Немного истории (разворачивайте осторожно, много текста)
Из дневников детского писателя Корнея Ивановича Чуковского
25 декабря 1964 года.
Гулял с Симой Дрейденом. Он рассказал мне потрясающую, имеющую глубокий смысл историю. Некий интеллигент поселился (поневоле) в будке жел. дор. сторожа. Сторож был неграмотен. Интеллигент с большим трудом научил его грамоте. Сторож был туп, но в конце концов одолел начатки грамматики. Он очень хотел стать проводником на поезде. Для этого нужно было изучить десятки правил наизусть — и сдать экзамен. Интеллигент помог и здесь. Сторож стал проводником, приезжая на юг, закупал апельсины и проч. и небезвыгодно продавал на севере. Разбогател. Интеллигента между тем арестовали. Отбыв в лагере свой срок, он воротился домой. Здесь его реабилитировали — и показали его «дело». Оказалось, что, научившись грамоте, благодарный железнодорожник первым делом написал на него донос: «Предупреждаю, что NN имеет связи с заграницей».
17 мая 1965 года.
Подарил тысячу рублей докторше NN. Мы говорили с ней о больнице, где я лежал. Больница позорная: работники ЦК и другие вельможи построили для самих себя рай, на народ — наплевать. Народ на больничных койках, на голодном пайке, в грязи, без нужных лекарств, во власти грубых нянь, затурканных сестер, а для чинуш и их жен сверх–питание, сверх–лечение, сверх–учтивость, величайший комфорт.
15 августа 1965 года.
Впервые в жизни слушаю радио и вижу, что «радио — опиум для народа». В стране с отчаянно плохой экономикой, с системой абсолютного рабства так вкусно подаются отдельные крошечные светлые явления, причем раритеты выдаются за общие факты — рабскими именуются все другие режимы за исключением нашего.
С таким же правом можно сказать: газета — опиум для народа. А какие песни — всё бодряцкие — прикрывающие собою общее уныние. И персонажи — всё бодрячкú — «вот, Иван Пафнутьич, расскажи нам, как вы достигли в своем колхозе таких изумительных успехов...».
27 декабря 1965 года.
Все говорят о деле Синявского, во всех литературных учреждениях выносят ему порицание по воле начальства, хотя никто из осуждающих не видел его криминальных произведений.
17 сентября 1968 года.
Я сравнодушил, хотя больно к концу жизни видеть, что все мечты Белинских, Герценов, Чернышевских, Некрасовых, бесчисленных народовольцев, социал–демократов и т. д., и т. д. обмануты — и тот социальный рай, ради которого они готовы были умереть — оказался разгулом бесправия и полицейщины.
27 сентября 1968 года.
Вчера была поэтесса двадцати одного года — с поклонником физиком. Я спросил, есть ли у нее в Институте товарищи. Она ответила, как самую обыкновенную вещь:
— Были у меня товарищи — «ребята» (теперь это значит юноши), но всех их прогнали.
— Куда? За что?
— Они не голосовали за наше вторжение в Чехословакию.
— Только за это?
— Да. Это были самые талантливые наши студенты!
И это сделано во всех институтах.
28 сентября 1968 года.
Ася Берзер вместе с Люшей провожала на самолет Виктора Некрасова. Тот напился. И, увидев портрет Ленина, сказал громко:
— Ненавижу этого человека.
12 октября 1968 года.
По моей просьбе для разговора с Яс., я пригласил Икрамова, одного из редакторов «Науки и Религии». Милый человек, сидевший в лагере, много рассказывал о тамошней жизни. Как арестанты устраивали концерты в дни казенных праздников, как проститутки исполняли «Кантату о Сталине», выражая ему благодарность за счастливую жизнь. Рассказывал о том, как милиция любит вести дела о валютчиках, так как те дают взятки валютой.
20 октября 1968 года.
Интересно, что у большинства служащих, выполняющих все предписания партии и голосующих за, есть ясное понимание, что они служат неправде,— но — привыкли притворяться, мошенничать с совестью. Двурушники — привычные.
24 марта 1969 года.
В больнице мне особенно ясно стало, что начальство при помощи радио, и теле и газет распространяет среди миллионов разухабистые гнусные песни — дабы население не знало ни Ахматовой, ни Блока, ни Мандельштама. И массажистки, и сестры в разговоре цитируют самые вульгарные песни, и никто не знает Пушкина, Боратынского, Жуковского, Фета — никто. В этом океане пошлости купается вся полуинтеллигентная Русь, и те, кто знают и любят поэзию — это крошечный пруд.
29 апреля 1969 года.
Остальные — оболванены при помощи газет, радио и теле на один салтык, и можно наперед знать, что они скажут по любому поводу. Не люди, а мебель — гарнитур кресел, стульев и т. д. Когда–то Щедрин и Кузьма Прутков смеялись над проектом о введении в России единомыслия — теперь этот проект осуществлен; у всех одинаковый казенный метод мышления, яркие индивидуальности — стали величайшею редкостью.
25 июля 1969 года.
Весь поглощен полетом американцев на Луну. Наши интернационалисты, так много говорившие о мировом масштабе космических полетов, полны зависти и ненависти к великим амер. героям — и внушили те же чувства народу. В то время когда у меня «грудь от нежности болит» — нежности к этим людям, домработница Лиды Маруся сказала: «Эх, подохли бы они по дороге». Школьникам внушают, что американцы послали на Луну людей из–за черствости и бесчеловечия; мы, мол, посылаем аппараты, механизмы, а подлые американцы — живых людей!
Словом, бедные сектанты даже не желают чувствовать себя частью человечества. Причем забыли, что сами же похвалялись быть первыми людьми на луне. «Только при коммунизме возможны полеты человека в космос» — такова была пластинка нашей пропаганды.
Благодаря способности русского народа забывать свое вчерашнее прошлое, нынешняя пропаганда может свободно брехать, будто «только при бездушном капитализме могут посылать живых людей на Луну». Завравшиеся шулера!
Из дневников детского писателя Корнея Ивановича Чуковского
25 декабря 1964 года.
Гулял с Симой Дрейденом. Он рассказал мне потрясающую, имеющую глубокий смысл историю. Некий интеллигент поселился (поневоле) в будке жел. дор. сторожа. Сторож был неграмотен. Интеллигент с большим трудом научил его грамоте. Сторож был туп, но в конце концов одолел начатки грамматики. Он очень хотел стать проводником на поезде. Для этого нужно было изучить десятки правил наизусть — и сдать экзамен. Интеллигент помог и здесь. Сторож стал проводником, приезжая на юг, закупал апельсины и проч. и небезвыгодно продавал на севере. Разбогател. Интеллигента между тем арестовали. Отбыв в лагере свой срок, он воротился домой. Здесь его реабилитировали — и показали его «дело». Оказалось, что, научившись грамоте, благодарный железнодорожник первым делом написал на него донос: «Предупреждаю, что NN имеет связи с заграницей».
17 мая 1965 года.
Подарил тысячу рублей докторше NN. Мы говорили с ней о больнице, где я лежал. Больница позорная: работники ЦК и другие вельможи построили для самих себя рай, на народ — наплевать. Народ на больничных койках, на голодном пайке, в грязи, без нужных лекарств, во власти грубых нянь, затурканных сестер, а для чинуш и их жен сверх–питание, сверх–лечение, сверх–учтивость, величайший комфорт.
15 августа 1965 года.
Впервые в жизни слушаю радио и вижу, что «радио — опиум для народа». В стране с отчаянно плохой экономикой, с системой абсолютного рабства так вкусно подаются отдельные крошечные светлые явления, причем раритеты выдаются за общие факты — рабскими именуются все другие режимы за исключением нашего.
С таким же правом можно сказать: газета — опиум для народа. А какие песни — всё бодряцкие — прикрывающие собою общее уныние. И персонажи — всё бодрячкú — «вот, Иван Пафнутьич, расскажи нам, как вы достигли в своем колхозе таких изумительных успехов...».
27 декабря 1965 года.
Все говорят о деле Синявского, во всех литературных учреждениях выносят ему порицание по воле начальства, хотя никто из осуждающих не видел его криминальных произведений.
17 сентября 1968 года.
Я сравнодушил, хотя больно к концу жизни видеть, что все мечты Белинских, Герценов, Чернышевских, Некрасовых, бесчисленных народовольцев, социал–демократов и т. д., и т. д. обмануты — и тот социальный рай, ради которого они готовы были умереть — оказался разгулом бесправия и полицейщины.
27 сентября 1968 года.
Вчера была поэтесса двадцати одного года — с поклонником физиком. Я спросил, есть ли у нее в Институте товарищи. Она ответила, как самую обыкновенную вещь:
— Были у меня товарищи — «ребята» (теперь это значит юноши), но всех их прогнали.
— Куда? За что?
— Они не голосовали за наше вторжение в Чехословакию.
— Только за это?
— Да. Это были самые талантливые наши студенты!
И это сделано во всех институтах.
28 сентября 1968 года.
Ася Берзер вместе с Люшей провожала на самолет Виктора Некрасова. Тот напился. И, увидев портрет Ленина, сказал громко:
— Ненавижу этого человека.
12 октября 1968 года.
По моей просьбе для разговора с Яс., я пригласил Икрамова, одного из редакторов «Науки и Религии». Милый человек, сидевший в лагере, много рассказывал о тамошней жизни. Как арестанты устраивали концерты в дни казенных праздников, как проститутки исполняли «Кантату о Сталине», выражая ему благодарность за счастливую жизнь. Рассказывал о том, как милиция любит вести дела о валютчиках, так как те дают взятки валютой.
20 октября 1968 года.
Интересно, что у большинства служащих, выполняющих все предписания партии и голосующих за, есть ясное понимание, что они служат неправде,— но — привыкли притворяться, мошенничать с совестью. Двурушники — привычные.
24 марта 1969 года.
В больнице мне особенно ясно стало, что начальство при помощи радио, и теле и газет распространяет среди миллионов разухабистые гнусные песни — дабы население не знало ни Ахматовой, ни Блока, ни Мандельштама. И массажистки, и сестры в разговоре цитируют самые вульгарные песни, и никто не знает Пушкина, Боратынского, Жуковского, Фета — никто. В этом океане пошлости купается вся полуинтеллигентная Русь, и те, кто знают и любят поэзию — это крошечный пруд.
29 апреля 1969 года.
Остальные — оболванены при помощи газет, радио и теле на один салтык, и можно наперед знать, что они скажут по любому поводу. Не люди, а мебель — гарнитур кресел, стульев и т. д. Когда–то Щедрин и Кузьма Прутков смеялись над проектом о введении в России единомыслия — теперь этот проект осуществлен; у всех одинаковый казенный метод мышления, яркие индивидуальности — стали величайшею редкостью.
25 июля 1969 года.
Весь поглощен полетом американцев на Луну. Наши интернационалисты, так много говорившие о мировом масштабе космических полетов, полны зависти и ненависти к великим амер. героям — и внушили те же чувства народу. В то время когда у меня «грудь от нежности болит» — нежности к этим людям, домработница Лиды Маруся сказала: «Эх, подохли бы они по дороге». Школьникам внушают, что американцы послали на Луну людей из–за черствости и бесчеловечия; мы, мол, посылаем аппараты, механизмы, а подлые американцы — живых людей!
Словом, бедные сектанты даже не желают чувствовать себя частью человечества. Причем забыли, что сами же похвалялись быть первыми людьми на луне. «Только при коммунизме возможны полеты человека в космос» — такова была пластинка нашей пропаганды.
Благодаря способности русского народа забывать свое вчерашнее прошлое, нынешняя пропаганда может свободно брехать, будто «только при бездушном капитализме могут посылать живых людей на Луну». Завравшиеся шулера!
A bit of history (expand carefully, a lot of text)
From the diaries of the children's writer Korney Ivanovich Chukovsky
December 25, 1964.
Walked with Sima Dreyden. He told me an amazing story with a deep meaning. A certain intellectual settled (involuntarily) in a booth. dor. the watchman. The watchman was illiterate. An intellectual with great difficulty taught him to read and write. The watchman was dumb, but in the end he defeated the beginnings of grammar. He really wanted to become a guide on the train. To do this, you had to study dozens of rules by heart - and pass the exam. The intellectual helped here too. The watchman became a guide, coming to the south, bought oranges and so on. and sold disadvantageously in the north. I got rich. The intellectual, meanwhile, was arrested. After serving his term in the camp, he returned home. Here he was rehabilitated - and showed his "business". It turned out that, having learned to read and write, a grateful railroad worker first wrote a denunciation on him: "I warn you that NN has connections with abroad."
May 17, 1965.
Gave a thousand rubles to doctor NN. We talked with her about the hospital where I was lying. The hospital is shameful: the Central Committee workers and other nobles built a paradise for themselves, people don’t give a damn. The people are in hospital beds, on a starvation diet, in the mud, without the necessary medicines, dominated by rude nannies, numbed sisters, and for bureaucrats and their wives, over-nutrition, over-treatment, over-courtesy, the greatest comfort.
August 15, 1965.
For the first time in my life I listen to the radio and see that "radio is opium for the people." In a country with a desperately poor economy, with a system of absolute slavery, individual tiny light phenomena are so deliciously served, and rarities are presented as general facts - all other regimes are excluded as slaves.
With the same right we can say: the newspaper is opium for the people. And what songs - all invigorating - covering up a general gloom. And the characters are all invigorating - "here, Ivan Pafnutich, tell us how you achieved such amazing successes on your collective farm ...".
December 27, 1965.
Everyone is talking about the Sinyavsky case, in all literary institutions they censure him at the behest of his superiors, although none of the convicts saw his criminal works.
September 17, 1968.
I compared, although it is painful by the end of my life to see that all the dreams of the Belinsky, Herzen, Chernyshevsky, Nekrasov, countless people of the people, social democrats, etc., etc., are deceived - and that social paradise for which they were ready to die - turned out to be rampant lawlessness and police.
September 27, 1968.
Yesterday was a poetess of twenty-one years old - with a fan of a physicist. I asked if she had comrades at the Institute. She replied like the most ordinary thing:
- I had comrades - “guys” (now it means young men), but they all drove them away.
- Where to? For what?
“They did not vote for our invasion of Czechoslovakia.”
“Just for that?”
- Yes. These were our most talented students!
And this is done at all institutes.
September 28, 1968.
Asya Berzer, along with Lyusha, saw off Victor Nekrasov's plane. He got drunk. And, seeing the portrait of Lenin, he said aloud:
“I hate this man.”
October 12, 1968.
At my request, for a conversation with Yas., I invited Ikramov, one of the editors of Science and Religion. A nice man, who was sitting in the camp, talked a lot about life there. How prisoners held concerts on public holidays, how prostitutes performed the “Cantata of Stalin,” expressing gratitude to him for a happy life. He talked about how the police love to conduct business about currency traders, since they give bribes in foreign currency.
October 20, 1968.
Interestingly, most employees who comply with all the party’s instructions and vote in favor have a clear understanding that they serve a lie — but they are used to pretending to cheat with conscience. Two-cousins are familiar.
March 24, 1969.
In the hospital, it became especially clear to me that the authorities, using radio, television and newspapers, distributed, among millions, rollicking, vile songs - so that the population did not know either Akhmatova, Blok, or Mandelstam. Both masseuses and sisters in a conversation quote the most vulgar songs, and no one knows Pushkin, Boratynsky, Zhukovsky, Fet - no one. In this ocean of vulgarity, the whole semi-intelligent Russia is bathing, and those who know and love poetry are a tiny pond.
April 29, 1969.
The rest are fooled by newspapers, radio and television on one saltyk, and you can know in advance what they will say for any reason. Not people, but furniture - a set of armchairs, chairs, etc. Once, Shchedrin and Kuzma Prutkov laughed at the project on the introduction of unanimity in Russia - now this project has been implemented; everyone has the same official method of thinking, bright individualities - have become the greatest rarity.
July 25, 1969.
All absorbed in the flight of Americans to the moon. Our internationalists, who have spoken so much about the global scale of space flights, are full of envy and hatred of the great Amers. heroes - and inspired the same feelings to the people. At the time when my "chest from tenderness hurts" - tenderness
From the diaries of the children's writer Korney Ivanovich Chukovsky
December 25, 1964.
Walked with Sima Dreyden. He told me an amazing story with a deep meaning. A certain intellectual settled (involuntarily) in a booth. dor. the watchman. The watchman was illiterate. An intellectual with great difficulty taught him to read and write. The watchman was dumb, but in the end he defeated the beginnings of grammar. He really wanted to become a guide on the train. To do this, you had to study dozens of rules by heart - and pass the exam. The intellectual helped here too. The watchman became a guide, coming to the south, bought oranges and so on. and sold disadvantageously in the north. I got rich. The intellectual, meanwhile, was arrested. After serving his term in the camp, he returned home. Here he was rehabilitated - and showed his "business". It turned out that, having learned to read and write, a grateful railroad worker first wrote a denunciation on him: "I warn you that NN has connections with abroad."
May 17, 1965.
Gave a thousand rubles to doctor NN. We talked with her about the hospital where I was lying. The hospital is shameful: the Central Committee workers and other nobles built a paradise for themselves, people don’t give a damn. The people are in hospital beds, on a starvation diet, in the mud, without the necessary medicines, dominated by rude nannies, numbed sisters, and for bureaucrats and their wives, over-nutrition, over-treatment, over-courtesy, the greatest comfort.
August 15, 1965.
For the first time in my life I listen to the radio and see that "radio is opium for the people." In a country with a desperately poor economy, with a system of absolute slavery, individual tiny light phenomena are so deliciously served, and rarities are presented as general facts - all other regimes are excluded as slaves.
With the same right we can say: the newspaper is opium for the people. And what songs - all invigorating - covering up a general gloom. And the characters are all invigorating - "here, Ivan Pafnutich, tell us how you achieved such amazing successes on your collective farm ...".
December 27, 1965.
Everyone is talking about the Sinyavsky case, in all literary institutions they censure him at the behest of his superiors, although none of the convicts saw his criminal works.
September 17, 1968.
I compared, although it is painful by the end of my life to see that all the dreams of the Belinsky, Herzen, Chernyshevsky, Nekrasov, countless people of the people, social democrats, etc., etc., are deceived - and that social paradise for which they were ready to die - turned out to be rampant lawlessness and police.
September 27, 1968.
Yesterday was a poetess of twenty-one years old - with a fan of a physicist. I asked if she had comrades at the Institute. She replied like the most ordinary thing:
- I had comrades - “guys” (now it means young men), but they all drove them away.
- Where to? For what?
“They did not vote for our invasion of Czechoslovakia.”
“Just for that?”
- Yes. These were our most talented students!
And this is done at all institutes.
September 28, 1968.
Asya Berzer, along with Lyusha, saw off Victor Nekrasov's plane. He got drunk. And, seeing the portrait of Lenin, he said aloud:
“I hate this man.”
October 12, 1968.
At my request, for a conversation with Yas., I invited Ikramov, one of the editors of Science and Religion. A nice man, who was sitting in the camp, talked a lot about life there. How prisoners held concerts on public holidays, how prostitutes performed the “Cantata of Stalin,” expressing gratitude to him for a happy life. He talked about how the police love to conduct business about currency traders, since they give bribes in foreign currency.
October 20, 1968.
Interestingly, most employees who comply with all the party’s instructions and vote in favor have a clear understanding that they serve a lie — but they are used to pretending to cheat with conscience. Two-cousins are familiar.
March 24, 1969.
In the hospital, it became especially clear to me that the authorities, using radio, television and newspapers, distributed, among millions, rollicking, vile songs - so that the population did not know either Akhmatova, Blok, or Mandelstam. Both masseuses and sisters in a conversation quote the most vulgar songs, and no one knows Pushkin, Boratynsky, Zhukovsky, Fet - no one. In this ocean of vulgarity, the whole semi-intelligent Russia is bathing, and those who know and love poetry are a tiny pond.
April 29, 1969.
The rest are fooled by newspapers, radio and television on one saltyk, and you can know in advance what they will say for any reason. Not people, but furniture - a set of armchairs, chairs, etc. Once, Shchedrin and Kuzma Prutkov laughed at the project on the introduction of unanimity in Russia - now this project has been implemented; everyone has the same official method of thinking, bright individualities - have become the greatest rarity.
July 25, 1969.
All absorbed in the flight of Americans to the moon. Our internationalists, who have spoken so much about the global scale of space flights, are full of envy and hatred of the great Amers. heroes - and inspired the same feelings to the people. At the time when my "chest from tenderness hurts" - tenderness
У записи 1 лайков,
0 репостов,
239 просмотров.
0 репостов,
239 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Юрий Соколов
