Давно порывался написать три микроэссе про революцию. Поскольку диссертация никак не пишется, попробую написать их. Итак, начнем... Да! Кстати, вы же понимаете, что это чисто научный текст, разумеется, не содержащий призывов и других противозаконных деяний, ну и все такое?)
Часть 1 Первый революционер
С кого начинается революция? Кто дает тот самый первый толчок революционным изменениям в обществе (большом, как страна, или малом, как небольшой коллектив)?
Как правило, в наших научных и публицистических текстах мы видим две противоположные точки зрения. Их следовало бы условно назвать «героической» и «массовой». Первая, как нетрудно догадаться из названия, рассматривает в качестве начала революционного движения героя, или антигероя (в том случае если текст написан ярым противником революции). Таким образом, толчок для революционных событий дает гений/злодей Демулен (Вашингтон, Ленин, Гавел ит.д.). Именно эти героические (или антигероические) личности ведут за собой народные массы на свержение режимов. Иногда эта теория обращается в конспирологическую теорию заговор, когда «герой» становится агентом иностранных спецслужб и работает по их заданию. Тем не менее, главный принцип остается тем же – сильные личности (в данном случае в агент разведки, и сами его «кураторы») реализуют свой заранее заготовленный план (или хотя бы действуют в рамках заданной теории). У этой теории есть много слабых сторон, главная из которой – далеко не все удачные революции и уж тем более далеко не все революции неудачные (которые, как остроумно подмечено в известной эпиграмме получили называние мятежей, поскольку мятеж не может кончиться удачей, в противном случае зовут его иначе) имели четкого лидера. Еще меньшее их число могли похвастать лидером с самого начала.
«Массовая теория» своей популярностью в России обязана значительному влиянию марксизма в гуманитарных науках. Здесь авторы говорят об объективных законах, о накопившихся противоречиях, о верхах не хотящих и низах не могущих. Данная теория может объяснить революции без четкого лидера, но имеют свои слабые стороны. Во-первых, никто еще не доказал существование базовых законов развития общества. Во-вторых все – это значит никто. Мы не получаем ответа на важные вопросы – почему революция произошла именно здесь и именно в этот день в этом месте? Объективные законы не могли подождать два дня?
В этой связи, признавая важность некоторых выводов сторонников первых двух теорий, нам хотелось бы более четкого ответа. Как кажется, очень близко к нему подошел не философ и не историк, а журналист и писатель Артуро Перес Реверте. Его мастерский роман-историческое исследование «День Гнева». В нем очень убедительно описано начало Мадридского восстания 1808 года. Очень психологично и ярко он описывает обстановку напряжения, царившего в городе бед мятежом. И блестяще дает нам момент, когда искра подожгла накопленное недовольство. Здесь позволим себе пространную цитату:
никто из тех, кто знает пламенного слесаря, не удивился бы, увидев его на площади у дворца, ибо где ж ему еще быть сегодня утром, как не здесь, точно так же, как полтора месяца назад — в Аранхуэсе, в первых рядах мятежников, требовавших голову Годоя, а вчера, в воскресенье, — на Прадо, среди тех десяти тысяч зрителей, которые улюлюкали Мюрату, после мессы принимавшему парад, и кричали «ура!» инфанту дону Антонио, проезжавшему в карете по Пуэрта-дель-Соль. Молина рассказывал друзьям, что места себе не находит, куска проглотить не может при одной мысли, что богопротивные лягушатники разгуливают по Мадриду, и готов на все, что в его силах, лишь бы оградить королевскую фамилию от их мерзопакостных поползновений. И во исполнение сих возвышенных замыслов он, чуть ли не всю прошлую ночь проторчав на углу улицы Нуэва, по собственному почину вел наблюдение за курьерами, скакавшими с донесениями взад-вперед, то из резиденции Мюрата на площади Доньи Марии-де-Арагон, то обратно, и ретиво доставлял собранные сведения Верховной хунте, причем его нимало не обескураживало, что никому они там были не нужны, а привратник всякий раз добром просил его освободить проход… И вот сейчас, вкусив отрады краткого отдохновения у домашнего очага и оставив испуганную жену в слезах, неугомонный слесарь находит на площади подтверждение своим тревожным догадкам и предчувствиям. То есть вдовствующая-то королева Этрурии может убираться куда подальше — скатертью дорога, если только французские харчи пойдут ей впрок: всем известно, она из самых что ни на есть обгаллившихся и только и мечтает воссоединиться с августейшими родителями в Байонне. Однако увозить маленького инфанта, последнего, если не считать дона Антонио, из всего королевского дома, кто еще остается в Испании, есть государственная измена. И вот, стоя у «подъезда принца» рядом с готовой тронуться в путь каретой, убогий мастеровой, невесть откуда взявшаяся опора трона и столп испанской монархии, решает препятствовать иродовым деяниям — пусть в одиночку, пусть голыми руками: даже навахи нет, ибо жена, наделенная здравым смыслом, вытащила ее у него из кармана, — пока хоть капля крови есть в жилах.
И вот, недолго думая, Блас Молина сглатывает слюну, делает несколько шагов на середину площади и, прокашлявшись, вопит во всю глотку, во всю силу легких:
— Измена!!! Принца увозят! Измена!
<…>
А перед дворцом меж тем дело принимает новый оборот. Некто в придворном мундире — отсюда, снизу, не узнаешь, что за птица, — сию минуту выскочил на балкон и принялся вторить Молине криками «Инфанта увозят!», подтверждая опасения тех, кто сгрудился вокруг пустой кареты: их теперь уже человек шестьдесят — семьдесят. Это меньше, чем требуется слесарю для решительных действий. Вне себя, в сопровождении самых разгоряченных сподвижников — среди них есть и та давешняя, высокая, собою недурная женщина, которая машет часовым белым платком, чтобы не стреляли, — Молина приближается к ближайшему входу во дворец — это «подъезд принца», — и растерявшиеся гвардейцы ему не препятствуют. Сам удивленный неожиданным успехом своего предприятия, он подбадривает свое воинство, славит королевскую фамилию, громовым голосом повторяя: «Измена, измена!» — и, одушевленный тем, что его боевой клич подхвачен, лезет по ступеням первой попавшейся лестницы — лезет, не встречая препятствий, если не считать таковым лейб-гвардейца по имени Педро де Тойсос, который попытался было заградить ему путь:
— Куда вас черт несет? Назад! Уймитесь! Успокойтесь! Дворец под охраной!
— Да пошел ты! — ревет Молина, отпихивая его в сторону. — Ни хрена вы не охраняете! Смерть французам!
Тут навстречу ему и его сподвижникам на площадку лестницы в сопровождении камер-юнкера и четырех лейб-гвардейцев неожиданно выходит мальчик лет двенадцати в придворном мундирчике. Высокая женщина из-за спины Молины пронзительно кричит: «Инфант! Дон Франсиско!» — и слесарь замирает в растерянности, оказавшись лицом к лицу с юным принцем. Но, тотчас опомнившись, обретает привычную развязность и, проворно преклонив колено на ступенях, подхватывает: «Да здравствует инфант! Да здравствует королевская фамилия!» — и возгласы эти поддерживает хор напирающих сзади. Мальчик, при виде толпы побелевший было как полотно, успокоился, вновь порозовел и даже улыбнулся, что еще сильней воодушевляет Молину и его воинство.
— Наверх! Наверх! — вопят они. — Хотим видеть дона Антонио! Никого отсюда не выпустим! Ура Бурбонам! Долой французов!
Вот так. Искра мятежа вспыхнула в душе простого слесаря, который, судя по всему, уже участвовал в потасовках, в принципе настроен враждебно к существующим порядкам но никак не может быть назван «профессиональным революционером», также как и случайные (и не очень) люди, которые вместе с ним оказались в том самый момент.
Не похожа ли эта картина на петроградские очереди в конце зимы 1917 года? Или на бостонских торговцев зимой 1773? Или на парижских студентов 1968?
Итак, дорогой читатель, если ты все еще с нами, предлагаю тебе первый тезис: первым революционером, вернее первыми революционерами является вовсе не обезличенная народная масса и не профессиональный революционер, а небольшая группа уставших, оскорбленных людей «из толпы». Именно они начинают могучее движение! Однако встает другой вопрос – почему именно они и почему именно в тот самый момент?
Часть 1 Первый революционер
С кого начинается революция? Кто дает тот самый первый толчок революционным изменениям в обществе (большом, как страна, или малом, как небольшой коллектив)?
Как правило, в наших научных и публицистических текстах мы видим две противоположные точки зрения. Их следовало бы условно назвать «героической» и «массовой». Первая, как нетрудно догадаться из названия, рассматривает в качестве начала революционного движения героя, или антигероя (в том случае если текст написан ярым противником революции). Таким образом, толчок для революционных событий дает гений/злодей Демулен (Вашингтон, Ленин, Гавел ит.д.). Именно эти героические (или антигероические) личности ведут за собой народные массы на свержение режимов. Иногда эта теория обращается в конспирологическую теорию заговор, когда «герой» становится агентом иностранных спецслужб и работает по их заданию. Тем не менее, главный принцип остается тем же – сильные личности (в данном случае в агент разведки, и сами его «кураторы») реализуют свой заранее заготовленный план (или хотя бы действуют в рамках заданной теории). У этой теории есть много слабых сторон, главная из которой – далеко не все удачные революции и уж тем более далеко не все революции неудачные (которые, как остроумно подмечено в известной эпиграмме получили называние мятежей, поскольку мятеж не может кончиться удачей, в противном случае зовут его иначе) имели четкого лидера. Еще меньшее их число могли похвастать лидером с самого начала.
«Массовая теория» своей популярностью в России обязана значительному влиянию марксизма в гуманитарных науках. Здесь авторы говорят об объективных законах, о накопившихся противоречиях, о верхах не хотящих и низах не могущих. Данная теория может объяснить революции без четкого лидера, но имеют свои слабые стороны. Во-первых, никто еще не доказал существование базовых законов развития общества. Во-вторых все – это значит никто. Мы не получаем ответа на важные вопросы – почему революция произошла именно здесь и именно в этот день в этом месте? Объективные законы не могли подождать два дня?
В этой связи, признавая важность некоторых выводов сторонников первых двух теорий, нам хотелось бы более четкого ответа. Как кажется, очень близко к нему подошел не философ и не историк, а журналист и писатель Артуро Перес Реверте. Его мастерский роман-историческое исследование «День Гнева». В нем очень убедительно описано начало Мадридского восстания 1808 года. Очень психологично и ярко он описывает обстановку напряжения, царившего в городе бед мятежом. И блестяще дает нам момент, когда искра подожгла накопленное недовольство. Здесь позволим себе пространную цитату:
никто из тех, кто знает пламенного слесаря, не удивился бы, увидев его на площади у дворца, ибо где ж ему еще быть сегодня утром, как не здесь, точно так же, как полтора месяца назад — в Аранхуэсе, в первых рядах мятежников, требовавших голову Годоя, а вчера, в воскресенье, — на Прадо, среди тех десяти тысяч зрителей, которые улюлюкали Мюрату, после мессы принимавшему парад, и кричали «ура!» инфанту дону Антонио, проезжавшему в карете по Пуэрта-дель-Соль. Молина рассказывал друзьям, что места себе не находит, куска проглотить не может при одной мысли, что богопротивные лягушатники разгуливают по Мадриду, и готов на все, что в его силах, лишь бы оградить королевскую фамилию от их мерзопакостных поползновений. И во исполнение сих возвышенных замыслов он, чуть ли не всю прошлую ночь проторчав на углу улицы Нуэва, по собственному почину вел наблюдение за курьерами, скакавшими с донесениями взад-вперед, то из резиденции Мюрата на площади Доньи Марии-де-Арагон, то обратно, и ретиво доставлял собранные сведения Верховной хунте, причем его нимало не обескураживало, что никому они там были не нужны, а привратник всякий раз добром просил его освободить проход… И вот сейчас, вкусив отрады краткого отдохновения у домашнего очага и оставив испуганную жену в слезах, неугомонный слесарь находит на площади подтверждение своим тревожным догадкам и предчувствиям. То есть вдовствующая-то королева Этрурии может убираться куда подальше — скатертью дорога, если только французские харчи пойдут ей впрок: всем известно, она из самых что ни на есть обгаллившихся и только и мечтает воссоединиться с августейшими родителями в Байонне. Однако увозить маленького инфанта, последнего, если не считать дона Антонио, из всего королевского дома, кто еще остается в Испании, есть государственная измена. И вот, стоя у «подъезда принца» рядом с готовой тронуться в путь каретой, убогий мастеровой, невесть откуда взявшаяся опора трона и столп испанской монархии, решает препятствовать иродовым деяниям — пусть в одиночку, пусть голыми руками: даже навахи нет, ибо жена, наделенная здравым смыслом, вытащила ее у него из кармана, — пока хоть капля крови есть в жилах.
И вот, недолго думая, Блас Молина сглатывает слюну, делает несколько шагов на середину площади и, прокашлявшись, вопит во всю глотку, во всю силу легких:
— Измена!!! Принца увозят! Измена!
<…>
А перед дворцом меж тем дело принимает новый оборот. Некто в придворном мундире — отсюда, снизу, не узнаешь, что за птица, — сию минуту выскочил на балкон и принялся вторить Молине криками «Инфанта увозят!», подтверждая опасения тех, кто сгрудился вокруг пустой кареты: их теперь уже человек шестьдесят — семьдесят. Это меньше, чем требуется слесарю для решительных действий. Вне себя, в сопровождении самых разгоряченных сподвижников — среди них есть и та давешняя, высокая, собою недурная женщина, которая машет часовым белым платком, чтобы не стреляли, — Молина приближается к ближайшему входу во дворец — это «подъезд принца», — и растерявшиеся гвардейцы ему не препятствуют. Сам удивленный неожиданным успехом своего предприятия, он подбадривает свое воинство, славит королевскую фамилию, громовым голосом повторяя: «Измена, измена!» — и, одушевленный тем, что его боевой клич подхвачен, лезет по ступеням первой попавшейся лестницы — лезет, не встречая препятствий, если не считать таковым лейб-гвардейца по имени Педро де Тойсос, который попытался было заградить ему путь:
— Куда вас черт несет? Назад! Уймитесь! Успокойтесь! Дворец под охраной!
— Да пошел ты! — ревет Молина, отпихивая его в сторону. — Ни хрена вы не охраняете! Смерть французам!
Тут навстречу ему и его сподвижникам на площадку лестницы в сопровождении камер-юнкера и четырех лейб-гвардейцев неожиданно выходит мальчик лет двенадцати в придворном мундирчике. Высокая женщина из-за спины Молины пронзительно кричит: «Инфант! Дон Франсиско!» — и слесарь замирает в растерянности, оказавшись лицом к лицу с юным принцем. Но, тотчас опомнившись, обретает привычную развязность и, проворно преклонив колено на ступенях, подхватывает: «Да здравствует инфант! Да здравствует королевская фамилия!» — и возгласы эти поддерживает хор напирающих сзади. Мальчик, при виде толпы побелевший было как полотно, успокоился, вновь порозовел и даже улыбнулся, что еще сильней воодушевляет Молину и его воинство.
— Наверх! Наверх! — вопят они. — Хотим видеть дона Антонио! Никого отсюда не выпустим! Ура Бурбонам! Долой французов!
Вот так. Искра мятежа вспыхнула в душе простого слесаря, который, судя по всему, уже участвовал в потасовках, в принципе настроен враждебно к существующим порядкам но никак не может быть назван «профессиональным революционером», также как и случайные (и не очень) люди, которые вместе с ним оказались в том самый момент.
Не похожа ли эта картина на петроградские очереди в конце зимы 1917 года? Или на бостонских торговцев зимой 1773? Или на парижских студентов 1968?
Итак, дорогой читатель, если ты все еще с нами, предлагаю тебе первый тезис: первым революционером, вернее первыми революционерами является вовсе не обезличенная народная масса и не профессиональный революционер, а небольшая группа уставших, оскорбленных людей «из толпы». Именно они начинают могучее движение! Однако встает другой вопрос – почему именно они и почему именно в тот самый момент?
For a long time I was trying to write three micro essays about the revolution. Since the dissertation is not written in any way, I will try to write them. So, let's begin ... Yes! By the way, you understand that this is a purely scientific text, of course, not containing appeals and other illegal acts, well, and all that?)
Part 1 The First Revolutionary
Who begins the revolution? Who gives the very first impetus to revolutionary changes in society (large as a country, or small as a small collective)?
As a rule, in our scientific and journalistic texts we see two opposite points of view. They should be conditionally called "heroic" and "mass." The first, as the name suggests, is considered as the beginning of the revolutionary movement of the hero, or antihero (if the text was written by an ardent opponent of the revolution). Thus, the impetus for revolutionary events is given by the genius / villain Demoulin (Washington, Lenin, Havel, etc.). It is these heroic (or antiheroic) personalities that lead the masses to overthrow the regimes. Sometimes this theory turns into a conspiracy theory conspiracy, when the "hero" becomes an agent of foreign intelligence services and works on their instructions. Nevertheless, the main principle remains the same - strong personalities (in this case, the intelligence agent, and his "curators" themselves) implement their pre-prepared plan (or at least act within the framework of a given theory). This theory has many weaknesses, the main one of which is far from all successful revolutions, and especially not all revolutions are unsuccessful (which, as the ingeniously noted in the well-known epigram received the name rebellion, because the rebellion cannot end in success, otherwise they call his otherwise) had a clear leader. Even fewer could boast a leader from the start.
“Mass theory” owes its popularity in Russia to the significant influence of Marxism in the humanities. Here the authors speak of objective laws, of accumulated contradictions, of those who do not want and those who are not able. This theory can explain revolutions without a clear leader, but have their own weaknesses. Firstly, no one has yet proved the existence of the basic laws of the development of society. Secondly, everything means no one. We do not get an answer to important questions - why did the revolution take place here and on this very day in this place? Objective laws could not wait two days?
In this regard, recognizing the importance of some conclusions of the supporters of the first two theories, we would like a clearer answer. It seems that not a philosopher or a historian came very close to him, but a journalist and writer Arturo Perez Reverte. His masterful novel is a historical study of The Day of Wrath. It very convincingly describes the beginning of the Madrid uprising of 1808. Very psychologically and vividly he describes the situation of tension that prevailed in the city of troubles by rebellion. And brilliantly gives us a moment when the spark ignited the accumulated discontent. Here let us quote a lengthy quote:
none of those who know the fiery locksmith would be surprised to see him in the square near the palace, for where else could he be this morning, if not here, just like a month and a half ago - in Aranjuez, in the front ranks of the rebels, demanding the head of Godoy, and yesterday, Sunday, on Prado, among the ten thousand spectators who hooted Murat, who was hosting the parade after the Mass, and shouted “Hurray!” Infanta Don Antonio, riding in a carriage along the Puerta del Sol. Molina told friends that she couldn’t find a place for herself, she couldn’t swallow a piece at the mere thought that the godless frogmen were walking around Madrid, and was ready to do everything in his power to protect the royal family from their vile creeps. And in pursuance of these lofty plans, he, almost all of last night, grumbling at the corner of Nueva Street, monitored couriers, jumping back and forth with reports, now from the Murat’s residence on the square of Doña Maria de Aragon, then back and zealously delivered the collected information to the Supreme junta, and he was not at all discouraged that nobody needed it there, and the gatekeeper asked him kindly to clear the passage ... And now, having tasted the joys of a brief rest at the hearth and leaving his frightened wife in tears , the restless locksmith finds confirmation in the square of his alarming conjectures and forebodings. That is, the widowed queen of Etruria can go away far away - with a tablecloth, if only French grubs go for the future: everyone knows that she is one of the most charred and only dreams of reuniting with the august parents in Bayonne. However, to take away the little infant, the latter, with the exception of Don Antonio, from the whole royal house, who still remains in Spain, is treason. And now, standing at the “prince’s entrance” next to a carriage ready to set off, the wretched artisan, who came from the throne support and pillar of the Spanish monarchy, decides to impede the Herod’s acts - albeit alone, albeit with his bare hands: there’s not even a navaja, for
Part 1 The First Revolutionary
Who begins the revolution? Who gives the very first impetus to revolutionary changes in society (large as a country, or small as a small collective)?
As a rule, in our scientific and journalistic texts we see two opposite points of view. They should be conditionally called "heroic" and "mass." The first, as the name suggests, is considered as the beginning of the revolutionary movement of the hero, or antihero (if the text was written by an ardent opponent of the revolution). Thus, the impetus for revolutionary events is given by the genius / villain Demoulin (Washington, Lenin, Havel, etc.). It is these heroic (or antiheroic) personalities that lead the masses to overthrow the regimes. Sometimes this theory turns into a conspiracy theory conspiracy, when the "hero" becomes an agent of foreign intelligence services and works on their instructions. Nevertheless, the main principle remains the same - strong personalities (in this case, the intelligence agent, and his "curators" themselves) implement their pre-prepared plan (or at least act within the framework of a given theory). This theory has many weaknesses, the main one of which is far from all successful revolutions, and especially not all revolutions are unsuccessful (which, as the ingeniously noted in the well-known epigram received the name rebellion, because the rebellion cannot end in success, otherwise they call his otherwise) had a clear leader. Even fewer could boast a leader from the start.
“Mass theory” owes its popularity in Russia to the significant influence of Marxism in the humanities. Here the authors speak of objective laws, of accumulated contradictions, of those who do not want and those who are not able. This theory can explain revolutions without a clear leader, but have their own weaknesses. Firstly, no one has yet proved the existence of the basic laws of the development of society. Secondly, everything means no one. We do not get an answer to important questions - why did the revolution take place here and on this very day in this place? Objective laws could not wait two days?
In this regard, recognizing the importance of some conclusions of the supporters of the first two theories, we would like a clearer answer. It seems that not a philosopher or a historian came very close to him, but a journalist and writer Arturo Perez Reverte. His masterful novel is a historical study of The Day of Wrath. It very convincingly describes the beginning of the Madrid uprising of 1808. Very psychologically and vividly he describes the situation of tension that prevailed in the city of troubles by rebellion. And brilliantly gives us a moment when the spark ignited the accumulated discontent. Here let us quote a lengthy quote:
none of those who know the fiery locksmith would be surprised to see him in the square near the palace, for where else could he be this morning, if not here, just like a month and a half ago - in Aranjuez, in the front ranks of the rebels, demanding the head of Godoy, and yesterday, Sunday, on Prado, among the ten thousand spectators who hooted Murat, who was hosting the parade after the Mass, and shouted “Hurray!” Infanta Don Antonio, riding in a carriage along the Puerta del Sol. Molina told friends that she couldn’t find a place for herself, she couldn’t swallow a piece at the mere thought that the godless frogmen were walking around Madrid, and was ready to do everything in his power to protect the royal family from their vile creeps. And in pursuance of these lofty plans, he, almost all of last night, grumbling at the corner of Nueva Street, monitored couriers, jumping back and forth with reports, now from the Murat’s residence on the square of Doña Maria de Aragon, then back and zealously delivered the collected information to the Supreme junta, and he was not at all discouraged that nobody needed it there, and the gatekeeper asked him kindly to clear the passage ... And now, having tasted the joys of a brief rest at the hearth and leaving his frightened wife in tears , the restless locksmith finds confirmation in the square of his alarming conjectures and forebodings. That is, the widowed queen of Etruria can go away far away - with a tablecloth, if only French grubs go for the future: everyone knows that she is one of the most charred and only dreams of reuniting with the august parents in Bayonne. However, to take away the little infant, the latter, with the exception of Don Antonio, from the whole royal house, who still remains in Spain, is treason. And now, standing at the “prince’s entrance” next to a carriage ready to set off, the wretched artisan, who came from the throne support and pillar of the Spanish monarchy, decides to impede the Herod’s acts - albeit alone, albeit with his bare hands: there’s not even a navaja, for
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Константин Крылов
