Если искусство чему-то и учит (и художника - в первую голову), то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней - и наиболее буквальной - формой частного предпринимательства, оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности - превращая его из общественного животного в личность. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную - но не стихотворение, скажем, Райнера Марии Рильке. Произведения искусства, литературы в особенности и стихотворение в частности обращаются к человеку тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредников, отношения. За это-то и недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности и поэзию в частности ревнители всеобщего блага, повелители масс, глашатаи исторической необходимости. Ибо там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение, они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия - равнодушие и разноголосие, на месте решимости к действию - невнимание и брезгливость. Иными словами, в нолики, которыми ревнители общего блага и повелители масс норовят оперировать, искуство вписывает "точку-точку-запятую с минусом", превращая каждый нолик в пусть не всегда привлекательную, но человеческую рожицу.
Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую "лица необщим выраженьем". В приобретении этого необщего выражения и состоит, видимо, смысл индивидуального существования, ибо к необщности этой мы подготовлены уже как бы генетически. Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается. Было бы досаднно израсходоватьэтот единственный шанс на повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию - тем более обидно, что глашатаи исторической необходимости, по чьему наущению человек на тавтологию эту готов согласиться, в гроб с нимвместе не лягут и спасибо не скажут.
(с)
Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую "лица необщим выраженьем". В приобретении этого необщего выражения и состоит, видимо, смысл индивидуального существования, ибо к необщности этой мы подготовлены уже как бы генетически. Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается. Было бы досаднно израсходоватьэтот единственный шанс на повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию - тем более обидно, что глашатаи исторической необходимости, по чьему наущению человек на тавтологию эту готов согласиться, в гроб с нимвместе не лягут и спасибо не скажут.
(с)
If art teaches something (and, first of all, an artist), then it is in particular human existence. Being the most ancient - and the most literal - form of private entrepreneurship, it voluntarily or unwittingly encourages in a person precisely his sense of individuality, uniqueness, separateness - turning him from a public animal into a personality. Much can be divided: the bread, the bed, the beliefs, the beloved - but not the poem, say, Rainer Maria Rilke. Works of art, literature in particular, and a poem in particular, address a man one-on-one, engaging with him in direct, without intermediaries, relationships. For this, they dislike art in general, literature in particular, and poetry in particular, adherents of the common good, masters of the masses, heralds of historical necessity. For where art has passed, where the poem has been read, they find in place of expected agreement and unanimity - indifference and discord, in place of determination to act - inattention and squeamishness. In other words, the zero point, which the zealots of the common good and masters of the masses strive to operate with, adds “point-to-point-comma with a minus,” turning every zero into a face that is not always attractive, but human.
The great Baratynsky, speaking of his Muse, characterized her as possessing a "non-general expression of a person." The acquisition of this non-general expression apparently consists in the meaning of individual existence, for we are already prepared genetically for this non-generality. Regardless of whether a person is a writer or a reader, his task is to live his own, and not imposed or prescribed from outside, even the most noble way of looking life. For each of us has only one, and we know well how this all ends. It would be annoying to spend this unique chance of repeating someone else's appearance, someone else's experience, a tautology - all the more insulting that heralds of historical necessity, at whose instigation a person is ready to agree to this tautology, don’t lie down in a coffin and will not thank you.
(with)
The great Baratynsky, speaking of his Muse, characterized her as possessing a "non-general expression of a person." The acquisition of this non-general expression apparently consists in the meaning of individual existence, for we are already prepared genetically for this non-generality. Regardless of whether a person is a writer or a reader, his task is to live his own, and not imposed or prescribed from outside, even the most noble way of looking life. For each of us has only one, and we know well how this all ends. It would be annoying to spend this unique chance of repeating someone else's appearance, someone else's experience, a tautology - all the more insulting that heralds of historical necessity, at whose instigation a person is ready to agree to this tautology, don’t lie down in a coffin and will not thank you.
(with)
У записи 7 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дарья Фарафонова
