Метафора самого себя, странно что не двухмерное, трехмерное - тело спит, дышит, ест. С завидной аккуратностью себя блюдет. Ведет свою жизнь, не сообразуясь ни с чем - как часы в пустой комнате.
Удивительный у нас город: он уплощает, сплющивает (оттуда двухмерность) и в жару, и в дождь склоняя к диванно-гостиничному существованию. Или к спальному - если диванами и гостиной не располагаешь. Последние добавляют к мероприятию светскости - но вряд ли эффективности.
Здесь удел каждого - в любом деле тратить добрые две трети наличиствующих сил на преодоление сладкой, но совершенно стерильной (как ей и положено) диванно-гостиничной инерции, заряженной либо дождем, либо зноем.
И то, и другое носит в Петербурге особый характер. И дело не в унылой гротескности, до которой почему-то всегда доходит и то, и другое. Тут, скорее всего, виноват особо тяжкий петербругский воздух, вязкий, душный, виснущий на шее. Про такой воздух узнаешь из велиречивых романов - и он тут же прямо из книжки, очень по-борхесовски, удушающей лапой тянется к горлу. Зной, смрад, копоть желтых комнат в цветочек перестает быть простой декорацией к ментальному разгулу.
Зато здесь много кошек. И лошадей. Здесь есть Коломна, крыши, рюмочные. Все это призвано разредить время. Заставить его тянуться бесконечно долго. Ползти сквозь вязкую воздушную массу.
Удивительный у нас город: он уплощает, сплющивает (оттуда двухмерность) и в жару, и в дождь склоняя к диванно-гостиничному существованию. Или к спальному - если диванами и гостиной не располагаешь. Последние добавляют к мероприятию светскости - но вряд ли эффективности.
Здесь удел каждого - в любом деле тратить добрые две трети наличиствующих сил на преодоление сладкой, но совершенно стерильной (как ей и положено) диванно-гостиничной инерции, заряженной либо дождем, либо зноем.
И то, и другое носит в Петербурге особый характер. И дело не в унылой гротескности, до которой почему-то всегда доходит и то, и другое. Тут, скорее всего, виноват особо тяжкий петербругский воздух, вязкий, душный, виснущий на шее. Про такой воздух узнаешь из велиречивых романов - и он тут же прямо из книжки, очень по-борхесовски, удушающей лапой тянется к горлу. Зной, смрад, копоть желтых комнат в цветочек перестает быть простой декорацией к ментальному разгулу.
Зато здесь много кошек. И лошадей. Здесь есть Коломна, крыши, рюмочные. Все это призвано разредить время. Заставить его тянуться бесконечно долго. Ползти сквозь вязкую воздушную массу.
Metaphor of himself, it is strange that not two-dimensional, three-dimensional - the body sleeps, breathes, eats. He watches himself with enviable accuracy. Leading his life without conforming to anything - like a clock in an empty room.
Our city is amazing: it flattens, flattens (from there two-dimensionality) in the heat and in the rain, leaning towards the living room and the living room. Or to the bedroom - if you do not have sofas and a living room. The latter add to the event of secularism - but hardly efficiency.
Here, the lot of everyone is to spend a good two-thirds of the forces in any field to overcome the sweet, but completely sterile (as it should be) sofa-hotel inertia, charged either with rain or heat.
Both that, and another has special character in Petersburg. And the matter is not in a dull grotesque, which for some reason always comes to both. Here, most likely, it is the heaviest Petersburg air that is to blame, viscous, stifling, hanging on the neck. You learn about such air from great novels - and right there from the book, very Borgesian, with its suffocating paw, reaches for the throat. The heat, the stench, the soot of the yellow rooms in a flower cease to be a mere decoration for mental revelry.
But there are a lot of cats. And horses. There is Kolomna, roofs, wine glasses. All this is intended to destroy time. Make it drag on forever. Crawl through the viscous air mass.
Our city is amazing: it flattens, flattens (from there two-dimensionality) in the heat and in the rain, leaning towards the living room and the living room. Or to the bedroom - if you do not have sofas and a living room. The latter add to the event of secularism - but hardly efficiency.
Here, the lot of everyone is to spend a good two-thirds of the forces in any field to overcome the sweet, but completely sterile (as it should be) sofa-hotel inertia, charged either with rain or heat.
Both that, and another has special character in Petersburg. And the matter is not in a dull grotesque, which for some reason always comes to both. Here, most likely, it is the heaviest Petersburg air that is to blame, viscous, stifling, hanging on the neck. You learn about such air from great novels - and right there from the book, very Borgesian, with its suffocating paw, reaches for the throat. The heat, the stench, the soot of the yellow rooms in a flower cease to be a mere decoration for mental revelry.
But there are a lot of cats. And horses. There is Kolomna, roofs, wine glasses. All this is intended to destroy time. Make it drag on forever. Crawl through the viscous air mass.
У записи 13 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дарья Фарафонова
