Теперь, когда мне некого звать обратно,
Когда я больше не боюсь времени,
которое уходит под чёрную поверхность воды,
теперь, когда я могу записать в столбик то,
что раньше не посмел бы и в строчку, —
я могу сказать: то, что болит,
это не рана о тех, кто был,
но тоска о бесконечности.
Я — плоть, и потому я не могу видеть дальше,
чем предписывает мне эта плоть;
я не знаю того, кто сотворил меня,
и не могу сказать: "это был Он".
Всё то, что знает моя плоть —
это только отпечаток, свет, горечь,
радость и всё остальное,
что дано мне изнутри.
Представьте себе: вы тонете в воде,
и к вашей шее привязан камень.
А теперь наоборот: вы касаетесь другой плоти,
а к вашему сердцу привязана изнутри
бесконечность, которая тянет не вверх,
не вниз и не вбок, но тянет в себя,
так что наш язык не знает этому
другого имени, но только одно:
тоска.
Я мог бы написать письмо,
я мог бы вновь признаться в любви тем,
кто меня не любит;
я знаю много способов, как сделать себе больно —
потому что эта тоска больше, чем всякая боль.
Но сегодня — после того, как всю ночь шёл дождь,
а на горизонте клубы облаков —
и Солнце светит как смычок на струне —
я не взрезаю эту плоть и эту душу,
но слышу этот камень,
который не тянет вниз, вверх или вбок,
но который изнывает внутрь,
чтобы выйти за возможность предела,
туда, где спасение уже созрело,
так и не узнав себя.
Когда я больше не боюсь времени,
которое уходит под чёрную поверхность воды,
теперь, когда я могу записать в столбик то,
что раньше не посмел бы и в строчку, —
я могу сказать: то, что болит,
это не рана о тех, кто был,
но тоска о бесконечности.
Я — плоть, и потому я не могу видеть дальше,
чем предписывает мне эта плоть;
я не знаю того, кто сотворил меня,
и не могу сказать: "это был Он".
Всё то, что знает моя плоть —
это только отпечаток, свет, горечь,
радость и всё остальное,
что дано мне изнутри.
Представьте себе: вы тонете в воде,
и к вашей шее привязан камень.
А теперь наоборот: вы касаетесь другой плоти,
а к вашему сердцу привязана изнутри
бесконечность, которая тянет не вверх,
не вниз и не вбок, но тянет в себя,
так что наш язык не знает этому
другого имени, но только одно:
тоска.
Я мог бы написать письмо,
я мог бы вновь признаться в любви тем,
кто меня не любит;
я знаю много способов, как сделать себе больно —
потому что эта тоска больше, чем всякая боль.
Но сегодня — после того, как всю ночь шёл дождь,
а на горизонте клубы облаков —
и Солнце светит как смычок на струне —
я не взрезаю эту плоть и эту душу,
но слышу этот камень,
который не тянет вниз, вверх или вбок,
но который изнывает внутрь,
чтобы выйти за возможность предела,
туда, где спасение уже созрело,
так и не узнав себя.
Now that I have no one to call back
When I'm no longer afraid of time
which goes under the black surface of the water,
now that I can write in a column that
that I would not have dared even before the line -
I can say: what hurts
it’s not a wound about those who were,
but longing for infinity.
I am flesh, and therefore I cannot see further
what does this flesh prescribe for me;
I don’t know the one who created me
and I can’t say: "it was He."
All that my flesh knows
it’s just an imprint, light, bitterness,
joy and everything else
what is given to me from within.
Imagine: you are drowning in water,
and a stone is attached to your neck.
And now the opposite: you touch the other flesh,
and attached to your heart from the inside
infinity that does not pull up
not down and not sideways, but pulling in,
so our language does not know this
another name, but only one:
yearning.
I could write a letter
I could again confess my love to those
who does not love me;
I know many ways to hurt myself -
because this longing is more than any pain.
But today - after it rained all night
and on the horizon clouds of clouds -
and the sun shines like a bow on a string -
I do not cut this flesh and this soul
but I hear this stone
which does not pull down, up or sideways,
but which is languishing inward
to go beyond the limit
where salvation is already ripe
never knowing himself.
When I'm no longer afraid of time
which goes under the black surface of the water,
now that I can write in a column that
that I would not have dared even before the line -
I can say: what hurts
it’s not a wound about those who were,
but longing for infinity.
I am flesh, and therefore I cannot see further
what does this flesh prescribe for me;
I don’t know the one who created me
and I can’t say: "it was He."
All that my flesh knows
it’s just an imprint, light, bitterness,
joy and everything else
what is given to me from within.
Imagine: you are drowning in water,
and a stone is attached to your neck.
And now the opposite: you touch the other flesh,
and attached to your heart from the inside
infinity that does not pull up
not down and not sideways, but pulling in,
so our language does not know this
another name, but only one:
yearning.
I could write a letter
I could again confess my love to those
who does not love me;
I know many ways to hurt myself -
because this longing is more than any pain.
But today - after it rained all night
and on the horizon clouds of clouds -
and the sun shines like a bow on a string -
I do not cut this flesh and this soul
but I hear this stone
which does not pull down, up or sideways,
but which is languishing inward
to go beyond the limit
where salvation is already ripe
never knowing himself.
У записи 23 лайков,
3 репостов.
3 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Марк Гондельман
