING! And we are lucky that he is not yet 14 years old, otherwise the question of a real term of imprisonment of up to five years could be considered! That is, he was separated from the crime by full responsibility by those three days that remained until his birthday! We couldn't believe our ears. It turns out that in Russia from the age of 14 you can really go to jail! We regretted coming. On our timid questions - they say, how is it, why a child should answer from such an age - the district police officer was surprised, we just did not understand each other. We are used to the fact that in Germany a child is in a super-priority position, the maximum that would threaten Max for such a thing in his old homeland is a preventive conversation. However, the district police officer said that after all, the court would hardly have appointed our son, even after 14 years, a real prison term; it is very rarely done on the first try for crimes not related to an attempt on personal safety. We were also lucky that the neighbors did not write a statement (in Russia this plays a big role - without a statement from the injured party, more serious crimes are not considered), and we do not even have to pay a fine. This also surprised us - a combination of such a cruel law and such a strange attitude of people who do not want to use it. After hesitating before leaving, the district police officer asked if Max was generally inclined to antisocial behavior. I had to admit that I am inclined, moreover, that he does not like it in Russia, but this is connected, of course, with the period of growing up and should pass with age. To which the district police officer remarked that the boy should have been ripped out after his very first trick, and that was the end, and not wait until he grew into a thief. And left.
We were also struck by this wish from the mouth of the law enforcement officer. We, frankly, did not even think at that moment how close to fulfilling the officer's wishes.
Immediately after he left, the husband talked to Max and demanded that he go to the neighbors, apologize and offer to work out the damage. A huge scandal began - Max flatly refused to do so. I will not describe further - after another very rude attack on our son, my husband did exactly as the district police officer advised. Now I realize that it looked and was more ridiculous than it actually was, but then it struck me and shocked Max. When his husband let him go - shocked at what he had done - our son ran into the room. Apparently, it was catharsis - it suddenly dawned on him that his father is much stronger physically, that he has nowhere to complain about "parental violence", that he is required to compensate for the damage himself, that he was one step away from real court and prison. In the room he cried, not for show, but for real. We sat in the living room like two statues, feeling like real criminals, moreover - violators of taboos. We waited for a demanding knock on the door. Horrible thoughts swarmed in our heads - that our son would stop trusting us, that he would commit suicide, that we inflicted severe mental trauma on him - in general, a lot of those words and formulas that we had learned in psycho-trainings even before Max was born.
For dinner, Max did not come out and shouted, still with tears, that he would eat in his room. To my surprise and horror, my husband replied that in this case Max will not get dinner, and if he does not sit at the table in a minute, he will not get breakfast either.
Max left after half a minute. I've never seen him like this before. However, I also did not see my husband like that - he sent Max to wash and ordered, when he returned, to ask first forgiveness, and then permission to sit at the table. I was amazed - Max did all this, sullenly, without looking up at us. Before starting to eat, my husband said: "Listen, sonny. Russians raise their children this way, and I will raise you this way. Nonsense is over. I don’t want you to go to jail, I think you don’t want that either, and you heard what the officer said. But I also don’t want you to grow up as an insensitive loafer. And here I don’t care about your opinion. Tomorrow you will go to your neighbors with an apology and will work there and so where and how they say Until you work off the amount you deprived them of. Do you understand me? "
Max was silent for a few seconds. Then he looked up and answered quietly, but clearly: "Yes, dad." ...
… Believe it or not, we not only no longer had the need for such wild scenes as that played out in the living room after the departure of the precinct - our son seemed to be replaced. At first I was even afraid of this change. It seemed to me that Max was holding a grudge. And only after more than a month I realized that there was nothing like this. And I also realized a much more important thing. In our house and at our expense, a small (and
The district policeman who came to us was very polite. This is generally a common place among Russians - they treat foreigners from Europe with shy, polite, cautious attitude, it takes a lot of time to be recognized as "their own." But the things he said scared us. It turns out that Max committed a CRIMINAL CRIME - BREAKING! And we are lucky that he is not yet 14 years old, otherwise the question of a real term of imprisonment of up to five years could be considered! That is, he was separated from the crime by full responsibility by those three days that remained until his birthday! We couldn't believe our ears. It turns out that in Russia from the age of 14 you can really go to jail! We regretted coming. On our timid questions - they say, how is it, why a child should answer from such an age - the district police officer was surprised, we just did not understand each other. We are used to the fact that in Germany a child is in a super-priority position, the maximum that would threaten Max for such a thing in his old homeland is a preventive conversation. However, the district police officer said that after all, the court would hardly have appointed our son, even after 14 years, a real prison term; it is very rarely done on the first try for crimes not related to an attempt on personal safety. We were also lucky that the neighbors did not write a statement (in Russia this plays a big role - without a statement from the injured party, more serious crimes are not considered), and we do not even have to pay a fine. This also surprised us - a combination of such a cruel law and such a strange attitude of people who do not want to use it. After hesitating before leaving, the district police officer asked if Max was generally inclined to antisocial behavior. I had to admit that I am inclined, moreover, that he does not like it in Russia, but this is connected, of course, with the period of growing up and should pass with age. To which the district police officer remarked that the boy should have been ripped out after his very first trick, and that was the end, and not wait until he grew into a thief. And left.
We were also struck by this wish from the mouth of the law enforcement officer. We, frankly, did not even think at that moment how close to fulfilling the officer's wishes.
Immediately after he left, the husband talked to Max and demanded that he go to the neighbors, apologize and offer to work out the damage. A huge scandal began - Max flatly refused to do so. I will not describe further - after another very rude attack on our son, my husband did exactly as the district police officer advised. Now I realize that it looked and was more ridiculous than it actually was, but then it struck me and shocked Max. When his husband let him go - shocked at what he had done - our son ran into the room. Apparently, it was catharsis - it suddenly dawned on him that his father is much stronger physically, that he has nowhere to complain about "parental violence", that he is required to compensate for the damage himself, that he was one step away from real court and prison. In the room he cried, not for show, but for real. We sat in the living room like two statues, feeling like real criminals, moreover - violators of taboos. We waited for a demanding knock on the door. Horrible thoughts swarmed in our heads - that our son would stop trusting us, that he would commit suicide, that we inflicted severe mental trauma on him - in general, a lot of those words and formulas that we had learned in psycho-trainings even before Max was born.
For dinner, Max did not come out and shouted, still with tears, that he would eat in his room. To my surprise and horror, my husband replied that in this case Max will not get dinner, and if he does not sit at the table in a minute, he will not get breakfast either.
Max left after half a minute. I've never seen him like this before. However, I also did not see my husband like that - he sent Max to wash and ordered, when he returned, to ask first forgiveness, and then permission to sit at the table. I was amazed - Max did all this, sullenly, without looking up at us. Before starting to eat, my husband said: "Listen, sonny. Russians raise their children this way, and I will raise you this way. Nonsense is over. I don’t want you to go to jail, I think you don’t want that either, and you heard what the officer said. But I also don’t want you to grow up as an insensitive loafer. And here I don’t care about your opinion. Tomorrow you will go to your neighbors with an apology and will work there and so where and how they say Until you work off the amount you deprived them of. Do you understand me? "
Max was silent for a few seconds. Then he looked up and answered quietly, but clearly: "Yes, dad." ...
… Believe it or not, we not only no longer had the need for such wild scenes as that played out in the living room after the departure of the precinct - our son seemed to be replaced. At first I was even afraid of this change. It seemed to me that Max was holding a grudge. And only after more than a month I realized that there was nothing like this. And I also realized a much more important thing. In our house and at our expense, a small (and
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Фёдор Глазунов