Иногда я думаю: хорошо бы уже наступил этот будущий мир. Не будет волнения, мучения, не будет рук, локтей и плечей; не будет споров, отрубленных женских кистей, не будет ракет и не будет поцелуев, не будет ничего, что будет меня пугать, расстраивать или же от чего я буду сходить с ума; будет только сияние света у меня над головой, и я буду смотреть на эту корону света, как когда-то ребёнком я смотрел на лампочку. Или же ничего не будет; не будет меня, и я уже никуда не буду смотреть.
Потом я выглядываю за окно и вижу облака на закате. Они не утешают меня, я не становлюсь спокойнее, жизнь не проясняется, у меня не появляется новых сил, влюблённость не поднимает камни над равниной и поэзия пристыженно молчит. Но облака на закате и зимний злой воздух примиряют меня с этим миром, и я продолжаю читать еврейские мистические тексты, пусть и с душой, которая подобна ослепшему глазу, но с душой, которая видит сквозь зимний воздух облака на закате: оранжевый, синий, и все цвета — цвета, которым есть имена и цвета, которым имени ещё нет.
Потом я выглядываю за окно и вижу облака на закате. Они не утешают меня, я не становлюсь спокойнее, жизнь не проясняется, у меня не появляется новых сил, влюблённость не поднимает камни над равниной и поэзия пристыженно молчит. Но облака на закате и зимний злой воздух примиряют меня с этим миром, и я продолжаю читать еврейские мистические тексты, пусть и с душой, которая подобна ослепшему глазу, но с душой, которая видит сквозь зимний воздух облака на закате: оранжевый, синий, и все цвета — цвета, которым есть имена и цвета, которым имени ещё нет.
Sometimes I think: this future world would have come well. There will be no excitement, torment, no arms, elbows and shoulders; there will be no disputes, severed female hands, there will be no rockets and there will be no kisses, there will be nothing that will frighten me, upset me, or from which I will go crazy; there will be only the radiance of light above my head, and I will look at this crown of light, as once as a child I was looking at a light bulb. Or there will be nothing; I will not be, and I will not look anywhere.
Then I look out the window and see the clouds at sunset. They do not console me, I do not become calmer, life does not become clearer, I do not have new strengths, falling in love does not raise stones over the plain and poetry is ashamedly silent. But the clouds at sunset and the wicked winter air reconcile me with this world, and I continue to read Jewish mystical texts, albeit with a soul that is like a blind eye, but with a soul that sees clouds through the winter air at sunset: orange, blue, and all colors are colors that have names and colors that have no name yet.
Then I look out the window and see the clouds at sunset. They do not console me, I do not become calmer, life does not become clearer, I do not have new strengths, falling in love does not raise stones over the plain and poetry is ashamedly silent. But the clouds at sunset and the wicked winter air reconcile me with this world, and I continue to read Jewish mystical texts, albeit with a soul that is like a blind eye, but with a soul that sees clouds through the winter air at sunset: orange, blue, and all colors are colors that have names and colors that have no name yet.
У записи 12 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Марк Гондельман