Пургин Николай Иванович (820-й ШАП, летчик, 232 б/в на Ил-2)
«Запоминаются вылеты, в которых происходило что-то неординарное. Так вот, в этот раз я взлетел, и у меня не убиралась правая «нога». По инструкции самолет считается неисправным, и я имею полное право вернуться. Но я же молодой, думаю: вернусь, скажут, струсил. Ладно, думаю, догоню группу, и будет все нормально. Естественно, пока я думал, плюс выпущенная «нога» снижает скорость, я отстал.
Вот я один «телепаюсь», группа – впереди, на горизонте. Еще когда разрабатывали полет, командир сказал, что после пикирования мы выходим с правым разворотом на свою территорию. Я решил держаться правее, срезать угол и их догнать. Они пришли на цель, а ее прикрывают немецкие истребители. Ведущий после атаки развернулся налево, и я их потерял. Надо же бомбы сбросить. Иду с курсом на юг, нашел немцев, сбросил бомбы.
Смотрю, два истребителя мне навстречу: кресты, свастики, камуфляж желто-зеленый. Настоящие хищники! Во, думаю, наверное, это те самые истребители, про которые товарищи рассказывали. Я газу дал и иду со снижением, пытаюсь уйти от них на скорости на восток в направлении Белгорода.
Первый атаковал меня, не знаю с какой дистанции, но думаю, метров с пятидесяти. Я только вижу фонтанчики рвущихся на плоскостях эрликоновских снарядов. Форточка открыта, я инстинктивно отжал ручку вперед, головой стукнулся о фонарь… Ты знаешь, как электросварка пахнет? Вот точно такой же запах в кабине!
Планшет с картой, который был на тонком хорошем кожаном ремне, перекинутом через плечо, вытянуло в форточку, и ремнем меня притянуло к фонарю кабины. С трудом я его оборвал. Атаковавший меня истребитель выскочил вперед, и летчик смотрит – как я там? А у меня после его попаданий «нога» наконец убралась.
Я понял, что от них не уйду, газ убрал и стал маневрировать. Высота уже метров двадцать. Думаю, сейчас второй зайдет. И – точно такая же атака. И опять попал прилично. Но самолет управляемый, не горит, только дырки. Второй ударил, проскочил – посмотрел.
Я отвернул влево, а они пошли в глубь своей территории. Почему они за мной не пошли? Потому что у немцев стоял фотокинопулемет. Им не надо доказывать – сбили или нет. Они оба меня сбили и оба засчитали себе сбитый самолет.
Развернулся на север. Думаю, дойду до Курска, а потом развернусь на восток, на речку Оскол, и там найду свой аэродром. Иду. Смотрю, на земле немцы, потом наши, а потом опять немцы. Немножко прошел, думаю, сесть что ли, спросить?
Смотрю, идут два Ила. Я к ним пристраиваюсь. Думаю, сяду на аэродром, там разберемся. Развернулись направо, на восток. Увидел Оскол, сориентировался и сел на свой аэродром. Хотел притормозить, а самолет раз, раз и остановился: оказывается, у меня были пробиты обе покрышки, пробиты стойки шасси. Самолет был искалечен так, что его списали. В общем, они не попали только в меня, в мотор и в бензобак.»
«Запоминаются вылеты, в которых происходило что-то неординарное. Так вот, в этот раз я взлетел, и у меня не убиралась правая «нога». По инструкции самолет считается неисправным, и я имею полное право вернуться. Но я же молодой, думаю: вернусь, скажут, струсил. Ладно, думаю, догоню группу, и будет все нормально. Естественно, пока я думал, плюс выпущенная «нога» снижает скорость, я отстал.
Вот я один «телепаюсь», группа – впереди, на горизонте. Еще когда разрабатывали полет, командир сказал, что после пикирования мы выходим с правым разворотом на свою территорию. Я решил держаться правее, срезать угол и их догнать. Они пришли на цель, а ее прикрывают немецкие истребители. Ведущий после атаки развернулся налево, и я их потерял. Надо же бомбы сбросить. Иду с курсом на юг, нашел немцев, сбросил бомбы.
Смотрю, два истребителя мне навстречу: кресты, свастики, камуфляж желто-зеленый. Настоящие хищники! Во, думаю, наверное, это те самые истребители, про которые товарищи рассказывали. Я газу дал и иду со снижением, пытаюсь уйти от них на скорости на восток в направлении Белгорода.
Первый атаковал меня, не знаю с какой дистанции, но думаю, метров с пятидесяти. Я только вижу фонтанчики рвущихся на плоскостях эрликоновских снарядов. Форточка открыта, я инстинктивно отжал ручку вперед, головой стукнулся о фонарь… Ты знаешь, как электросварка пахнет? Вот точно такой же запах в кабине!
Планшет с картой, который был на тонком хорошем кожаном ремне, перекинутом через плечо, вытянуло в форточку, и ремнем меня притянуло к фонарю кабины. С трудом я его оборвал. Атаковавший меня истребитель выскочил вперед, и летчик смотрит – как я там? А у меня после его попаданий «нога» наконец убралась.
Я понял, что от них не уйду, газ убрал и стал маневрировать. Высота уже метров двадцать. Думаю, сейчас второй зайдет. И – точно такая же атака. И опять попал прилично. Но самолет управляемый, не горит, только дырки. Второй ударил, проскочил – посмотрел.
Я отвернул влево, а они пошли в глубь своей территории. Почему они за мной не пошли? Потому что у немцев стоял фотокинопулемет. Им не надо доказывать – сбили или нет. Они оба меня сбили и оба засчитали себе сбитый самолет.
Развернулся на север. Думаю, дойду до Курска, а потом развернусь на восток, на речку Оскол, и там найду свой аэродром. Иду. Смотрю, на земле немцы, потом наши, а потом опять немцы. Немножко прошел, думаю, сесть что ли, спросить?
Смотрю, идут два Ила. Я к ним пристраиваюсь. Думаю, сяду на аэродром, там разберемся. Развернулись направо, на восток. Увидел Оскол, сориентировался и сел на свой аэродром. Хотел притормозить, а самолет раз, раз и остановился: оказывается, у меня были пробиты обе покрышки, пробиты стойки шасси. Самолет был искалечен так, что его списали. В общем, они не попали только в меня, в мотор и в бензобак.»
Purgin Nikolay Ivanovich (820th ShAP, aviator, 232 b / c on IL-2)
“The departures in which something extraordinary took place are remembered. So, this time I took off, and my right “leg” didn’t clean up. According to the instructions, the plane is considered defective, and I have every right to return. But I’m young, I think: I’ll return, they’ll say, I’ve been scared. Okay, I think I’ll catch up with the group, and everything will be fine. Naturally, while I was thinking, plus the released “foot” reduces the speed, I fell behind.
Here I am alone, “telepicking,” the group ahead, on the horizon. Even when the flight was being developed, the commander said that after the dive we left with a right turn onto our territory. I decided to stay to the right, cut the corner and catch them. They came to the target, and it was covered by German fighters. The host turned to the left after the attack, and I lost them. It’s necessary to drop bombs. I am heading south, found the Germans, dropped bombs.
I look, two fighters to meet me: crosses, swastikas, yellow-green camouflage. Real predators! In, I think, probably, these are the very fighters that the comrades talked about. I gave gas and am going down, trying to get away from them at a speed east in the direction of Belgorod.
The first attacked me, I don’t know at what distance, but I think, from about fifty meters. I only see fountains tearing on the planes of Erlikon shells. The window is open, I instinctively pressed the handle forward, I hit my head on the flashlight ... Do you know how electric welding smells? That's exactly the same smell in the cab!
The tablet with the card, which was on a thin, good leather belt thrown over his shoulder, was pulled into the window, and I was pulled by the belt to the lamp of the cabin. With difficulty, I cut him off. The fighter attacking me jumped forward, and the pilot looks - how am I? And after his hits, my “leg” was finally removed.
I realized that I won’t get away from them, I removed the gas and began to maneuver. The height is already twenty meters. I think now the second will come. And - exactly the same attack. And again he got decently. But the plane is controlled, does not burn, only holes. The second hit, slipped - looked.
I turned left, and they went deep into their territory. Why didn’t they follow me? Because the Germans had a photographic machine gun. They do not need to prove whether they shot down or not. Both of them shot me down and both counted down a downed plane.
Turned north. I think I will get to Kursk, and then turn east, to the Oskol river, and there I will find my airfield. I'm coming. I look at the Germans on earth, then ours, and then again the Germans. A little passed, I think, or something to ask?
I look, there are two silt. I am attached to them. I think I’ll sit on the airfield, we’ll figure it out. Turned right, east. Oskol saw, orientated himself and sat on his airfield. I wanted to slow down, and the plane stopped once, once: it turns out, both tires were punched, the landing gears were punched. The plane was crippled so that it was decommissioned. In general, they didn’t just hit me, the engine and the gas tank. ”
“The departures in which something extraordinary took place are remembered. So, this time I took off, and my right “leg” didn’t clean up. According to the instructions, the plane is considered defective, and I have every right to return. But I’m young, I think: I’ll return, they’ll say, I’ve been scared. Okay, I think I’ll catch up with the group, and everything will be fine. Naturally, while I was thinking, plus the released “foot” reduces the speed, I fell behind.
Here I am alone, “telepicking,” the group ahead, on the horizon. Even when the flight was being developed, the commander said that after the dive we left with a right turn onto our territory. I decided to stay to the right, cut the corner and catch them. They came to the target, and it was covered by German fighters. The host turned to the left after the attack, and I lost them. It’s necessary to drop bombs. I am heading south, found the Germans, dropped bombs.
I look, two fighters to meet me: crosses, swastikas, yellow-green camouflage. Real predators! In, I think, probably, these are the very fighters that the comrades talked about. I gave gas and am going down, trying to get away from them at a speed east in the direction of Belgorod.
The first attacked me, I don’t know at what distance, but I think, from about fifty meters. I only see fountains tearing on the planes of Erlikon shells. The window is open, I instinctively pressed the handle forward, I hit my head on the flashlight ... Do you know how electric welding smells? That's exactly the same smell in the cab!
The tablet with the card, which was on a thin, good leather belt thrown over his shoulder, was pulled into the window, and I was pulled by the belt to the lamp of the cabin. With difficulty, I cut him off. The fighter attacking me jumped forward, and the pilot looks - how am I? And after his hits, my “leg” was finally removed.
I realized that I won’t get away from them, I removed the gas and began to maneuver. The height is already twenty meters. I think now the second will come. And - exactly the same attack. And again he got decently. But the plane is controlled, does not burn, only holes. The second hit, slipped - looked.
I turned left, and they went deep into their territory. Why didn’t they follow me? Because the Germans had a photographic machine gun. They do not need to prove whether they shot down or not. Both of them shot me down and both counted down a downed plane.
Turned north. I think I will get to Kursk, and then turn east, to the Oskol river, and there I will find my airfield. I'm coming. I look at the Germans on earth, then ours, and then again the Germans. A little passed, I think, or something to ask?
I look, there are two silt. I am attached to them. I think I’ll sit on the airfield, we’ll figure it out. Turned right, east. Oskol saw, orientated himself and sat on his airfield. I wanted to slow down, and the plane stopped once, once: it turns out, both tires were punched, the landing gears were punched. The plane was crippled so that it was decommissioned. In general, they didn’t just hit me, the engine and the gas tank. ”
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Владимир Горбунов
