Пока #УильямШекспир #WilliamShakespeare еще празднует свой день рождения...
Юлия Шувалова - Как я переводил Шекспира
-1-
Однажды я попробовал себя в новом качестве – литературовед-переводчик. Маленькое издательство предложило мне перевести шекспировского «Гамлета» заново, от чего я, скажу сразу, не отказался. И сел переводить. Времени мне было дано пару месяцев, но работа спорилась, и уже через три недели я сел за статью к новому переводу. Редакция просила внести «новое дыхание» в традицию подобных статей, чем я с рвением и занялся.
Итак, начал я статью с того, что изложил все известные факты о жизни Шекспира, включая упоминание о том, что, возможно, он был гомосексуалистом и плагиатором. Затем, чтобы сделать это беллетристическое повествование чуть более серьезным, я стал писать о философии шекспировских пьес, о характере главных героев «Гамлета», о самом Гамлете, о Дании времен Гамлета и Англии времен Шекспира, и прочая, и прочая. Короче говоря, еще через две недели я написал и это, и таким образом, закончил работу раньше срока и отвез в редакцию. Там на меня удивленно взглянули и пригласили зайти через неделю.
Я пришел в редакцию ранним утром, когда солнце едва поднялось над воображаемой линией горизонта и стало похожим на нечто естественное для зимнего ландшафта. Я пешком взлетел на второй этаж и, увидев в приемной еще троих человек, плюхнулся в кресло и стал ждать. Наконец, часа через два, кожаная, тяжеленная дверь с заклепками открылась, и голова секретарши, с волосами, напомнившими мамину лапшу, пригласила меня зайти.
Я зашел. За огромным столом у окна сидела маленькая на вид женщина и читала какую-то книгу. Она даже не посмотрела на меня.
- Вы переводили Шекспира? – спросила она.
- Я, то есть да, - ответил я.
- Садитесь, - сухо сказала она, и тут я впервые подумал, что, наверное, перевод был плох.
- Как вам понравился мой перевод? – спросил я, слегка елозя на стуле.
Она как-то странно взглянула на меня из-под очков и ничего не ответила, а только поджала губы.
- Юноша, - произнесла она, - вы учились переводить?
- Нет, - ответил я звонко.
- А чему это вы радуетесь? – спросила она. – Не учась, беретесь делать, а потом думаете, что на вас лавры посыплются. Никогда такого не было.
- А как же мировая литература? Ведь там многие тоже не учились, а ведь переводили же.
- Ну, еще на что-нибудь замахнитесь, - отрезала она и достала откуда-то из-под груды бумаг мою папку.
- Юноша, - продолжала она, - вам не хватает понимания того, что сейчас актуально. Вот вы пишете: «Шекспир был плагиатором». Это и так все знают, уже в его времена знали, а вы пишете так, словно открыли истину для себя и всех остальных. Ни одна фраза не должна быть голословной. Шекспир был плагиатором – так это надо подтвердить. Надо дать понять всем: то, что вы перевели, и Шекспир – это не одно и тоже.
Она ничего не говорила про перевод, а только критиковала статью. Мне стало почти обидно: статья мне нравилась.
- Каким же образом мне это дать понять? Что, может поговорить с самим классиком? Или придумать что-то за него?
- Не смейте профанировать наше с вами ремесло! – гневно воскликнула женщина, и ее пышная грудь, словно штормовая волна, колыхнулась над столом. – Надо понимать, что нужно вырабатывать новые подходы. Вот и выработайте. Поищите по тексту пьесы слова, может, они вас натолкнут на какую-нибудь мысль.
-2-
Спустя четыре недели я принес в редакцию новую статью. Потянулись новые дни ожидания, и я решил развеяться и собрался уехать на деревню к другу. В момент, когда я с нежностью упаковывал свитера, зазвонил телефон. Предчувствие меня не обмануло: звонили из издательства.
Незнакомый бас на том конце провода сообщил, что он новый глава «заведения», и что я должен прийти к нему немедленно, если хочу продолжать свой путь в литературе. Я не посмел ослушаться, и уже через полтора часа стоял перед дверью в кабинет нового главы. На мне были джинсы и старый, но приличный свитер.
Войдя, я почувствовал, что меня оценивают. Я ощутил себя лошадью: вот где сюжет для рассказа! Человек, сидевший за большим столом с мраморной столешницей, казалось, так и ждал, когда я открою рот, чтобы проверить наличие и количество зубов. Он начал неторопливо, но очень угнетающе.
- Вы, я слышал, непрофессионал?
«Опять!» – подумал я, а вслух сказал: - Да, это так.
Он кивнул головой.
- Вот что, молодой человек, вы должны усвоить себе одну вещь. Нельзя писать о том, чего не было.
- Да бог с Вами! – попробовал отшутиться я. – Все только и пишут о том, чего не было. Если бы писали правду о том, что было или что есть, никто бы и читать не стал.
Он насупил брови. Брови у него были мохнатые, но причесанные.
- Так вот, - продолжал он, словно и не услышав моего ответа, - как новый глава издательства, я почитал, что там у нас выпускают. Дошел до вашего… кхе-кхе… художества. Кхе-кхе. И что же я здесь читаю? Страница 10: вы расписываете, каким гомиком мог быть Шекспир. Вот уж это, - и он перегнулся через стол, - никому не интересно. Все там ваши выдумки про сократовских мальчиков, - кому они нужны, ну? Неважно, с кем спал этот актерчик. Может, он вообще не спал. Ел, пил и играл. И не спал. – И он захихикал над собственной шуткой. Я ответил вымученной улыбкой.
- А это, на странице 18, уже вообще никуда не годно. Кого интересует, был Шекспир плагиатором или нет? Может, вашего соседа? Или старушек у подъезда? Или вашу собаку?
Мой сосед любил хорошо выпить и мало закусить, старушек у подъезда Шекспир заинтересовал бы разве что как сосед, а моя собака – милейшее существо – тихо лизнула бы мою руку, виновато глядя в глаза. Уж ей-то никогда было не узнать, кто такой Шекспир. Шекспир решительно никого не интересовал.
- Ну, и последнее. Заключение, страница 25: «Бесспорно, Шекспир – это классика мировой литературы, и кто бы ни писал под этим звучным псевдонимом, нам остается лишь признать его истинным мастером слова, гением, намного опередившим свою эпоху». Во-первых, это не стиль, так писать нельзя, слишком это старо. Во-вторых, вы должны своей статьей внушать человеку спокойствие, а вы взяли, назвали Шекспира гением – и у человека опустились руки. Ясно? В-третьих…
Я наконец решил подать голос:
- Но меня попросили переписать статью, сказали, что я должен развенчать образ Шекспира.
- Что и когда вам сказали – это вообще разговор особый. Я и первый ваш опус читал – еще хуже, чем этот. Но вот мы и подошли к самому главному. – Он немного отдышался. – Ваша главная проблема в том, что вы не чувствуете время. Вы его не чувствуете, понимаете? Вы написали 25 страниц о том, какой Шекспир был из себя гомосексуалист, плагиатор, наркоман, всякую ерунду про его жену и детей. Но вы самого главного не написали, - и тут он довольно вытянулся в кресле. – Вы написали о Шекспире так, будто он был, но главное-то в том и состоит, что его не было. И это вы должны были показать. А вы не показали.
Я тихо сидел, сложа руки на коленях, и смотрел, как движется линия внутри зеленого мрамора – налево, прямо, направо, ее пересекает другая, создается сложный узор.
- А как же его творческое наследие? – спросил я, продолжая сосредоточенно взирать на мрамор.
- А это надо воспринимать абстрактно, молодой человек. Вы ведь не думаете, что Геродот – тоже личность сомнительной историчности – сам писал свои книжки, которые читают теперь только интеллигенты и историки? Так вот и ваша задача состояла в том, чтобы показать: не было Шекспира.
- Но трубки?
- Подложили.
- А пьесы?
- Написали.
- Портреты нарисовали, почерк выдумали… - я был совершенно сбит с толку. – Кому же это было нужно?
- Это не наше дело. Понимаете, наша с вами главная задача состоит в том, чтобы научить человека не сдаваться перед лицом гения. Надо приучить его к мысли, что Шекспир и иже с ним – это вчерашний день. Внушить людям, что эти фигуры – всего лишь тени, и что их нечего бояться. Главное сегодня – упорство, рвение, отсутствие страха. Я надеюсь, я понятно выражаюсь. И вы своей статьей должны были утвердить в людях мысль, что «Гамлет» или «Ромео и Джульетта» - это старая-старая сказка, которую напишет каждый дурак, потому что только у дурака в голове родится такой сюжет. Эти вещи не для нашего дня, а ценно, как мы с вами, конечно же, знаем, - он собрал пальцем правой руки воображаемую пыль с края столешницы, - только то, что полезно нам сегодня. Вот это вы и должны показать. Перепишите, - и на этом он закончил свой урок.
-3-
Я вышел из издательства и в прострации отправился куда глаза глядят. Глаза глядели куда-то в прошлое, и я силился понять, почему, если Шекспира не было, мы продолжаем его так называть? И не мог найти ответа. Монолог главы меня тоже не убеждал. Ведь «Гамлет» пользовался популярностью в кино, правда, в кабинете я забыл об этом напомнить. В любом случае, мне явно чего-то не хватало в голове, чтобы постичь ход мысли издателя.
На Гоголевском бульваре я присел на скамейку. Мне было грустно. Стоял январь, снег засыпал все дороги и высился сугробами вдоль фасадов домов, в воздухе замерзали гудение автомашин, мягкий шорох троллейбусов, голоса прохожих, простуженное чириканье птиц. Я сидел и даже переживал немного оттого, что не курю.
Я засмотрелся куда-то, когда неожиданно почувствовал, что кто-то опустился на скамейку рядом со мной. Я повернулся и обомлел: рядом со мной сидел… Шекспир. Он был чем-то похож на многие свои портреты, но было и что-то, что ни один портрет не передал. Ближайший фонарь неожиданно погас, так что я даже не мог разглядеть, во что он был одет.
Я встряхнул головой, но он никуда не исчез, все так же продолжал сидеть рядом со мной и, кажется, никуда не собирался уходить. Тогда, на свой страх и риск, я спросил:
- Извините, вы – Шекспир?
И человек печально качнул головой с вытянутым лбом и произнес:
- Да. Но вам совсем недавно сказали, что меня не было.
- Да? - оторопев, произнес я, одновременно изучая его лицо: вдруг это был пациент больницы… ну, вы знаете.
- Да, вам сказали, что меня не было, а между тем это почти правда, потому чт
Юлия Шувалова - Как я переводил Шекспира
-1-
Однажды я попробовал себя в новом качестве – литературовед-переводчик. Маленькое издательство предложило мне перевести шекспировского «Гамлета» заново, от чего я, скажу сразу, не отказался. И сел переводить. Времени мне было дано пару месяцев, но работа спорилась, и уже через три недели я сел за статью к новому переводу. Редакция просила внести «новое дыхание» в традицию подобных статей, чем я с рвением и занялся.
Итак, начал я статью с того, что изложил все известные факты о жизни Шекспира, включая упоминание о том, что, возможно, он был гомосексуалистом и плагиатором. Затем, чтобы сделать это беллетристическое повествование чуть более серьезным, я стал писать о философии шекспировских пьес, о характере главных героев «Гамлета», о самом Гамлете, о Дании времен Гамлета и Англии времен Шекспира, и прочая, и прочая. Короче говоря, еще через две недели я написал и это, и таким образом, закончил работу раньше срока и отвез в редакцию. Там на меня удивленно взглянули и пригласили зайти через неделю.
Я пришел в редакцию ранним утром, когда солнце едва поднялось над воображаемой линией горизонта и стало похожим на нечто естественное для зимнего ландшафта. Я пешком взлетел на второй этаж и, увидев в приемной еще троих человек, плюхнулся в кресло и стал ждать. Наконец, часа через два, кожаная, тяжеленная дверь с заклепками открылась, и голова секретарши, с волосами, напомнившими мамину лапшу, пригласила меня зайти.
Я зашел. За огромным столом у окна сидела маленькая на вид женщина и читала какую-то книгу. Она даже не посмотрела на меня.
- Вы переводили Шекспира? – спросила она.
- Я, то есть да, - ответил я.
- Садитесь, - сухо сказала она, и тут я впервые подумал, что, наверное, перевод был плох.
- Как вам понравился мой перевод? – спросил я, слегка елозя на стуле.
Она как-то странно взглянула на меня из-под очков и ничего не ответила, а только поджала губы.
- Юноша, - произнесла она, - вы учились переводить?
- Нет, - ответил я звонко.
- А чему это вы радуетесь? – спросила она. – Не учась, беретесь делать, а потом думаете, что на вас лавры посыплются. Никогда такого не было.
- А как же мировая литература? Ведь там многие тоже не учились, а ведь переводили же.
- Ну, еще на что-нибудь замахнитесь, - отрезала она и достала откуда-то из-под груды бумаг мою папку.
- Юноша, - продолжала она, - вам не хватает понимания того, что сейчас актуально. Вот вы пишете: «Шекспир был плагиатором». Это и так все знают, уже в его времена знали, а вы пишете так, словно открыли истину для себя и всех остальных. Ни одна фраза не должна быть голословной. Шекспир был плагиатором – так это надо подтвердить. Надо дать понять всем: то, что вы перевели, и Шекспир – это не одно и тоже.
Она ничего не говорила про перевод, а только критиковала статью. Мне стало почти обидно: статья мне нравилась.
- Каким же образом мне это дать понять? Что, может поговорить с самим классиком? Или придумать что-то за него?
- Не смейте профанировать наше с вами ремесло! – гневно воскликнула женщина, и ее пышная грудь, словно штормовая волна, колыхнулась над столом. – Надо понимать, что нужно вырабатывать новые подходы. Вот и выработайте. Поищите по тексту пьесы слова, может, они вас натолкнут на какую-нибудь мысль.
-2-
Спустя четыре недели я принес в редакцию новую статью. Потянулись новые дни ожидания, и я решил развеяться и собрался уехать на деревню к другу. В момент, когда я с нежностью упаковывал свитера, зазвонил телефон. Предчувствие меня не обмануло: звонили из издательства.
Незнакомый бас на том конце провода сообщил, что он новый глава «заведения», и что я должен прийти к нему немедленно, если хочу продолжать свой путь в литературе. Я не посмел ослушаться, и уже через полтора часа стоял перед дверью в кабинет нового главы. На мне были джинсы и старый, но приличный свитер.
Войдя, я почувствовал, что меня оценивают. Я ощутил себя лошадью: вот где сюжет для рассказа! Человек, сидевший за большим столом с мраморной столешницей, казалось, так и ждал, когда я открою рот, чтобы проверить наличие и количество зубов. Он начал неторопливо, но очень угнетающе.
- Вы, я слышал, непрофессионал?
«Опять!» – подумал я, а вслух сказал: - Да, это так.
Он кивнул головой.
- Вот что, молодой человек, вы должны усвоить себе одну вещь. Нельзя писать о том, чего не было.
- Да бог с Вами! – попробовал отшутиться я. – Все только и пишут о том, чего не было. Если бы писали правду о том, что было или что есть, никто бы и читать не стал.
Он насупил брови. Брови у него были мохнатые, но причесанные.
- Так вот, - продолжал он, словно и не услышав моего ответа, - как новый глава издательства, я почитал, что там у нас выпускают. Дошел до вашего… кхе-кхе… художества. Кхе-кхе. И что же я здесь читаю? Страница 10: вы расписываете, каким гомиком мог быть Шекспир. Вот уж это, - и он перегнулся через стол, - никому не интересно. Все там ваши выдумки про сократовских мальчиков, - кому они нужны, ну? Неважно, с кем спал этот актерчик. Может, он вообще не спал. Ел, пил и играл. И не спал. – И он захихикал над собственной шуткой. Я ответил вымученной улыбкой.
- А это, на странице 18, уже вообще никуда не годно. Кого интересует, был Шекспир плагиатором или нет? Может, вашего соседа? Или старушек у подъезда? Или вашу собаку?
Мой сосед любил хорошо выпить и мало закусить, старушек у подъезда Шекспир заинтересовал бы разве что как сосед, а моя собака – милейшее существо – тихо лизнула бы мою руку, виновато глядя в глаза. Уж ей-то никогда было не узнать, кто такой Шекспир. Шекспир решительно никого не интересовал.
- Ну, и последнее. Заключение, страница 25: «Бесспорно, Шекспир – это классика мировой литературы, и кто бы ни писал под этим звучным псевдонимом, нам остается лишь признать его истинным мастером слова, гением, намного опередившим свою эпоху». Во-первых, это не стиль, так писать нельзя, слишком это старо. Во-вторых, вы должны своей статьей внушать человеку спокойствие, а вы взяли, назвали Шекспира гением – и у человека опустились руки. Ясно? В-третьих…
Я наконец решил подать голос:
- Но меня попросили переписать статью, сказали, что я должен развенчать образ Шекспира.
- Что и когда вам сказали – это вообще разговор особый. Я и первый ваш опус читал – еще хуже, чем этот. Но вот мы и подошли к самому главному. – Он немного отдышался. – Ваша главная проблема в том, что вы не чувствуете время. Вы его не чувствуете, понимаете? Вы написали 25 страниц о том, какой Шекспир был из себя гомосексуалист, плагиатор, наркоман, всякую ерунду про его жену и детей. Но вы самого главного не написали, - и тут он довольно вытянулся в кресле. – Вы написали о Шекспире так, будто он был, но главное-то в том и состоит, что его не было. И это вы должны были показать. А вы не показали.
Я тихо сидел, сложа руки на коленях, и смотрел, как движется линия внутри зеленого мрамора – налево, прямо, направо, ее пересекает другая, создается сложный узор.
- А как же его творческое наследие? – спросил я, продолжая сосредоточенно взирать на мрамор.
- А это надо воспринимать абстрактно, молодой человек. Вы ведь не думаете, что Геродот – тоже личность сомнительной историчности – сам писал свои книжки, которые читают теперь только интеллигенты и историки? Так вот и ваша задача состояла в том, чтобы показать: не было Шекспира.
- Но трубки?
- Подложили.
- А пьесы?
- Написали.
- Портреты нарисовали, почерк выдумали… - я был совершенно сбит с толку. – Кому же это было нужно?
- Это не наше дело. Понимаете, наша с вами главная задача состоит в том, чтобы научить человека не сдаваться перед лицом гения. Надо приучить его к мысли, что Шекспир и иже с ним – это вчерашний день. Внушить людям, что эти фигуры – всего лишь тени, и что их нечего бояться. Главное сегодня – упорство, рвение, отсутствие страха. Я надеюсь, я понятно выражаюсь. И вы своей статьей должны были утвердить в людях мысль, что «Гамлет» или «Ромео и Джульетта» - это старая-старая сказка, которую напишет каждый дурак, потому что только у дурака в голове родится такой сюжет. Эти вещи не для нашего дня, а ценно, как мы с вами, конечно же, знаем, - он собрал пальцем правой руки воображаемую пыль с края столешницы, - только то, что полезно нам сегодня. Вот это вы и должны показать. Перепишите, - и на этом он закончил свой урок.
-3-
Я вышел из издательства и в прострации отправился куда глаза глядят. Глаза глядели куда-то в прошлое, и я силился понять, почему, если Шекспира не было, мы продолжаем его так называть? И не мог найти ответа. Монолог главы меня тоже не убеждал. Ведь «Гамлет» пользовался популярностью в кино, правда, в кабинете я забыл об этом напомнить. В любом случае, мне явно чего-то не хватало в голове, чтобы постичь ход мысли издателя.
На Гоголевском бульваре я присел на скамейку. Мне было грустно. Стоял январь, снег засыпал все дороги и высился сугробами вдоль фасадов домов, в воздухе замерзали гудение автомашин, мягкий шорох троллейбусов, голоса прохожих, простуженное чириканье птиц. Я сидел и даже переживал немного оттого, что не курю.
Я засмотрелся куда-то, когда неожиданно почувствовал, что кто-то опустился на скамейку рядом со мной. Я повернулся и обомлел: рядом со мной сидел… Шекспир. Он был чем-то похож на многие свои портреты, но было и что-то, что ни один портрет не передал. Ближайший фонарь неожиданно погас, так что я даже не мог разглядеть, во что он был одет.
Я встряхнул головой, но он никуда не исчез, все так же продолжал сидеть рядом со мной и, кажется, никуда не собирался уходить. Тогда, на свой страх и риск, я спросил:
- Извините, вы – Шекспир?
И человек печально качнул головой с вытянутым лбом и произнес:
- Да. Но вам совсем недавно сказали, что меня не было.
- Да? - оторопев, произнес я, одновременно изучая его лицо: вдруг это был пациент больницы… ну, вы знаете.
- Да, вам сказали, что меня не было, а между тем это почти правда, потому чт
While #William Shakespeare #WilliamShakespeare is still celebrating its birthday ...
Julia Shuvalova - How I Translated Shakespeare
-1-
Once I tried myself in a new capacity - a literary critic-translator. A small publisher invited me to re-translate Shakespeare's Hamlet again, which, I will say right away, did not refuse. And he sat down to translate. I was given time for a couple of months, but the work was arguing, and within three weeks I sat down for an article for a new translation. The editors requested a “new breath” in the tradition of such articles, which I did with zeal.
So, I began the article by setting out all the known facts about Shakespeare's life, including the mention that he was possibly a homosexual and a plagiarist. Then, to make this fiction story a little more serious, I began to write about the philosophy of Shakespearean plays, about the character of the main characters of Hamlet, about Hamlet himself, about Denmark from the time of Hamlet and England from the time of Shakespeare, and so on and so forth. In short, two weeks later I wrote this, and thus finished the work ahead of schedule and took it to the editor. There they looked at me in surprise and invited me to come back in a week.
I came to the editorial office early in the morning when the sun barely rose above the imaginary horizon and became like something natural for a winter landscape. I took off on foot to the second floor and, seeing three more people in the waiting room, flopped into a chair and waited. Finally, after about two hours, a leathery, heavy door with rivets opened, and the head of the secretary, with hair reminiscent of my mother’s noodles, invited me to come in.
I came in. At a huge table by the window, a small-looking woman sat reading a book. She didn’t even look at me.
“Did you translate Shakespeare?” She asked.
“I, yes,” I replied.
“Sit down,” she said dryly, and then for the first time I thought that the translation was probably bad.
- How did you like my translation? I asked, lightly cringing in my chair.
She somehow strangely looked at me from under the glasses and did not answer, but only pursed her lips.
“Young man,” she said, “did you learn to translate?”
“No,” I answered loudly.
- And why are you happy? She asked. - Do not study, you undertake to do, and then you think that laurels will sprinkle on you. This has never happened before.
- But what about world literature? After all, many did not study there either, but they translated it.
“Well, swipe something else,” she snapped and pulled out my folder from somewhere under the pile of papers.
“Young man,” she continued, “you lack an understanding of what is relevant now.” So you write: "Shakespeare was a plagiarist." Everyone already knows this, already in his time they knew, and you write as if you discovered the truth for yourself and everyone else. No phrase should be unfounded. Shakespeare was a plagiarist - so this must be confirmed. We need to make it clear to everyone: what you translated, and Shakespeare is not the same thing.
She did not say anything about the translation, but only criticized the article. I was almost offended: I liked the article.
“How can I make this clear?” What can talk to the classic himself? Or come up with something for him?
- Do not dare to profane our craft with you! - the woman exclaimed angrily, and her magnificent breast, like a storm wave, swayed over the table. - You need to understand that you need to develop new approaches. So work out. Look for the words in the text of the play, maybe they will prompt you to some thought.
-2-
Four weeks later, I brought a new article to the editor. New days of waiting were drawn, and I decided to unwind and was about to leave for a friend in the village. The moment I packaged the sweaters fondly, the telephone rang. The premonition did not deceive me: they called from the publisher.
An unfamiliar bass on the other end of the wire said that he was the new head of the “establishment”, and that I should come to him immediately if I wanted to continue my journey in literature. I did not dare to disobey, and after an hour and a half stood in front of the door to the office of the new chapter. I was wearing jeans and an old but decent sweater.
Upon entering, I felt that they were appreciating me. I felt like a horse: this is where the plot is for the story! The man sitting at the large table with a marble countertop seemed to be waiting for me to open my mouth to check the presence and quantity of teeth. He began leisurely, but very depressingly.
- You, I heard, layman?
“Again!” I thought, and said out loud: “Yes, it is.
He nodded his head.
- That's what, young man, you have to learn one thing. You can not write about what was not.
- God be with you! - I tried to laugh it off. - Everyone just writes about what was not there. If they wrote the truth about what was or is, no one would read.
He frowned. His eyebrows were furry, but combed.
“So,” he continued, as if not having heard my answer, “as the new head of the publishing house, I read what they release here.” Reached your ... khe-khe ... art. Khe-khe. And what am I reading here? Page 10: You paint what a fagot Shakespeare could be. That's it, - and he leaned over the table, - no one is interested.
Julia Shuvalova - How I Translated Shakespeare
-1-
Once I tried myself in a new capacity - a literary critic-translator. A small publisher invited me to re-translate Shakespeare's Hamlet again, which, I will say right away, did not refuse. And he sat down to translate. I was given time for a couple of months, but the work was arguing, and within three weeks I sat down for an article for a new translation. The editors requested a “new breath” in the tradition of such articles, which I did with zeal.
So, I began the article by setting out all the known facts about Shakespeare's life, including the mention that he was possibly a homosexual and a plagiarist. Then, to make this fiction story a little more serious, I began to write about the philosophy of Shakespearean plays, about the character of the main characters of Hamlet, about Hamlet himself, about Denmark from the time of Hamlet and England from the time of Shakespeare, and so on and so forth. In short, two weeks later I wrote this, and thus finished the work ahead of schedule and took it to the editor. There they looked at me in surprise and invited me to come back in a week.
I came to the editorial office early in the morning when the sun barely rose above the imaginary horizon and became like something natural for a winter landscape. I took off on foot to the second floor and, seeing three more people in the waiting room, flopped into a chair and waited. Finally, after about two hours, a leathery, heavy door with rivets opened, and the head of the secretary, with hair reminiscent of my mother’s noodles, invited me to come in.
I came in. At a huge table by the window, a small-looking woman sat reading a book. She didn’t even look at me.
“Did you translate Shakespeare?” She asked.
“I, yes,” I replied.
“Sit down,” she said dryly, and then for the first time I thought that the translation was probably bad.
- How did you like my translation? I asked, lightly cringing in my chair.
She somehow strangely looked at me from under the glasses and did not answer, but only pursed her lips.
“Young man,” she said, “did you learn to translate?”
“No,” I answered loudly.
- And why are you happy? She asked. - Do not study, you undertake to do, and then you think that laurels will sprinkle on you. This has never happened before.
- But what about world literature? After all, many did not study there either, but they translated it.
“Well, swipe something else,” she snapped and pulled out my folder from somewhere under the pile of papers.
“Young man,” she continued, “you lack an understanding of what is relevant now.” So you write: "Shakespeare was a plagiarist." Everyone already knows this, already in his time they knew, and you write as if you discovered the truth for yourself and everyone else. No phrase should be unfounded. Shakespeare was a plagiarist - so this must be confirmed. We need to make it clear to everyone: what you translated, and Shakespeare is not the same thing.
She did not say anything about the translation, but only criticized the article. I was almost offended: I liked the article.
“How can I make this clear?” What can talk to the classic himself? Or come up with something for him?
- Do not dare to profane our craft with you! - the woman exclaimed angrily, and her magnificent breast, like a storm wave, swayed over the table. - You need to understand that you need to develop new approaches. So work out. Look for the words in the text of the play, maybe they will prompt you to some thought.
-2-
Four weeks later, I brought a new article to the editor. New days of waiting were drawn, and I decided to unwind and was about to leave for a friend in the village. The moment I packaged the sweaters fondly, the telephone rang. The premonition did not deceive me: they called from the publisher.
An unfamiliar bass on the other end of the wire said that he was the new head of the “establishment”, and that I should come to him immediately if I wanted to continue my journey in literature. I did not dare to disobey, and after an hour and a half stood in front of the door to the office of the new chapter. I was wearing jeans and an old but decent sweater.
Upon entering, I felt that they were appreciating me. I felt like a horse: this is where the plot is for the story! The man sitting at the large table with a marble countertop seemed to be waiting for me to open my mouth to check the presence and quantity of teeth. He began leisurely, but very depressingly.
- You, I heard, layman?
“Again!” I thought, and said out loud: “Yes, it is.
He nodded his head.
- That's what, young man, you have to learn one thing. You can not write about what was not.
- God be with you! - I tried to laugh it off. - Everyone just writes about what was not there. If they wrote the truth about what was or is, no one would read.
He frowned. His eyebrows were furry, but combed.
“So,” he continued, as if not having heard my answer, “as the new head of the publishing house, I read what they release here.” Reached your ... khe-khe ... art. Khe-khe. And what am I reading here? Page 10: You paint what a fagot Shakespeare could be. That's it, - and he leaned over the table, - no one is interested.
У записи 5 лайков,
0 репостов,
171 просмотров.
0 репостов,
171 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Юлия Шувалова