Мы росли на стихотворениях
Пушкина, Лермонтова, Тютчева
и прочих российских романтиков.
Точнее, на стихотворениях тех,
кого разложили на прокрустовом ложе
рабоче-крестьянской поэтики.
Мы знали, что народ – это хорошо,
а буржуи – плохо. У каждого был отец,
к которому шел за советом кроха.
А потом – ухнуло под откос;
что-то разладилось внутри
большой и страшной машины,
которую покрасили в красный цвет,
но краску подновить забыли.
И все пассажиры третьего класса –
на том маршруте не было класса выше –
прыснули кто куда. Кто успел – соскочили,
остальные – сломали ноги.
Что осталось? Нет ни поезда, ни машиниста.
Только Лермонтов, Пушкин и Тютчев.
Но вот как теперь оценить их,
если система оценок сломана,
погребена под останками
кроваво-красного поезда?
Пушкина, Лермонтова, Тютчева
и прочих российских романтиков.
Точнее, на стихотворениях тех,
кого разложили на прокрустовом ложе
рабоче-крестьянской поэтики.
Мы знали, что народ – это хорошо,
а буржуи – плохо. У каждого был отец,
к которому шел за советом кроха.
А потом – ухнуло под откос;
что-то разладилось внутри
большой и страшной машины,
которую покрасили в красный цвет,
но краску подновить забыли.
И все пассажиры третьего класса –
на том маршруте не было класса выше –
прыснули кто куда. Кто успел – соскочили,
остальные – сломали ноги.
Что осталось? Нет ни поезда, ни машиниста.
Только Лермонтов, Пушкин и Тютчев.
Но вот как теперь оценить их,
если система оценок сломана,
погребена под останками
кроваво-красного поезда?
We grew up on poems
Pushkin, Lermontov, Tyutchev
and other Russian romantics.
More precisely, on the poems of those
who laid out on the Procrustean bed
worker-peasant poetics.
We knew that people are good,
and the bourgeois is bad. Everyone had a father,
to whom he went for the advice of a baby.
And then - it sank to the slope;
something went wrong inside
big and scary car
which was painted red
but forgot to renew the paint.
And all third-class passengers -
there wasn’t a class higher on that route -
snapped who where. Who managed - jumped off,
the rest broke their legs.
What is left? There is no train, no driver.
Only Lermontov, Pushkin and Tyutchev.
But here's how to evaluate them now,
if the grading system is broken,
buried under the remains
blood red train?
Pushkin, Lermontov, Tyutchev
and other Russian romantics.
More precisely, on the poems of those
who laid out on the Procrustean bed
worker-peasant poetics.
We knew that people are good,
and the bourgeois is bad. Everyone had a father,
to whom he went for the advice of a baby.
And then - it sank to the slope;
something went wrong inside
big and scary car
which was painted red
but forgot to renew the paint.
And all third-class passengers -
there wasn’t a class higher on that route -
snapped who where. Who managed - jumped off,
the rest broke their legs.
What is left? There is no train, no driver.
Only Lermontov, Pushkin and Tyutchev.
But here's how to evaluate them now,
if the grading system is broken,
buried under the remains
blood red train?
У записи 8 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Кондратьев
