Вечером, когда я возвращался домой, я заглянул в почтовый ящик и нашёл там письмо из суда. Меня вызвали в суд; меня обвинили в том, что мои тексты — экстремистские.
Я позвонил друзьям и они сказали мне, что дело было заведено по ошибке, но завтра утром состоится суд и мне отрубят голову. Я задумался о том, что я совсем не хочу умирать, что есть ещё очень много чего, что я должен сделать. Отнимать мою жизнь сейчас совсем нечестно по отношению к моему телу, которое только начало жить.
Повестка в суд оставалась в моей руке. Мне осталось жить несколько часов, наверное. Мои друзья сказали мне, что дело очень серьёзно. Обвинение точно продумано, и мне скорее всего не пережить следующий день.
Я проснулся с ужасом, посмотрел в потолок, прошёлся по квартире, и понял, что это был просто плохой сон. Но я не знал, чем он закончится, и поэтому я закрыл глаза и оказался там вновь.
Я заснул в своём доме и оказался в своём доме. Было такое же утро. Но меня вызывали в суд, чтобы судить и убить. Мне хотелось верить, что я могу не приходить, что это просто ошибка, что я могу избежать этого ужаса. Я ошибался. Я должен был придти.
Я пошёл в суд; по пути я встретил много друзей, но я не стал с ними говорить. Я заговорил только с Эстер Яглом, и она дала мне таблеток, чтобы смерть прошла легче.
Наконец мы собрались в зале суда. Все расселись по столам, на полу: как будто люди решили вместе почитать тексты, а не собрались назначить мне смерть.
Наконец я сказал:
— Это же Израиль, и здесь запрещена смертная казнь!
— Тебя будут судить за твои убеждения судом Торы. Поэтому тебя могут убить за осквернение веры, опасное для общества.
Я не знал, что на это ответить.
Наконец пришёл судья. Должны были придти ещё два. Судья был маленький человек, который выглядел как клерк, но я знал, что это великий праведник, и по-настоящему он одет во всё чёрное, а на голове у него огромная меховая шапка. Но я уже знал, что это сон; меня это совершенно не удивляло. Судья показал мне распечатки моих текстов, и сказал, что это всё — экстремизм.
Скоро пришёл и второй судья. С ним было то же самое, но он был величественней и больше первого. Я заглянул ему в глаза: его правый глаз оказался незрячим, затянутым пеленой. Я сразу понял, с кем я имею дело.
Я снова проснулся и уже не мог уснуть.
Днём я вышел на балкон и заглянул в тревожную даль. Могучий ветер нес башни облаков. Синие, налитые слепым дождём, они двигались на меня с юга. Я почувствовал ветер, и я понял, что я всё делаю правильно.
Тогда я запрокинул голову и сказал:
— Я люблю тебя, Бог.
Я позвонил друзьям и они сказали мне, что дело было заведено по ошибке, но завтра утром состоится суд и мне отрубят голову. Я задумался о том, что я совсем не хочу умирать, что есть ещё очень много чего, что я должен сделать. Отнимать мою жизнь сейчас совсем нечестно по отношению к моему телу, которое только начало жить.
Повестка в суд оставалась в моей руке. Мне осталось жить несколько часов, наверное. Мои друзья сказали мне, что дело очень серьёзно. Обвинение точно продумано, и мне скорее всего не пережить следующий день.
Я проснулся с ужасом, посмотрел в потолок, прошёлся по квартире, и понял, что это был просто плохой сон. Но я не знал, чем он закончится, и поэтому я закрыл глаза и оказался там вновь.
Я заснул в своём доме и оказался в своём доме. Было такое же утро. Но меня вызывали в суд, чтобы судить и убить. Мне хотелось верить, что я могу не приходить, что это просто ошибка, что я могу избежать этого ужаса. Я ошибался. Я должен был придти.
Я пошёл в суд; по пути я встретил много друзей, но я не стал с ними говорить. Я заговорил только с Эстер Яглом, и она дала мне таблеток, чтобы смерть прошла легче.
Наконец мы собрались в зале суда. Все расселись по столам, на полу: как будто люди решили вместе почитать тексты, а не собрались назначить мне смерть.
Наконец я сказал:
— Это же Израиль, и здесь запрещена смертная казнь!
— Тебя будут судить за твои убеждения судом Торы. Поэтому тебя могут убить за осквернение веры, опасное для общества.
Я не знал, что на это ответить.
Наконец пришёл судья. Должны были придти ещё два. Судья был маленький человек, который выглядел как клерк, но я знал, что это великий праведник, и по-настоящему он одет во всё чёрное, а на голове у него огромная меховая шапка. Но я уже знал, что это сон; меня это совершенно не удивляло. Судья показал мне распечатки моих текстов, и сказал, что это всё — экстремизм.
Скоро пришёл и второй судья. С ним было то же самое, но он был величественней и больше первого. Я заглянул ему в глаза: его правый глаз оказался незрячим, затянутым пеленой. Я сразу понял, с кем я имею дело.
Я снова проснулся и уже не мог уснуть.
Днём я вышел на балкон и заглянул в тревожную даль. Могучий ветер нес башни облаков. Синие, налитые слепым дождём, они двигались на меня с юга. Я почувствовал ветер, и я понял, что я всё делаю правильно.
Тогда я запрокинул голову и сказал:
— Я люблю тебя, Бог.
In the evening, when I returned home, I looked in the mailbox and found a letter from the court there. I was summoned to court; I was accused that my texts are extremist.
I called my friends and they told me that the case was opened by mistake, but tomorrow morning a trial will take place and my head will be cut off. I thought about the fact that I did not want to die at all, that there was so much more that I had to do. Taking my life now is completely dishonest in relation to my body, which has just begun to live.
The subpoena remained in my hand. I have to live a few hours, I guess. My friends told me that the matter is very serious. The accusation is precisely thought out, and I most likely will not survive the next day.
I woke up in horror, looked at the ceiling, walked around the apartment, and realized that it was just a bad dream. But I did not know how it would end, and so I closed my eyes and ended up there again.
I fell asleep in my house and ended up in my house. It was the same morning. But they called me to court to judge and kill. I wanted to believe that I could not come, that it was just a mistake, that I could avoid this horror. I was wrong. I had to come.
I went to court; I met many friends along the way, but I did not speak to them. I spoke only with Esther Yagl, and she gave me pills to make death easier.
Finally we gathered in the courtroom. Everyone sat on the tables, on the floor: as if people decided to read the texts together, and did not intend to appoint me death.
Finally I said:
- This is Israel, and the death penalty is prohibited here!
“You will be judged for your beliefs by the Torah.” Therefore, they can kill you for defiling the faith, which is dangerous for society.
I did not know what to answer.
Finally the judge came. Two more should have come. The judge was a small man who looked like a clerk, but I knew that he was a great righteous man, and he was really dressed in all black and had a huge fur hat on his head. But I already knew that it was a dream; it didn’t surprise me at all. The judge showed me printouts of my texts, and said that this was all extremism.
Soon the second judge came. It was the same with him, but he was greater and greater than the first. I looked into his eyes: his right eye was blind, covered in a veil. I immediately realized who I was dealing with.
I woke up again and could no longer fall asleep.
In the afternoon I went to the balcony and looked into the alarming distance. A mighty wind carried towers of clouds. Blue, filled with blind rain, they moved towards me from the south. I felt the wind, and I realized that I was doing everything right.
Then I threw back my head and said:
“I love you, God.”
I called my friends and they told me that the case was opened by mistake, but tomorrow morning a trial will take place and my head will be cut off. I thought about the fact that I did not want to die at all, that there was so much more that I had to do. Taking my life now is completely dishonest in relation to my body, which has just begun to live.
The subpoena remained in my hand. I have to live a few hours, I guess. My friends told me that the matter is very serious. The accusation is precisely thought out, and I most likely will not survive the next day.
I woke up in horror, looked at the ceiling, walked around the apartment, and realized that it was just a bad dream. But I did not know how it would end, and so I closed my eyes and ended up there again.
I fell asleep in my house and ended up in my house. It was the same morning. But they called me to court to judge and kill. I wanted to believe that I could not come, that it was just a mistake, that I could avoid this horror. I was wrong. I had to come.
I went to court; I met many friends along the way, but I did not speak to them. I spoke only with Esther Yagl, and she gave me pills to make death easier.
Finally we gathered in the courtroom. Everyone sat on the tables, on the floor: as if people decided to read the texts together, and did not intend to appoint me death.
Finally I said:
- This is Israel, and the death penalty is prohibited here!
“You will be judged for your beliefs by the Torah.” Therefore, they can kill you for defiling the faith, which is dangerous for society.
I did not know what to answer.
Finally the judge came. Two more should have come. The judge was a small man who looked like a clerk, but I knew that he was a great righteous man, and he was really dressed in all black and had a huge fur hat on his head. But I already knew that it was a dream; it didn’t surprise me at all. The judge showed me printouts of my texts, and said that this was all extremism.
Soon the second judge came. It was the same with him, but he was greater and greater than the first. I looked into his eyes: his right eye was blind, covered in a veil. I immediately realized who I was dealing with.
I woke up again and could no longer fall asleep.
In the afternoon I went to the balcony and looked into the alarming distance. A mighty wind carried towers of clouds. Blue, filled with blind rain, they moved towards me from the south. I felt the wind, and I realized that I was doing everything right.
Then I threw back my head and said:
“I love you, God.”
У записи 13 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Марк Гондельман
