Город болел. Укрытый плотным одеялом из газа и пыли, он тяжело хрипел, как бронхитник, которому каждая попытка глотнуть свежего воздуха дается с трудом. Да и дышать-то было нечем. Воздух был таким густым, что его можно было трогать руками. Как и полагается больному, город лихорадило: казалось, еще немного - и на этой жаре начнут плавиться даже бетонные стены домов.
Как и полагается больному, город сохранял постельный режим: немногочисленные люди передвигались как-то вяло, не отрывая ног от земли, словно гигантские улитки. Машины стояли в бесконечной пробке, изредка безнадежно посигналивая; смирившиеся водители даже не курили, чтобы не совершать лишних телодвижений.
Радио неистово “пэкало”: Путин, Пушкин, Полтавченко, Порошенко- новости и разговоры сконцентировались исключительно на этих четырех П.
Мне подумалось, что мы живем в мире производителей освежителей воздуха. В том смысле, что есть освежитель с ароматом “морской бриз”. Вы хоть раз ощущали аромат морского бриза? Да запах моря даже отдаленно не может напоминать ту дикую смесь из пропана, бутана и еще сотни разных компонентов в железной баночке, гордо именуемую “морским бризом”!
Вот так же гиперболизировано звучало бубнение радио.
Пушкин-наше все, Путин- наше все, Порошенко- тоже все, но не наше, а украинское (хотя и Украина скоро будет нашей балгодаря нашему всему), Полтавченко- ну, он просто все..
В попытке хоть как-то забыть о духоте и нещадно ноющей свежей мозоли на пятке, я стала всматриваться в картину за окном. Радио выключила.
Весь асфальт расписан, а столбы обклеены рекламами проституток-русских-красавиц-анжел-отдых-для-мужчин и всевозможных спайсов/миксов/ солей. Класс, сколько развлечений можно словить, пройдя 50 метров по какому-нибудь спальному району города. Впрочем, можно еще найти работу. Расклейщика объявлений.
Внутри стало как-то гаденько, было невыносимо сидеть в машине и ощущать свое бессилие перед бесконечной пробкой: мне хотелось хоть какого-то движения. Поддавшись этому желанию, припарковала машину у небольшого парка с прудом и пошла гулять- дышать сиренью всяко приятней, чем выхлопами. Из-за предательской мозоли гуляние не удалось, так что я просто села на горячую скамейку, скинув мокасины-инквизиторы.
-Ну и жара,- раздался из-за спины мужской голос. Негромкий голос звучал устало. Не оборачиваясь, я подумала, что принадлежать он должен немолодому интеллигентному мужчине.
-Воды мне дай!- женский требовательно-капризный бас прогромыхал так, что я бы не удивилась, если бы с ближайшего дерева черемухи начали осыпаться белые лепестки.
-Держи, Людочка,- поникшим, но ровным голосом спокойно ответил мужчина.
Во мне началась внутренняя война между любопытством и вялой ленью, развившейся на палящем солнце. Любопытство одержало верх, я обернулась.
-Да крышку закрути! В сумку убери, чтобы не грелась! Убери в сумку, идиот, я сказала!- неистово орала огромная женщина лет шестидесяти с пышной прической а-ля буфетчица в привокзальном общепите. Ее грузное, какое-то безвольно-обмякшее тело сотрясалось от каждого слова. Казалось, слово, родившись в легких, куда она набирала побольше воздуха для пущей убедительности, проходило вверх по горлу, вырывалось из ее рта и дальше как бы расходилось волной вниз по телу, которое еще несколько мгновений тряслось, будто желе.
Орала Людочка на -я невольно похвалила себя за верную характеристику- своего ровесника, невысокого и некрупного темноволосого мужчину очень интеллигентного вида. Мужчина сохранял асболютное внешнее спокойствие, но что-то в его позе и вообще общем впечатлении выдавало в нем чувство вины перед всем миром. На фоне Людочки, очевидно, его жены, одетой в цветастое платье-халат, обнажавшее рыхлые плечи и подмышки, тот, кого она так громко именовала “идиотом”, был одет скромней. Куда скромней. Приглядевшись, я поняла, что на нем большая ему по размеру поношенная и затертая бордовая тенниска с ярко-желтой макдональдсовской буквой М на груди.
-Подвинься, я вся потею от твоей ноги рядом!- опять начала орать его супруга.
Видимо, заметив мое внимание, мужчина слегка пожал плечами и еле заметно улыбнулся мне, губами очертив контуры своей фразы: “она болеет”.
Но в этой его полу-улыбке, во взгляде, даже в его плечах, на которых тенниска болталась, словно на вешалке, было столько любви к миру, к этой зелени вокруг и даже к тиранящей его Людочке, что я улыбнулась в ответ. А внутри меня колотила ледяная дрожь. Я вернулась в машину и надела джинсовую куртку. Это был самый холодный день лета.
Как и полагается больному, город сохранял постельный режим: немногочисленные люди передвигались как-то вяло, не отрывая ног от земли, словно гигантские улитки. Машины стояли в бесконечной пробке, изредка безнадежно посигналивая; смирившиеся водители даже не курили, чтобы не совершать лишних телодвижений.
Радио неистово “пэкало”: Путин, Пушкин, Полтавченко, Порошенко- новости и разговоры сконцентировались исключительно на этих четырех П.
Мне подумалось, что мы живем в мире производителей освежителей воздуха. В том смысле, что есть освежитель с ароматом “морской бриз”. Вы хоть раз ощущали аромат морского бриза? Да запах моря даже отдаленно не может напоминать ту дикую смесь из пропана, бутана и еще сотни разных компонентов в железной баночке, гордо именуемую “морским бризом”!
Вот так же гиперболизировано звучало бубнение радио.
Пушкин-наше все, Путин- наше все, Порошенко- тоже все, но не наше, а украинское (хотя и Украина скоро будет нашей балгодаря нашему всему), Полтавченко- ну, он просто все..
В попытке хоть как-то забыть о духоте и нещадно ноющей свежей мозоли на пятке, я стала всматриваться в картину за окном. Радио выключила.
Весь асфальт расписан, а столбы обклеены рекламами проституток-русских-красавиц-анжел-отдых-для-мужчин и всевозможных спайсов/миксов/ солей. Класс, сколько развлечений можно словить, пройдя 50 метров по какому-нибудь спальному району города. Впрочем, можно еще найти работу. Расклейщика объявлений.
Внутри стало как-то гаденько, было невыносимо сидеть в машине и ощущать свое бессилие перед бесконечной пробкой: мне хотелось хоть какого-то движения. Поддавшись этому желанию, припарковала машину у небольшого парка с прудом и пошла гулять- дышать сиренью всяко приятней, чем выхлопами. Из-за предательской мозоли гуляние не удалось, так что я просто села на горячую скамейку, скинув мокасины-инквизиторы.
-Ну и жара,- раздался из-за спины мужской голос. Негромкий голос звучал устало. Не оборачиваясь, я подумала, что принадлежать он должен немолодому интеллигентному мужчине.
-Воды мне дай!- женский требовательно-капризный бас прогромыхал так, что я бы не удивилась, если бы с ближайшего дерева черемухи начали осыпаться белые лепестки.
-Держи, Людочка,- поникшим, но ровным голосом спокойно ответил мужчина.
Во мне началась внутренняя война между любопытством и вялой ленью, развившейся на палящем солнце. Любопытство одержало верх, я обернулась.
-Да крышку закрути! В сумку убери, чтобы не грелась! Убери в сумку, идиот, я сказала!- неистово орала огромная женщина лет шестидесяти с пышной прической а-ля буфетчица в привокзальном общепите. Ее грузное, какое-то безвольно-обмякшее тело сотрясалось от каждого слова. Казалось, слово, родившись в легких, куда она набирала побольше воздуха для пущей убедительности, проходило вверх по горлу, вырывалось из ее рта и дальше как бы расходилось волной вниз по телу, которое еще несколько мгновений тряслось, будто желе.
Орала Людочка на -я невольно похвалила себя за верную характеристику- своего ровесника, невысокого и некрупного темноволосого мужчину очень интеллигентного вида. Мужчина сохранял асболютное внешнее спокойствие, но что-то в его позе и вообще общем впечатлении выдавало в нем чувство вины перед всем миром. На фоне Людочки, очевидно, его жены, одетой в цветастое платье-халат, обнажавшее рыхлые плечи и подмышки, тот, кого она так громко именовала “идиотом”, был одет скромней. Куда скромней. Приглядевшись, я поняла, что на нем большая ему по размеру поношенная и затертая бордовая тенниска с ярко-желтой макдональдсовской буквой М на груди.
-Подвинься, я вся потею от твоей ноги рядом!- опять начала орать его супруга.
Видимо, заметив мое внимание, мужчина слегка пожал плечами и еле заметно улыбнулся мне, губами очертив контуры своей фразы: “она болеет”.
Но в этой его полу-улыбке, во взгляде, даже в его плечах, на которых тенниска болталась, словно на вешалке, было столько любви к миру, к этой зелени вокруг и даже к тиранящей его Людочке, что я улыбнулась в ответ. А внутри меня колотила ледяная дрожь. Я вернулась в машину и надела джинсовую куртку. Это был самый холодный день лета.
The city was sick. Covered by a dense blanket of gas and dust, he wheezed heavily, like a bronchial snake, which every attempt to swallow fresh air is given with difficulty. And there was nothing to breathe. The air was so thick that you could touch it with your hands. As befits the patient, the city was in a fever: it seemed a little more - and even the concrete walls of the houses would melt in this heat.
As befits a patient, the city maintained a bed rest: a few people moved somehow sluggishly, without lifting their legs from the ground, like giant snails. Cars stood in endless traffic jam, occasionally hopelessly honking; resigned drivers did not even smoke, so as not to make unnecessary gestures.
Radio vehemently “cracked”: Putin, Pushkin, Poltavchenko, Poroshenko - news and conversations focused exclusively on these four P.
I thought that we live in a world of manufacturers of air fresheners. In the sense that there is a freshener with the scent of “sea breeze”. Have you ever felt the aroma of a sea breeze? Yes, the smell of the sea can not even remotely resemble that wild mixture of propane, butane and hundreds of different components in an iron jar, proudly called the “sea breeze”!
The radio mumbling sounded just as hyperbolized.
Pushkin is our everything, Putin is our everything, Poroshenko is also everything, but not ours, but Ukrainian (although Ukraine will soon be our own thanks to everything), Poltavchenko, well, he’s just everything ..
In an attempt to somehow forget about the stuffiness and mercilessly aching fresh corns on my heel, I began to peer into the picture outside the window. The radio turned off.
All asphalt is painted, and the posts are pasted over with advertisements of prostitutes-Russian-beauties-angel-rest-for-men and all kinds of spice / mixes / salts. Class, how much entertainment you can catch, having walked 50 meters through some bedroom district of the city. However, you can still find a job. Poster ads.
Inside it was somehow nasty, it was unbearable to sit in the car and feel its powerlessness in front of an endless traffic jam: I wanted at least some kind of movement. Yielding to this desire, she parked the car at a small park with a pond and went for a walk - breathing lilacs is more pleasant than exhausts. Because of the traitorous callus, the walk failed, so I just sat on the hot bench, having thrown off the inquisitors' moccasins.
“Well and the heat,” came a male voice from behind. A soft voice sounded tired. Without looking back, I thought that he should belong to a middle-aged intelligent man.
“Give me water!” The feminine demanding and capricious bass rumbled so that I would not be surprised if white petals began to crumble from the nearest bird cherry tree.
“Hold it, Lyudochka,” the man answered calmly with a drooping but even voice.
An internal war broke out between curiosity and languid laziness, which developed in the scorching sun. Curiosity prevailed, I turned around.
-Yes screw the lid! Put it in your bag so you don’t get warm! Put it in your bag, you idiot, I said! - a huge woman of about sixty shouted furiously with a magnificent hairstyle a la barmaid at the station catering. Her overweight, kind of limp-limp body shook from every word. It seemed that the word, born in her lungs, where she was gaining more air for greater persuasiveness, passed up her throat, pulled out of her mouth and continued to wave like a wave down her body, which shook for a few moments, as if jelly.
Oral Lyudochka involuntarily praised herself for the correct characterization of her peer, a short and medium-sized dark-haired man of a very intelligent appearance. The man kept an absolute outward calm, but something in his posture and in general general impression gave him a feeling of guilt before the whole world. Against the background of Lyudochka, obviously, his wife, dressed in a colorful dressing gown, exposing loose shoulders and armpits, the one whom she so loudly called an “idiot” was dressed more modestly. Much more modest. Looking closer, I realized that he was wearing a large, worn-out and worn burgundy T-shirt with a bright yellow MacDonalds letter M on his chest.
“Move, I'm sweating all over from your foot next to me!” His wife began to yell again.
Apparently, noticing my attention, the man shrugged his shoulders slightly and smiled faintly at me, outlining the contours of his phrase with his lips: “she is ill”.
But in this half-smile of his, in the look, even in his shoulders, on which the T-shirt dangled, as if on a hanger, there was so much love for the world, for this greenery around and even for Lyuda tyrannizing him, that I smiled back. An icy tremor pounded inside me. I returned to the car and put on my denim jacket. It was the coldest day of the summer.
As befits a patient, the city maintained a bed rest: a few people moved somehow sluggishly, without lifting their legs from the ground, like giant snails. Cars stood in endless traffic jam, occasionally hopelessly honking; resigned drivers did not even smoke, so as not to make unnecessary gestures.
Radio vehemently “cracked”: Putin, Pushkin, Poltavchenko, Poroshenko - news and conversations focused exclusively on these four P.
I thought that we live in a world of manufacturers of air fresheners. In the sense that there is a freshener with the scent of “sea breeze”. Have you ever felt the aroma of a sea breeze? Yes, the smell of the sea can not even remotely resemble that wild mixture of propane, butane and hundreds of different components in an iron jar, proudly called the “sea breeze”!
The radio mumbling sounded just as hyperbolized.
Pushkin is our everything, Putin is our everything, Poroshenko is also everything, but not ours, but Ukrainian (although Ukraine will soon be our own thanks to everything), Poltavchenko, well, he’s just everything ..
In an attempt to somehow forget about the stuffiness and mercilessly aching fresh corns on my heel, I began to peer into the picture outside the window. The radio turned off.
All asphalt is painted, and the posts are pasted over with advertisements of prostitutes-Russian-beauties-angel-rest-for-men and all kinds of spice / mixes / salts. Class, how much entertainment you can catch, having walked 50 meters through some bedroom district of the city. However, you can still find a job. Poster ads.
Inside it was somehow nasty, it was unbearable to sit in the car and feel its powerlessness in front of an endless traffic jam: I wanted at least some kind of movement. Yielding to this desire, she parked the car at a small park with a pond and went for a walk - breathing lilacs is more pleasant than exhausts. Because of the traitorous callus, the walk failed, so I just sat on the hot bench, having thrown off the inquisitors' moccasins.
“Well and the heat,” came a male voice from behind. A soft voice sounded tired. Without looking back, I thought that he should belong to a middle-aged intelligent man.
“Give me water!” The feminine demanding and capricious bass rumbled so that I would not be surprised if white petals began to crumble from the nearest bird cherry tree.
“Hold it, Lyudochka,” the man answered calmly with a drooping but even voice.
An internal war broke out between curiosity and languid laziness, which developed in the scorching sun. Curiosity prevailed, I turned around.
-Yes screw the lid! Put it in your bag so you don’t get warm! Put it in your bag, you idiot, I said! - a huge woman of about sixty shouted furiously with a magnificent hairstyle a la barmaid at the station catering. Her overweight, kind of limp-limp body shook from every word. It seemed that the word, born in her lungs, where she was gaining more air for greater persuasiveness, passed up her throat, pulled out of her mouth and continued to wave like a wave down her body, which shook for a few moments, as if jelly.
Oral Lyudochka involuntarily praised herself for the correct characterization of her peer, a short and medium-sized dark-haired man of a very intelligent appearance. The man kept an absolute outward calm, but something in his posture and in general general impression gave him a feeling of guilt before the whole world. Against the background of Lyudochka, obviously, his wife, dressed in a colorful dressing gown, exposing loose shoulders and armpits, the one whom she so loudly called an “idiot” was dressed more modestly. Much more modest. Looking closer, I realized that he was wearing a large, worn-out and worn burgundy T-shirt with a bright yellow MacDonalds letter M on his chest.
“Move, I'm sweating all over from your foot next to me!” His wife began to yell again.
Apparently, noticing my attention, the man shrugged his shoulders slightly and smiled faintly at me, outlining the contours of his phrase with his lips: “she is ill”.
But in this half-smile of his, in the look, even in his shoulders, on which the T-shirt dangled, as if on a hanger, there was so much love for the world, for this greenery around and even for Lyuda tyrannizing him, that I smiled back. An icy tremor pounded inside me. I returned to the car and put on my denim jacket. It was the coldest day of the summer.
У записи 13 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Кристина Констанденкова
