Я тогда учился в этой самой "Петершуле". И нас всех созвали
в актовый зал. В "Петершуле" секретарем парторганизации была моя классная
руководительница, Лидия Васильевна Лисицына. Ей орден Ленина сам Жданов
прикалывал - это было большое дело, мы все об этом знали. Она вылезла на
сцену, начала чего-то там такое говорить, но на каком-то этапе сбилась и
истошным голосом завопила: "На колени! На колени!" И тут началось такое!
Кругом все ревут, и я тоже как бы должен зареветь. Но - тогда к своему
стыду, а сейчас, думаю, к чести - я не заревел. Мне все это было как бы
диковато: вокруг все стоят и шмыгают носами. И даже всхлипывают; некоторые,
действительно, всерьез плакали. Домой нас отпустили в тот день раньше
обычного. И опять, как ни странно, родители меня уже поджидали дома. Мать
была на кухне. Квартира - коммунальная. На кухне кастрюли, соседки - и все
ревут. И мать ревет. Я вернулся в комнату в некотором удивлении. Как вдруг
отец мне подмигнул, и я понял окончательно, что мне по поводу смерти Сталина
особенно расстраиваться нечего.
в актовый зал. В "Петершуле" секретарем парторганизации была моя классная
руководительница, Лидия Васильевна Лисицына. Ей орден Ленина сам Жданов
прикалывал - это было большое дело, мы все об этом знали. Она вылезла на
сцену, начала чего-то там такое говорить, но на каком-то этапе сбилась и
истошным голосом завопила: "На колени! На колени!" И тут началось такое!
Кругом все ревут, и я тоже как бы должен зареветь. Но - тогда к своему
стыду, а сейчас, думаю, к чести - я не заревел. Мне все это было как бы
диковато: вокруг все стоят и шмыгают носами. И даже всхлипывают; некоторые,
действительно, всерьез плакали. Домой нас отпустили в тот день раньше
обычного. И опять, как ни странно, родители меня уже поджидали дома. Мать
была на кухне. Квартира - коммунальная. На кухне кастрюли, соседки - и все
ревут. И мать ревет. Я вернулся в комнату в некотором удивлении. Как вдруг
отец мне подмигнул, и я понял окончательно, что мне по поводу смерти Сталина
особенно расстраиваться нечего.
I then studied at this very Petershula. And we were all called
to the assembly hall. In Petershul, my classroom secretary was
Head, Lidia Vasilievna Lisitsyna. Her Order of Lenin Zhdanov himself
pinned up - it was a big deal, we all knew about it. She crawled out on
the scene, started to say something like that there, but at some point it went astray and
yelled in a heart-rending voice: "On your knees! On your knees!" And then it began!
Everybody is roaring around, and I, too, must roar. But then to his
I’m ashamed, and now, I think, to my credit - I did not roar. It all seemed to me like
weird: everyone is standing around and sniffing. And even sob; some,
really, seriously cried. We were released home that day earlier
ordinary. And again, oddly enough, my parents were already waiting for me at home. Mother
was in the kitchen. The apartment is communal. In the kitchen pots, neighbors - and that’s all
howling. And mother roars. I returned to the room in some surprise. Suddenly
my father winked at me, and I finally understood that to me about the death of Stalin
nothing to be particularly upset about.
to the assembly hall. In Petershul, my classroom secretary was
Head, Lidia Vasilievna Lisitsyna. Her Order of Lenin Zhdanov himself
pinned up - it was a big deal, we all knew about it. She crawled out on
the scene, started to say something like that there, but at some point it went astray and
yelled in a heart-rending voice: "On your knees! On your knees!" And then it began!
Everybody is roaring around, and I, too, must roar. But then to his
I’m ashamed, and now, I think, to my credit - I did not roar. It all seemed to me like
weird: everyone is standing around and sniffing. And even sob; some,
really, seriously cried. We were released home that day earlier
ordinary. And again, oddly enough, my parents were already waiting for me at home. Mother
was in the kitchen. The apartment is communal. In the kitchen pots, neighbors - and that’s all
howling. And mother roars. I returned to the room in some surprise. Suddenly
my father winked at me, and I finally understood that to me about the death of Stalin
nothing to be particularly upset about.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алексей Владимирский
