Кто на сонное «я люблю тебя» осечётся и замолчит?
Ты его видел, – он худ, графичен, молочно-бел; я летаю над ним, как вздорная Тинкер Белл. Он обнимает меня, заводит за ухо прядь – я одно только «я боюсь cебя потерять»...
Бог пока улыбается нам, бессовестным и неистовым; кто первый придёт к другому судебным приставом? Слепым воронком, пожилым Хароном, усталым ночным конвоем?
Что с ними делать, когда они начинают виться в тебе, ветвиться; проводочком от микрофона – а ты певица; горной тропкой – а ты все ищешь, как выйти к людям; метастазами – нет, не будем. Давай не будем.
Восстанием невооружённым – уйдём, петляя меж мин и ям; а эти все возвратятся к жёнам, блядям, наркотикам, сыновьям, и будут дымом давиться кислым, хрипеть, на секретарей крича – а мы-то нет, мы уйдем за смыслом дорогой жёлтого кирпича...
Ведь смысл не в том, чтоб найти плечо, хоть чьё-то, как мы у Бога клянчим; съедать за каждым бизнес-ланчем солянку или суп-харчо, ковать покуда горячо и отвечать «не ваше дело» на вражеское «ну ты чо».
Он в том, чтоб ночью, задрав башку – Вселенную проницать, вверх на сотню галактик, дальше веков на дцать. Он в том, чтобы всё звучало и шло тобой, и Бог дышал тебе в ухо, явственно, как прибой...
Ты его видел, – он худ, графичен, молочно-бел; я летаю над ним, как вздорная Тинкер Белл. Он обнимает меня, заводит за ухо прядь – я одно только «я боюсь cебя потерять»...
Бог пока улыбается нам, бессовестным и неистовым; кто первый придёт к другому судебным приставом? Слепым воронком, пожилым Хароном, усталым ночным конвоем?
Что с ними делать, когда они начинают виться в тебе, ветвиться; проводочком от микрофона – а ты певица; горной тропкой – а ты все ищешь, как выйти к людям; метастазами – нет, не будем. Давай не будем.
Восстанием невооружённым – уйдём, петляя меж мин и ям; а эти все возвратятся к жёнам, блядям, наркотикам, сыновьям, и будут дымом давиться кислым, хрипеть, на секретарей крича – а мы-то нет, мы уйдем за смыслом дорогой жёлтого кирпича...
Ведь смысл не в том, чтоб найти плечо, хоть чьё-то, как мы у Бога клянчим; съедать за каждым бизнес-ланчем солянку или суп-харчо, ковать покуда горячо и отвечать «не ваше дело» на вражеское «ну ты чо».
Он в том, чтоб ночью, задрав башку – Вселенную проницать, вверх на сотню галактик, дальше веков на дцать. Он в том, чтобы всё звучало и шло тобой, и Бог дышал тебе в ухо, явственно, как прибой...
Who on sleepy “I love you” will mourn and shut up?
You saw him - he is thin, graphic, milky white; I fly over him like the absurd Tinker Bell. He hugs me, turns a strand behind my ear - I'm just "I'm afraid to lose myself" ...
God is smiling at us, unscrupulous and frantic; who is the first to come to another bailiff? A blind funnel, an old Charon, a tired night convoy?
What to do with them when they begin to curl in you, to branch; a wire from the microphone - and you are a singer; mountain trail - and you are all looking for how to go out to people; metastases - no, we won’t. Let's not.
Uprising unarmed - leave, winding between mines and holes; and all of them will return to their wives, whores, drugs, sons, and will choke on sour smoke, wheeze, screaming at the secretaries - but we don’t, we will go for the meaning of the expensive yellow brick ...
After all, the point is not to find a shoulder, at least someone else, as we beg God; eat a hodgepodge or soup-kharcho at each business lunch, forge it until it is hot and answer “not your business” to the enemy “well, what are you doing”.
It is that at night, lifting up his head - to penetrate the Universe, upwards by a hundred galaxies, further centuries by twenty. It is so that everything sounds and goes by you, and God breathes in your ear, clearly, like a surf ...
You saw him - he is thin, graphic, milky white; I fly over him like the absurd Tinker Bell. He hugs me, turns a strand behind my ear - I'm just "I'm afraid to lose myself" ...
God is smiling at us, unscrupulous and frantic; who is the first to come to another bailiff? A blind funnel, an old Charon, a tired night convoy?
What to do with them when they begin to curl in you, to branch; a wire from the microphone - and you are a singer; mountain trail - and you are all looking for how to go out to people; metastases - no, we won’t. Let's not.
Uprising unarmed - leave, winding between mines and holes; and all of them will return to their wives, whores, drugs, sons, and will choke on sour smoke, wheeze, screaming at the secretaries - but we don’t, we will go for the meaning of the expensive yellow brick ...
After all, the point is not to find a shoulder, at least someone else, as we beg God; eat a hodgepodge or soup-kharcho at each business lunch, forge it until it is hot and answer “not your business” to the enemy “well, what are you doing”.
It is that at night, lifting up his head - to penetrate the Universe, upwards by a hundred galaxies, further centuries by twenty. It is so that everything sounds and goes by you, and God breathes in your ear, clearly, like a surf ...
У записи 9 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Людмила Косарева
