Три мысли о нейроедином
1.
Недавно я стал иначе думать про старую проблему единства и множественности. Мы представляем их по нашему образу и подобию. Когда я говорю о единстве — я говорю о единстве моего «я», о той способности человека представлять себя одним; множественность следует из того, что это представление о нашем единстве никогда не бывает полным — всякий раз оказывается, что мы чувствуем много всего, думаем много всего, и оказывается, что наше тело разнообразнее, чем мы того бы хотели.
Более того, я бы сказал, что наше представление самих себя в качестве единых, есть во многом бегство от неудобного реальности, где сложно себя мыслить — разного, меняющегося, стареющего, открытого всем ветрам и напастям. Философия, которая впервые серьезно занялась проблемой единства, была философией, которая хотела отказаться от множественного как психологической и соматической реальности, философское единое-неизменное было радикальным отказом от телесности.
Я не хочу сказать, что единое — это иллюзия. Единое — это, скорее, гармонический обертон, важнейший инструмент нашего сознания. Но при этом, проблематика любого нашего единства — это проблематика хорового единства. Этот хор — возможно, надо говорить о нейронах, — в какой-то момент задаёт одну ноту, и эта нота чрезвычайно важна для нашего мышления, воображения и выживания вообще. Но эта нота всегда распадается на иные гармонии (диссонансы, консонансы, и ассонансы) — потому что единство дано как возможность, как не как предписывающая данность.
Да, для того, чтобы исследовать возможности этого единого, необходимо было в какой-то момент помыслить его изначальным, более реальным и предписывающим — именно так и задавала его философия Платона. Теперь же, когда вычислительные мощности философии возросли, данное допущение уже не так продуктивно. Мы не можем себе позволить мыслить единое как лишь абсолютный отказ от телесности и от изначального внутреннего многого, которое дано в любом единстве в качестве его материальности-телесности.
2.
Человек дан, значит, как материальное и нейронное множество, способное к хоровому единству. Это единство перепредставляется как отдельное и отделённое, как имеющее лишь центростремительный вектор — т.е. человек мыслит себя, как изначальное и предписывающее единство, и множественность лишь как досадное недоразумение.
Это перепредставление приводит к двум бунтам. Первое, это внутренняя множественность, когда оказывается, что сознание вдруг посещает что-то, что, казалось бы, ему совсем не свойственно и нежелательно. Данный бунт имеет, как минимум, два аспекта. Первый состоит в том, что предписывающее единство, как репрессивная структура, не учитывает дремлющих сил невыверенности и того, что не соответствует текущему данному образу себя. Второй аспект состоит в том, что нейро-множество реагирует на данную репрессию желанием сломать структуру этой репрессии — и само пробуждает дремлющие силы невыверенного. Эта множественность и есть реакция на мечту о себе неизменном и едином.
Во-вторых, единство одного человека, данное как сеть нейронов, реплицирует себя на уровне общества. Социальные сети — это нейронофикация людей. Каждый человек оказывается отдельной клеткой большого мозга.
Общество, как и человек, реплицирует единство и множественность на политическом уровне. Центростремительные и центробежные силы — это игра сети, нужная для её выживания. Мы желаем политического единства, как хорового единства, где все поют одно; это желание, становясь репрессивным, пробуждает множественные и невыверенные силы, желающие разного.
Каждый человек при этом получает свою задачу от общества. Люди занимают противоположные точки зрения, потому что общество, как и мозг, для своего выживания требует, чтобы были выражены все точки зрения. Наше раздражение против тех, кто мыслит иначе — это предписание этой сети. К сожалению, поэтому люди, в основном, глупеют. Они не могут использовать полностью свой потенциал мысли, потому что общество требует от них определённой позиции — скажем, кто-то должен быть вегетарианцем и не способным к тому, чтобы подумать иначе. А кто-то, при этом, должен доказывать обратное — просто потому, что оба этих человека работают на гигантский механизм выживания общества. К сожалению, этот механизм довольно репрессивен, и кажется, сила его репрессии ужасающа во всех современных сообществах.
3.
Продолжая предыдущую мысль, я могу сказать, что человек просто очень хочет поглупеть, потому что его ум нужен не только для него, а для всех. Поэтому он по необходимости втягивается в глупые и оглупляющие дискуссии, которые видятся ему бесконечно важными — а таковыми они являются, потому что общество (как хоровое единство) предписывает ему помогать выживанию этого общества.
Социальные сети — это на данный момент глобальная толпа. Это глобальный мозг, который необходим человечеству для движения вперёд (т.е. во все стороны), и поэтому умные люди по необходимости теряют добрую часть своего ума, просто потому что они жертвуют свой ум на благо хорового единства.
Я думаю, что по-настоящему умные люди имеют какой-то сбой, который не позволяет им присоединяться к этому хоровому единству. Он довольно болезненный — присоединение порождает счастье причастности, а невозможность к последнему — жуткую горечь.
Но я не думаю, что где-то здесь есть ошибка. Данных людей довольно мало, просто потому что для выживания этого хорового единства их и не должно быть много (это, скорее, привело бы к ужасным последствиям). Но без них это хоровое единство тоже не может функционировать. Более того, возможно, их неспособность «петь вместе» не оказывается полностью предписанной их нейронной или гормональной структурой, а является ситуативной. Т.е. когда появляется очень большое количество людей, некоторые просто не могут думать, как думают многие — и это необходимо для нормального функционирования общества.
Т.е. любое общество всегда по любому важному вопросу будет делиться на главное большинство, на второе меньшинство, и на тех, кто критически не согласен с первыми двумя группами людей. Убеждённость первых, несогласие вторых, и критическое неприятие третьих — предписаны их положением в мета-хоровом единстве нейронной сети общества.
#философия #единство #политика #нейронныесети #почемуянеполитик
(пока я вешал этот пост фб, хром перезагрузился!)
1.
Недавно я стал иначе думать про старую проблему единства и множественности. Мы представляем их по нашему образу и подобию. Когда я говорю о единстве — я говорю о единстве моего «я», о той способности человека представлять себя одним; множественность следует из того, что это представление о нашем единстве никогда не бывает полным — всякий раз оказывается, что мы чувствуем много всего, думаем много всего, и оказывается, что наше тело разнообразнее, чем мы того бы хотели.
Более того, я бы сказал, что наше представление самих себя в качестве единых, есть во многом бегство от неудобного реальности, где сложно себя мыслить — разного, меняющегося, стареющего, открытого всем ветрам и напастям. Философия, которая впервые серьезно занялась проблемой единства, была философией, которая хотела отказаться от множественного как психологической и соматической реальности, философское единое-неизменное было радикальным отказом от телесности.
Я не хочу сказать, что единое — это иллюзия. Единое — это, скорее, гармонический обертон, важнейший инструмент нашего сознания. Но при этом, проблематика любого нашего единства — это проблематика хорового единства. Этот хор — возможно, надо говорить о нейронах, — в какой-то момент задаёт одну ноту, и эта нота чрезвычайно важна для нашего мышления, воображения и выживания вообще. Но эта нота всегда распадается на иные гармонии (диссонансы, консонансы, и ассонансы) — потому что единство дано как возможность, как не как предписывающая данность.
Да, для того, чтобы исследовать возможности этого единого, необходимо было в какой-то момент помыслить его изначальным, более реальным и предписывающим — именно так и задавала его философия Платона. Теперь же, когда вычислительные мощности философии возросли, данное допущение уже не так продуктивно. Мы не можем себе позволить мыслить единое как лишь абсолютный отказ от телесности и от изначального внутреннего многого, которое дано в любом единстве в качестве его материальности-телесности.
2.
Человек дан, значит, как материальное и нейронное множество, способное к хоровому единству. Это единство перепредставляется как отдельное и отделённое, как имеющее лишь центростремительный вектор — т.е. человек мыслит себя, как изначальное и предписывающее единство, и множественность лишь как досадное недоразумение.
Это перепредставление приводит к двум бунтам. Первое, это внутренняя множественность, когда оказывается, что сознание вдруг посещает что-то, что, казалось бы, ему совсем не свойственно и нежелательно. Данный бунт имеет, как минимум, два аспекта. Первый состоит в том, что предписывающее единство, как репрессивная структура, не учитывает дремлющих сил невыверенности и того, что не соответствует текущему данному образу себя. Второй аспект состоит в том, что нейро-множество реагирует на данную репрессию желанием сломать структуру этой репрессии — и само пробуждает дремлющие силы невыверенного. Эта множественность и есть реакция на мечту о себе неизменном и едином.
Во-вторых, единство одного человека, данное как сеть нейронов, реплицирует себя на уровне общества. Социальные сети — это нейронофикация людей. Каждый человек оказывается отдельной клеткой большого мозга.
Общество, как и человек, реплицирует единство и множественность на политическом уровне. Центростремительные и центробежные силы — это игра сети, нужная для её выживания. Мы желаем политического единства, как хорового единства, где все поют одно; это желание, становясь репрессивным, пробуждает множественные и невыверенные силы, желающие разного.
Каждый человек при этом получает свою задачу от общества. Люди занимают противоположные точки зрения, потому что общество, как и мозг, для своего выживания требует, чтобы были выражены все точки зрения. Наше раздражение против тех, кто мыслит иначе — это предписание этой сети. К сожалению, поэтому люди, в основном, глупеют. Они не могут использовать полностью свой потенциал мысли, потому что общество требует от них определённой позиции — скажем, кто-то должен быть вегетарианцем и не способным к тому, чтобы подумать иначе. А кто-то, при этом, должен доказывать обратное — просто потому, что оба этих человека работают на гигантский механизм выживания общества. К сожалению, этот механизм довольно репрессивен, и кажется, сила его репрессии ужасающа во всех современных сообществах.
3.
Продолжая предыдущую мысль, я могу сказать, что человек просто очень хочет поглупеть, потому что его ум нужен не только для него, а для всех. Поэтому он по необходимости втягивается в глупые и оглупляющие дискуссии, которые видятся ему бесконечно важными — а таковыми они являются, потому что общество (как хоровое единство) предписывает ему помогать выживанию этого общества.
Социальные сети — это на данный момент глобальная толпа. Это глобальный мозг, который необходим человечеству для движения вперёд (т.е. во все стороны), и поэтому умные люди по необходимости теряют добрую часть своего ума, просто потому что они жертвуют свой ум на благо хорового единства.
Я думаю, что по-настоящему умные люди имеют какой-то сбой, который не позволяет им присоединяться к этому хоровому единству. Он довольно болезненный — присоединение порождает счастье причастности, а невозможность к последнему — жуткую горечь.
Но я не думаю, что где-то здесь есть ошибка. Данных людей довольно мало, просто потому что для выживания этого хорового единства их и не должно быть много (это, скорее, привело бы к ужасным последствиям). Но без них это хоровое единство тоже не может функционировать. Более того, возможно, их неспособность «петь вместе» не оказывается полностью предписанной их нейронной или гормональной структурой, а является ситуативной. Т.е. когда появляется очень большое количество людей, некоторые просто не могут думать, как думают многие — и это необходимо для нормального функционирования общества.
Т.е. любое общество всегда по любому важному вопросу будет делиться на главное большинство, на второе меньшинство, и на тех, кто критически не согласен с первыми двумя группами людей. Убеждённость первых, несогласие вторых, и критическое неприятие третьих — предписаны их положением в мета-хоровом единстве нейронной сети общества.
#философия #единство #политика #нейронныесети #почемуянеполитик
(пока я вешал этот пост фб, хром перезагрузился!)
Three thoughts on the neural
1.
Recently, I began to think differently about the old problem of unity and multiplicity. We represent them in our image and likeness. When I talk about unity, I am talking about the unity of my "I", about that person’s ability to represent himself as one; the multiplicity follows from the fact that this idea of our unity is never complete - each time it turns out that we feel a lot of things, we think a lot of things, and it turns out that our body is more diverse than we would like.
Moreover, I would say that our idea of ourselves as one, is in many ways an escape from an uncomfortable reality, where it is difficult to think of ourselves - different, changing, aging, open to all winds and misfortunes. Philosophy, which for the first time seriously tackled the problem of unity, was a philosophy that wanted to abandon the plural as a psychological and somatic reality, a philosophical one-immutable was a radical rejection of corporeality.
I do not want to say that the one is an illusion. The One is rather a harmonic overtone, the most important instrument of our consciousness. But at the same time, the problems of any of our unity are the problems of choral unity. This choir - perhaps we should talk about neurons - at one point sets one note, and this note is extremely important for our thinking, imagination and survival in general. But this note always breaks up into other harmonies (dissonances, consonances, and assonances) - because unity is given as an opportunity, but not as a prescriptive given.
Yes, in order to explore the possibilities of this one, it was necessary at some point to think of it as the original, more real and prescriptive - that was exactly what Plato's philosophy asked him. Now, when the computing power of philosophy has increased, this assumption is no longer so productive. We cannot allow ourselves to think of the one as an absolute rejection of corporeality and of the original inner many, which is given in any unity as its materiality-corporeality.
2.
Man is given, therefore, as a material and neural set capable of choral unity. This unity is overrepresented as separate and separated, as having only a centripetal vector - i.e. man thinks of himself as an initial and prescriptive unity, and plurality only as an annoying misunderstanding.
This overrepresentation leads to two riots. The first is internal multiplicity, when it turns out that the mind suddenly visits something that, it would seem, is not at all characteristic and undesirable. This rebellion has at least two aspects. The first is that the prescriptive unity, as a repressive structure, does not take into account the dormant forces of insecurity and that which does not correspond to the current image of oneself. The second aspect is that the neural set responds to this repression with the desire to break the structure of this repression - and it itself awakens the dormant forces of the unrevealed. This multiplicity is a reaction to the dream of oneself unchanging and united.
Secondly, the unity of one person, given as a network of neurons, replicates itself at the level of society. Social networks are the neuronification of people. Each person is a separate cell of the large brain.
Society, like man, replicates unity and plurality at the political level. Centripetal and centrifugal forces are a network game, necessary for its survival. We want political unity, as choral unity, where everyone sings the same thing; this desire, becoming repressive, awakens multiple and unreconciled forces that desire different things.
At the same time, each person receives his task from society. People take opposite points of view, because society, like the brain, requires for its survival all points of view to be expressed. Our annoyance against those who think differently is the prescription of this network. Unfortunately, that’s why people are mostly getting stupid. They cannot fully use their potential of thought, because society requires a certain position from them - for example, someone must be a vegetarian and not capable of thinking otherwise. And someone, at the same time, must prove the opposite - simply because both of these people work on a giant mechanism for the survival of society. Unfortunately, this mechanism is quite repressive, and it seems that the power of its repression is terrifying in all modern communities.
3.
Continuing the previous thought, I can say that a person just really wants to be stupid, because his mind is needed not only for him, but for everyone. Therefore, he is necessarily drawn into stupid and stupid discussions that he sees as infinitely important - and they are such because society (as a choral unity) requires him to help the survival of this society.
Social networks are currently a global crowd. This is the global brain that mankind needs to move forward (i.e., in all directions), and therefore smart people necessarily lose a good part of their mind, simply because they are a victim
1.
Recently, I began to think differently about the old problem of unity and multiplicity. We represent them in our image and likeness. When I talk about unity, I am talking about the unity of my "I", about that person’s ability to represent himself as one; the multiplicity follows from the fact that this idea of our unity is never complete - each time it turns out that we feel a lot of things, we think a lot of things, and it turns out that our body is more diverse than we would like.
Moreover, I would say that our idea of ourselves as one, is in many ways an escape from an uncomfortable reality, where it is difficult to think of ourselves - different, changing, aging, open to all winds and misfortunes. Philosophy, which for the first time seriously tackled the problem of unity, was a philosophy that wanted to abandon the plural as a psychological and somatic reality, a philosophical one-immutable was a radical rejection of corporeality.
I do not want to say that the one is an illusion. The One is rather a harmonic overtone, the most important instrument of our consciousness. But at the same time, the problems of any of our unity are the problems of choral unity. This choir - perhaps we should talk about neurons - at one point sets one note, and this note is extremely important for our thinking, imagination and survival in general. But this note always breaks up into other harmonies (dissonances, consonances, and assonances) - because unity is given as an opportunity, but not as a prescriptive given.
Yes, in order to explore the possibilities of this one, it was necessary at some point to think of it as the original, more real and prescriptive - that was exactly what Plato's philosophy asked him. Now, when the computing power of philosophy has increased, this assumption is no longer so productive. We cannot allow ourselves to think of the one as an absolute rejection of corporeality and of the original inner many, which is given in any unity as its materiality-corporeality.
2.
Man is given, therefore, as a material and neural set capable of choral unity. This unity is overrepresented as separate and separated, as having only a centripetal vector - i.e. man thinks of himself as an initial and prescriptive unity, and plurality only as an annoying misunderstanding.
This overrepresentation leads to two riots. The first is internal multiplicity, when it turns out that the mind suddenly visits something that, it would seem, is not at all characteristic and undesirable. This rebellion has at least two aspects. The first is that the prescriptive unity, as a repressive structure, does not take into account the dormant forces of insecurity and that which does not correspond to the current image of oneself. The second aspect is that the neural set responds to this repression with the desire to break the structure of this repression - and it itself awakens the dormant forces of the unrevealed. This multiplicity is a reaction to the dream of oneself unchanging and united.
Secondly, the unity of one person, given as a network of neurons, replicates itself at the level of society. Social networks are the neuronification of people. Each person is a separate cell of the large brain.
Society, like man, replicates unity and plurality at the political level. Centripetal and centrifugal forces are a network game, necessary for its survival. We want political unity, as choral unity, where everyone sings the same thing; this desire, becoming repressive, awakens multiple and unreconciled forces that desire different things.
At the same time, each person receives his task from society. People take opposite points of view, because society, like the brain, requires for its survival all points of view to be expressed. Our annoyance against those who think differently is the prescription of this network. Unfortunately, that’s why people are mostly getting stupid. They cannot fully use their potential of thought, because society requires a certain position from them - for example, someone must be a vegetarian and not capable of thinking otherwise. And someone, at the same time, must prove the opposite - simply because both of these people work on a giant mechanism for the survival of society. Unfortunately, this mechanism is quite repressive, and it seems that the power of its repression is terrifying in all modern communities.
3.
Continuing the previous thought, I can say that a person just really wants to be stupid, because his mind is needed not only for him, but for everyone. Therefore, he is necessarily drawn into stupid and stupid discussions that he sees as infinitely important - and they are such because society (as a choral unity) requires him to help the survival of this society.
Social networks are currently a global crowd. This is the global brain that mankind needs to move forward (i.e., in all directions), and therefore smart people necessarily lose a good part of their mind, simply because they are a victim
У записи 2 лайков,
0 репостов,
248 просмотров.
0 репостов,
248 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Марк Гондельман
