В деревне никто не сходит с ума.
По темным полям здесь приходит труд.
Вдоль круглых деревьев стоят дома,
в которых живут, рожают и мрут.
В деревне крепче сожми виски.
В каждой деревне растет трава.
В этой деревне сквозь шум реки
на круглых деревьях шумит листва.
Господи, Господи, в деревне светло,
и все, что с ума человека свело,
к нему обратится теперь на ты.
Смотри, у деревьев блестят цветы
(к былому мосты), но ведь здесь паром,
как блещет в твоем мозгу велодром,
умолкшей музыки ровный треск
и прямо в зубы кричит, кричит.
Из мертвой чаши глотает трек,
к лицу поднося деревянный щит.
В деревне никто не сходит с ума.
С белой часовни на склоне холма,
с белой часовни, аляповат и суров,
смотрит в поля Иоанн Богослов.
Спускаясь в деревню, посмотришь вниз --
пылит почтальон-велосипедист,
а ниже шумит река,
паром чернеет издалека,
на поезд успеешь наверняка.
А ты не уедешь, здесь денег нет
в такую жизнь покупать билет.
На всю деревню четыре письма.
В деревне никто не сходит с ума.
В пальто у реки посмотри на цветы,
капли дождя заденут лицо,
падают на воду капли воды
и расходятся, как колесо.
Бродский Иосиф
По темным полям здесь приходит труд.
Вдоль круглых деревьев стоят дома,
в которых живут, рожают и мрут.
В деревне крепче сожми виски.
В каждой деревне растет трава.
В этой деревне сквозь шум реки
на круглых деревьях шумит листва.
Господи, Господи, в деревне светло,
и все, что с ума человека свело,
к нему обратится теперь на ты.
Смотри, у деревьев блестят цветы
(к былому мосты), но ведь здесь паром,
как блещет в твоем мозгу велодром,
умолкшей музыки ровный треск
и прямо в зубы кричит, кричит.
Из мертвой чаши глотает трек,
к лицу поднося деревянный щит.
В деревне никто не сходит с ума.
С белой часовни на склоне холма,
с белой часовни, аляповат и суров,
смотрит в поля Иоанн Богослов.
Спускаясь в деревню, посмотришь вниз --
пылит почтальон-велосипедист,
а ниже шумит река,
паром чернеет издалека,
на поезд успеешь наверняка.
А ты не уедешь, здесь денег нет
в такую жизнь покупать билет.
На всю деревню четыре письма.
В деревне никто не сходит с ума.
В пальто у реки посмотри на цветы,
капли дождя заденут лицо,
падают на воду капли воды
и расходятся, как колесо.
Бродский Иосиф
In the village no one is going crazy.
Here comes the dark fields labor.
Along the round trees are houses
in which they live, give birth and die.
Squeeze whiskey harder in the village.
Grass grows in every village.
In this village through the sound of the river
the foliage rustles on round trees.
Lord, Lord, it’s light in the village,
and everything that drove a person crazy
he will turn to you now.
Look, the trees are glittering with flowers
(to the former bridges), but there’s a ferry here,
how the velodrome shines in your brain
silent music even crackle
and screams right in the teeth, screams.
A track swallows from a dead bowl
holding a wooden shield to his face.
In the village no one is going crazy.
From a white chapel on a hillside
from the white chapel, clumsy and harsh,
John the Evangelist looks into the fields.
Going down to the village, look down -
the postman cyclist is dusting
and below the river rumbles,
ferries black from afar
you’ll have time for the train for sure.
And you will not leave, there is no money
buy a ticket into such a life.
There are four letters to the whole village.
In the village no one is going crazy.
In the coat by the river look at the flowers
raindrops touch my face
drops of water falling on water
and diverge like a wheel.
Brodsky Joseph
Here comes the dark fields labor.
Along the round trees are houses
in which they live, give birth and die.
Squeeze whiskey harder in the village.
Grass grows in every village.
In this village through the sound of the river
the foliage rustles on round trees.
Lord, Lord, it’s light in the village,
and everything that drove a person crazy
he will turn to you now.
Look, the trees are glittering with flowers
(to the former bridges), but there’s a ferry here,
how the velodrome shines in your brain
silent music even crackle
and screams right in the teeth, screams.
A track swallows from a dead bowl
holding a wooden shield to his face.
In the village no one is going crazy.
From a white chapel on a hillside
from the white chapel, clumsy and harsh,
John the Evangelist looks into the fields.
Going down to the village, look down -
the postman cyclist is dusting
and below the river rumbles,
ferries black from afar
you’ll have time for the train for sure.
And you will not leave, there is no money
buy a ticket into such a life.
There are four letters to the whole village.
In the village no one is going crazy.
In the coat by the river look at the flowers
raindrops touch my face
drops of water falling on water
and diverge like a wheel.
Brodsky Joseph
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александра Хоменко
