Rome was in ruins, he saw, when the...

Rome was in ruins, he saw, when the plane was down. The airdrome had been bombed eight months before, and knobby slabs of white stone rubble had been bulldozed into flat-topped heaps on both sides of the entrance through the wire fence surrounding the field. The Colosseum was a dilapidated shell, and the Arch of Constantine had fallen. Nately’s whore’s apartment was a shambles. The girls were gone, and the only one there was the old woman. The windows in the apartment had been smashed. She was bundled up in sweaters and skirts and wore a dark shawl about her head. She sat on a wooden chair near an electric hot plate, her arms folded, boiling water in a battered aluminum pot. She was talking aloud to herself when Yossarian entered and began moaning as soon as she saw him.
   ‘Gone,’ she moaned before he could even inquire. Holding her elbows, she rocked back and forth mournfully on her creaking chair. ‘Gone.’
   ‘Who?’
   ‘All. All the poor young girls.’
   ‘Where?’
   ‘Away. Chased away into the street. All of them gone. All the poor young girls.’
   ‘Chased away by who? Who did it?’
   ‘The mean tall soldiers with the hard white hats and clubs. And by our carabinieri. They came with their clubs and chased them away. They would not even let them take their coats. The poor things. They just chased them away into the cold.’
   ‘Did they arrest them?’
   ‘They chased them away. They just chased them away.’
   ‘Then why did they do it if they didn’t arrest them?’
   ‘I don’t know,’ sobbed the old woman. ‘I don’t know. Who will take care of me? Who will take care of me now that all the poor young girls are gone? Who will take care of me?’
   ‘There must have been a reason,’ Yossarian persisted, pounding his fist into his hand. ‘They couldn’t just barge in here and chase everyone out.’
   ‘No reason,’ wailed the old woman. ‘No reason.’
   ‘What right did they have?’
   ‘Catch-22.’
   ‘What?’ Yossarian froze in his tracks with fear and alarm and felt his whole body begin to tingle. ‘What did you say?’
   ‘Catch-22’ the old woman repeated, rocking her head up and down. ‘Catch-22. Catch-22 says they have a right to do anything we can’t stop them from doing.’
   ‘What the hell are you talking about?’ Yossarian shouted at her in bewildered, furious protest. ‘How did you know it was Catch-22? Who the hell told you it was Catch-22?’
   ‘The soldiers with the hard white hats and clubs. The girls were crying. “Did we do anything wrong?” they said. The men said no and pushed them away out the door with the ends of their clubs. “Then why are you chasing us out?” the girls said. “Catch-22,” the men said. “What right do you have?” the girls said. “Catch-22,” the men said. All they kept saying was “Catch-22, Catch-22.” What does it mean, Catch-22? What is Catch-22?’
   ‘Didn’t they show it to you?’ Yossarian demanded, stamping about in anger and distress. ‘Didn’t you even make them read it?’
   ‘They don’t have to show us Catch-22,’ the old woman answered. ‘The law says they don’t have to.’
   ‘What law says they don’t have to?’
   ‘Catch-22.’
‘Oh, God damn!’ Yossarian exclaimed bitterly. ‘I bet it wasn’t even really there.’

Joseph Heller, Catch 22

Когда самолет сел, перед Йоссарианом предстал Рим — весь в развалинах. Восемь месяцев назад аэродром бомбили. Сейчас обломки белых каменных плит сгребли бульдозером в приплюснутые кучи: они громоздились по обеим сторонам выхода с летного поля, обнесенного колючей проволокой. Возвышался полуразрушенный остов Колизея, арка Константина рухнула. Квартира девицы Нейтли подверглась разгрому. Девицы исчезли, осталась одна старуха. На ней было напялено несколько свитеров и юбок, голова обмотана темной шалью. Скрестив руки на груди, она сидела на деревянном стуле возле электрической плитки и кипятила воду в помятой алюминиевой кастрюле. Когда Йоссариан вошел, она громко разговаривала сама с собой, но, заметив Йоссариана, начала причитать.
— Пропали! — запричитала она, прежде чем он успел ее о чем-либо спросить. Держа себя за локти, она раскачивалась, как плакальщица на похоронах, и стул под ней поскрипывал. — Пропали!
— Кто?
— Все. Бедные девочки.
— Куда же они делись?
— Кто знает. Их выгнали на улицу. Все пропали. Бедные, бедные девочки.
— Но кто их выгнал? Кто?
— Эти подлые высоченные солдаты в твердых белых шляпах с дубинками. И наши карабинеры. Они пришли со своими дубинками и прогнали их прочь. Они даже не разрешили им взять пальто. Бедняжки… Они выгнали их прямо на холод.
— Их что, арестовали?
— Они выгнали их. Просто выгнали.
— Но если они их не арестовали, почему они с ними так поступили?
— Не знаю, — всхлипнула старуха. — Не знаю. Кто обо мне позаботится теперь, когда все бедные девочки пропали? Кто за мной присмотрит?
— Но ведь должна быть какая-то причина, — настаивал Йоссариан. — Не могли же они просто так ворваться и выгнать всех на улицу!
— Без всякой причины, — всхлипывала старуха, — без всякой причины.
— Какое они имели право?
— „Уловка двадцать два“.
— Что? — Йоссариан оцепенел от страха, и по телу его пробежал холодок. — Что вы сказали?
— „Уловка двадцать два“, — повторила старуха, мотая головой. — „Уловка двадцать два“. Она позволяет им делать все, что они хотят, и мы не в силах им помешать.
— О чем вы, черт побери, толкуете? — растерявшись, яростно заорал на нее Йоссариан. — Да откуда вы знаете, что на свете существует „уловка двадцать два“?
— Солдаты с дубинками в твердых белых шляпах только и твердили „уловка двадцать два“, „уловка двадцать два“.
— А они вам ее показывали, эту „уловку“? — спросил Йоссариан. — Почему вы не заставили их прочитать вам текст этой „уловки“?
— Они не обязаны показывать нам „уловку двадцать два“, — ответила старуха. — Закон гласит, что они не обязаны этого делать.
— Какой еще закон?
— „Уловка двадцать два“.
— О, будь я проклят! — с горечью воскликнул Йоссариан. — Опять этот заколдованный круг!

Джосеф Хеллер, "Уловка 22"