Мы сидели за ланчем, когда моя дочь как бы между делом упомянула, что она и ее муж подумывают о том, чтобы «завести полноценную семью».
— Мы тут проводим опрос общественного мнения, — сказала она в шутку. — Как думаешь, может, мне стоит обзавестись ребенком?
— Это изменит твою жизнь, — сказала я, стараясь ничем не выдавать своих эмоций.
— Я знаю, — отозвалась она. — И в выходные не поспишь, и в отпуск толком не съездишь.
Но это было совсем не то, что я имела в виду. Я смотрела на мою дочь, пытаясь почетче сформулировать свои слова. Я хотела, чтобы она поняла то, чему ее не научат ни на каких дородовых курсах.
Мне хотелось сказать ей, что физические раны от родов заживут очень быстро, но материнство даст ей такую кровоточащую эмоциональную рану, которая никогда не затянется. Мне хотелось предупредить ее, что впредь она уже никогда не сможет читать газету без внутреннего вопроса: «А что, если бы это случилось с моим ребенком?» Что каждая авиакатастрофа, каждый пожар будет преследовать ее. Что когда она будет смотреть на фотографии детей, умирающих с голода, она будет думать о том, что на свете нет ничего хуже смерти твоего ребенка.
Я смотрела на ее отманикюренные ноготки и стильный костюм и думала о том, что как бы изысканна она ни была, материнство опустит ее на примитивный уровень медведицы, защищающей своего медвежонка. Что встревоженный крик «Мама!» заставит ее бросить без сожаления все — от суфле до самого лучшего хрустального бокала.
Мне казалось, что я должна предупредить ее, что сколько бы лет она не потратила на свою работу, ее карьера существенно пострадает после рождения ребенка. Она может нанять няню, но однажды она отправится на деловую важнейшую встречу, но думать она будет о сладком запахе детской головки. И ей потребуется вся ее сила воли, чтобы не сбежать домой просто ради того, чтобы выяснить, что с ее малышом все в порядке.
Я хотела, чтобы моя дочь знала, что ерундовые каждодневные проблемы уже никогда не будут для нее ерундой. Что желание пятилетнего мальчика пойти в мужской туалет в «Макдоналдсе» станет огромной дилеммой. Что там, среди гремящих подносов и вопящих детей, вопросы независимости и половой принадлежности встанут на одну чашу весов, а страх, что там, в туалете, может оказаться насильник малолетних — на другую.
Глядя на свою привлекательную дочь, я хотела сказать ей, что она может сбросить набранный при беременности вес, но она никогда не сможет сбросить с себя материнство и стать прежней. Что ее жизнь, такая важная для нее сейчас, уже не будет столь значимой после рождения ребенка. Что она забудет про себя в тот момент, когда надо будет спасти ее отпрыска, и что она научится надеяться на осуществление — о нет! не своей мечты! — мечты своих детей.
Я хотела, чтобы она знала, что шрам от кесарева сечения или растяжки будут для нее знаками чести. Что ее отношения с ее мужем изменятся и совсем не так, как она думает. Мне бы хотелось, чтобы она поняла, как сильно можно любить мужчину, который осторожно посыпает присыпкой твоего ребенка и который никогда не отказывается поиграть с ним. Думаю, она узнает, что такое влюбиться заново по причине, которая сейчас покажется ей совсем неромантической.
Я хотела, чтобы моя дочь могла почувствовать ту связь между всеми женщинами земли, которые пытались остановить войны, преступления и вождение в пьяном виде.
Я хотела описать моей дочери чувство восторга, которое переполняет мать, когда она видит, как ее ребенок учится ездить на велосипеде. Я хотела запечатлеть для нее смех малыша, впервые дотрагивающегося до мягкой шерстки щенка или котенка. Я хотела, чтобы она почувствовала радость настолько животрепещущую, что она может причинять боль.
Удивленный взгляд моей дочери дал мне понять, что у меня на глаза навернулись слезы.
— Ты никогда не пожалеешь об этом, — сказала я наконец. Потом я дотянулась через стол до нее, сжала ее руку и мысленно помолилась за нее, за себя и за всех смертных женщин, кто посвящает себя этому самому чудесному из призваний
— Мы тут проводим опрос общественного мнения, — сказала она в шутку. — Как думаешь, может, мне стоит обзавестись ребенком?
— Это изменит твою жизнь, — сказала я, стараясь ничем не выдавать своих эмоций.
— Я знаю, — отозвалась она. — И в выходные не поспишь, и в отпуск толком не съездишь.
Но это было совсем не то, что я имела в виду. Я смотрела на мою дочь, пытаясь почетче сформулировать свои слова. Я хотела, чтобы она поняла то, чему ее не научат ни на каких дородовых курсах.
Мне хотелось сказать ей, что физические раны от родов заживут очень быстро, но материнство даст ей такую кровоточащую эмоциональную рану, которая никогда не затянется. Мне хотелось предупредить ее, что впредь она уже никогда не сможет читать газету без внутреннего вопроса: «А что, если бы это случилось с моим ребенком?» Что каждая авиакатастрофа, каждый пожар будет преследовать ее. Что когда она будет смотреть на фотографии детей, умирающих с голода, она будет думать о том, что на свете нет ничего хуже смерти твоего ребенка.
Я смотрела на ее отманикюренные ноготки и стильный костюм и думала о том, что как бы изысканна она ни была, материнство опустит ее на примитивный уровень медведицы, защищающей своего медвежонка. Что встревоженный крик «Мама!» заставит ее бросить без сожаления все — от суфле до самого лучшего хрустального бокала.
Мне казалось, что я должна предупредить ее, что сколько бы лет она не потратила на свою работу, ее карьера существенно пострадает после рождения ребенка. Она может нанять няню, но однажды она отправится на деловую важнейшую встречу, но думать она будет о сладком запахе детской головки. И ей потребуется вся ее сила воли, чтобы не сбежать домой просто ради того, чтобы выяснить, что с ее малышом все в порядке.
Я хотела, чтобы моя дочь знала, что ерундовые каждодневные проблемы уже никогда не будут для нее ерундой. Что желание пятилетнего мальчика пойти в мужской туалет в «Макдоналдсе» станет огромной дилеммой. Что там, среди гремящих подносов и вопящих детей, вопросы независимости и половой принадлежности встанут на одну чашу весов, а страх, что там, в туалете, может оказаться насильник малолетних — на другую.
Глядя на свою привлекательную дочь, я хотела сказать ей, что она может сбросить набранный при беременности вес, но она никогда не сможет сбросить с себя материнство и стать прежней. Что ее жизнь, такая важная для нее сейчас, уже не будет столь значимой после рождения ребенка. Что она забудет про себя в тот момент, когда надо будет спасти ее отпрыска, и что она научится надеяться на осуществление — о нет! не своей мечты! — мечты своих детей.
Я хотела, чтобы она знала, что шрам от кесарева сечения или растяжки будут для нее знаками чести. Что ее отношения с ее мужем изменятся и совсем не так, как она думает. Мне бы хотелось, чтобы она поняла, как сильно можно любить мужчину, который осторожно посыпает присыпкой твоего ребенка и который никогда не отказывается поиграть с ним. Думаю, она узнает, что такое влюбиться заново по причине, которая сейчас покажется ей совсем неромантической.
Я хотела, чтобы моя дочь могла почувствовать ту связь между всеми женщинами земли, которые пытались остановить войны, преступления и вождение в пьяном виде.
Я хотела описать моей дочери чувство восторга, которое переполняет мать, когда она видит, как ее ребенок учится ездить на велосипеде. Я хотела запечатлеть для нее смех малыша, впервые дотрагивающегося до мягкой шерстки щенка или котенка. Я хотела, чтобы она почувствовала радость настолько животрепещущую, что она может причинять боль.
Удивленный взгляд моей дочери дал мне понять, что у меня на глаза навернулись слезы.
— Ты никогда не пожалеешь об этом, — сказала я наконец. Потом я дотянулась через стол до нее, сжала ее руку и мысленно помолилась за нее, за себя и за всех смертных женщин, кто посвящает себя этому самому чудесному из призваний
We sat at lunch when my daughter, as it were, casually mentioned that she and her husband were thinking about “having a full-fledged family”.
“We're doing a public opinion poll here,” she said jokingly. “What do you think, maybe I should have a baby?”
“It will change your life,” I said, trying not to give my emotions away.
“I know,” she said. “You won’t sleep on weekends, and you won’t really go on vacation.”
But that was not at all what I had in mind. I looked at my daughter, trying to articulate my words more clearly. I wanted her to understand what she would not be taught in any prenatal courses.
I wanted to tell her that the physical wounds from childbirth would heal very quickly, but motherhood would give her such a bleeding emotional wound that would never heal. I wanted to warn her that from now on she would never be able to read the newspaper without an internal question: “What if this happened to my child?” That every plane crash, every fire would haunt her. That when she looks at photographs of children starving to death, she will think that in the world there is nothing worse than the death of your child.
I looked at her manicured nails and a stylish suit and thought that no matter how sophisticated she was, motherhood would lower her to the primitive level of a bear protecting her teddy bear. That alarmed cry of "Mom!" Will make her throw everything without regret - from the souffle to the very best crystal glass.
It seemed to me that I should warn her that no matter how many years she spent on her work, her career would suffer significantly after the birth of a child. She can hire a nanny, but one day she will go to an important business meeting, but she will think about the sweet smell of a baby’s head. And she will need all her willpower so as not to run home just to find out that everything is in order with her baby.
I wanted my daughter to know that everyday bullshit problems would never be bullshit for her. That the desire of a five-year-old boy to go to the men's room at McDonald's would be a huge dilemma. That there, amidst thundering trays and screaming children, the questions of independence and gender will stand on one side of the scales, and the fear that there, in the toilet, there may be a rapist of minors - on the other.
Looking at my attractive daughter, I wanted to tell her that she can lose weight gained during pregnancy, but she can never lose her motherhood and become the same. That her life, so important to her now, will no longer be so significant after the birth of her baby. What she will forget to herself at that moment when it will be necessary to save her offspring, and that she will learn to hope for implementation - oh no! not your dream! - the dreams of their children.
I wanted her to know that a caesarean section scar or stretch marks would be a sign of honor for her. That her relationship with her husband will change and not at all the way she thinks. I would like her to understand how much you can love a man who carefully sprinkles powder on your baby and who never refuses to play with him. I think she will find out what it is to fall in love again for a reason that now seems completely unromantic to her.
I wanted my daughter to feel the connection between all the women of the earth who tried to stop wars, crimes and drunk driving.
I wanted to describe to my daughter the feeling of excitement that a mother overwhelms when she sees her child learning to ride a bicycle. I wanted to capture for her the laugh of a baby, for the first time touching a soft coat of a puppy or kitten. I wanted her to feel joy so vital that it can hurt.
My daughter's puzzled look made me realize that tears had come to my eyes.
“You will never regret it,” I said finally. Then I reached across the table to her, squeezed her hand and mentally prayed for her, for myself and for all mortal women who devote themselves to this most wonderful of vocations
“We're doing a public opinion poll here,” she said jokingly. “What do you think, maybe I should have a baby?”
“It will change your life,” I said, trying not to give my emotions away.
“I know,” she said. “You won’t sleep on weekends, and you won’t really go on vacation.”
But that was not at all what I had in mind. I looked at my daughter, trying to articulate my words more clearly. I wanted her to understand what she would not be taught in any prenatal courses.
I wanted to tell her that the physical wounds from childbirth would heal very quickly, but motherhood would give her such a bleeding emotional wound that would never heal. I wanted to warn her that from now on she would never be able to read the newspaper without an internal question: “What if this happened to my child?” That every plane crash, every fire would haunt her. That when she looks at photographs of children starving to death, she will think that in the world there is nothing worse than the death of your child.
I looked at her manicured nails and a stylish suit and thought that no matter how sophisticated she was, motherhood would lower her to the primitive level of a bear protecting her teddy bear. That alarmed cry of "Mom!" Will make her throw everything without regret - from the souffle to the very best crystal glass.
It seemed to me that I should warn her that no matter how many years she spent on her work, her career would suffer significantly after the birth of a child. She can hire a nanny, but one day she will go to an important business meeting, but she will think about the sweet smell of a baby’s head. And she will need all her willpower so as not to run home just to find out that everything is in order with her baby.
I wanted my daughter to know that everyday bullshit problems would never be bullshit for her. That the desire of a five-year-old boy to go to the men's room at McDonald's would be a huge dilemma. That there, amidst thundering trays and screaming children, the questions of independence and gender will stand on one side of the scales, and the fear that there, in the toilet, there may be a rapist of minors - on the other.
Looking at my attractive daughter, I wanted to tell her that she can lose weight gained during pregnancy, but she can never lose her motherhood and become the same. That her life, so important to her now, will no longer be so significant after the birth of her baby. What she will forget to herself at that moment when it will be necessary to save her offspring, and that she will learn to hope for implementation - oh no! not your dream! - the dreams of their children.
I wanted her to know that a caesarean section scar or stretch marks would be a sign of honor for her. That her relationship with her husband will change and not at all the way she thinks. I would like her to understand how much you can love a man who carefully sprinkles powder on your baby and who never refuses to play with him. I think she will find out what it is to fall in love again for a reason that now seems completely unromantic to her.
I wanted my daughter to feel the connection between all the women of the earth who tried to stop wars, crimes and drunk driving.
I wanted to describe to my daughter the feeling of excitement that a mother overwhelms when she sees her child learning to ride a bicycle. I wanted to capture for her the laugh of a baby, for the first time touching a soft coat of a puppy or kitten. I wanted her to feel joy so vital that it can hurt.
My daughter's puzzled look made me realize that tears had come to my eyes.
“You will never regret it,” I said finally. Then I reached across the table to her, squeezed her hand and mentally prayed for her, for myself and for all mortal women who devote themselves to this most wonderful of vocations
У записи 5 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Кротенко
