Обстоятельства извернулись так, что мне срочно пришлось бросаться на Берлинский центральный вокзал и ехать в Йену. Билет я купить не успел, разумно полагая, что это можно сделать в поезде. Такая возможность действительно представилась, однако моя банковская карта не желала прокатываться, а наличных не было. Кондуктор попожимал плечами и скрылся в неизвестном направлении, обещав вернуться. А я вспомнил историю про Гитлера и трамвай. Когда-то в тридцатые трамвай остановила группа вооруженных людей, и всех, у кого не было билета, вывели и расстреляли.
Моя поездка длилась два с половиной часа. Два с половиной часа я всматривался то в один конец вагона, то в другой. Два с половиной часа я думал о Гитлере.
Но два с половиной часа минули, и я стоял на перроне в Йене. Шло двадцать пятое июня две тысячи одиннадцатого года. Тихо журчал трамвай. Гитлера не было.
Моя поездка длилась два с половиной часа. Два с половиной часа я всматривался то в один конец вагона, то в другой. Два с половиной часа я думал о Гитлере.
Но два с половиной часа минули, и я стоял на перроне в Йене. Шло двадцать пятое июня две тысячи одиннадцатого года. Тихо журчал трамвай. Гитлера не было.
Circumstances turned out so that I urgently had to rush to the Berlin central station and go to Jena. I did not have time to buy a ticket, reasonably believing that this can be done on the train. Such an opportunity did present itself, however, my bank card did not want to be rolled, and there was no cash. The conductor shrugged and hid in an unknown direction, promising to return. And I remembered the story of Hitler and the tram. Once in the thirties a tram was stopped by a group of armed people, and everyone who did not have a ticket was taken out and shot.
My trip lasted two and a half hours. For two and a half hours I peered at one end of the car, then at the other. For two and a half hours I thought about Hitler.
But two and a half hours passed, and I stood on the platform in Jena. It was the twenty-fifth of June, two thousand and eleven. The tram murmured softly. Hitler was gone.
My trip lasted two and a half hours. For two and a half hours I peered at one end of the car, then at the other. For two and a half hours I thought about Hitler.
But two and a half hours passed, and I stood on the platform in Jena. It was the twenty-fifth of June, two thousand and eleven. The tram murmured softly. Hitler was gone.
У записи 15 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Антон Изосимов
