Из переписки Александра Львовича Бертье-Делагарда и Алексея Васильевича Орешникова. Просто поразительно, насколько человек живо и глубоко чувствовал, что происходит...
12-го января 1906 года.
Дорогой Алексей Васильевич!
Живы и целы ли Вы, после московских ужасов, которые, кажется, и ваши места захватили. А я-то, дурак круглый, питал надежду, что хоть Москва не сдаст, если вспомните наши летние разговоры, в которых Вы все так меня укоряли в преувеличениях. Теперь, вероятно, и Вы согласитесь, что я был ниже совершившегося. Погибло государство, с такими муками создаваемое. Все рассыпается и захлестывается прямой пугачевщиной. Банкротство несомненно, а за ним и расчленение. Уже и теперь ни Кавказа, ни Польши не существует, еще немного, и то же придется сказать о западном крае, а там и всей Новороссии. И как подумаешь, что безумие во всех продолжает полной силой действовать, берет настоящий ужас. Безумие повальное, эпидемическое и беспросветное. Еще страшнее, что ни единого человека ни в чем и нигде не оказалось. Все это самые обыкновенные фанатики, палачи, заговорщики, убийцы, полицейские, чиновники, солдаты, без малейшего признака Божьей искры. Лучшие люди русской земли в самом ее сердце, можно сказать, одним плевком огаживают мучительные труды веков и выбрасывают все жиду в снедь и подчинение. Не могу писать, простите. Давно собирался, но все ничего не мог сложить, так тяжело. У нас как будто и тихо, но в существе еще подлее, чем у Вас. Все мы под красной палкой и совершенно бессильны. Убийства и разбои ежедневны, сидим, запершись и никуда не показываясь, даже днем.
Хотел своих послать жить заграницу, самым бедным образом, конечно, не хотят без меня, а я не могу покинуть Россию, хотя и знаю, что ей совершенно бесполезен. Собирался к Вам в Москву, но теперь не до того, да и своих оставить невозможно. Вооруженным восстанием и пожарами нам грозят настоятельно, и всего более боюсь за библиотеку; хотел ее послать в Одессу, но и оттуда говорят, что ни за что не могут ручаться.
Если сможете, черкните словечко. Елене Дмитриевне нижайшее почтение, Вас сердечно обнимаю, но чего доброго пожелать не смею, чтобы не приняли за насмешку.
Искренно преданный А. Бертье-Делагард.
12-го января 1906 года.
Дорогой Алексей Васильевич!
Живы и целы ли Вы, после московских ужасов, которые, кажется, и ваши места захватили. А я-то, дурак круглый, питал надежду, что хоть Москва не сдаст, если вспомните наши летние разговоры, в которых Вы все так меня укоряли в преувеличениях. Теперь, вероятно, и Вы согласитесь, что я был ниже совершившегося. Погибло государство, с такими муками создаваемое. Все рассыпается и захлестывается прямой пугачевщиной. Банкротство несомненно, а за ним и расчленение. Уже и теперь ни Кавказа, ни Польши не существует, еще немного, и то же придется сказать о западном крае, а там и всей Новороссии. И как подумаешь, что безумие во всех продолжает полной силой действовать, берет настоящий ужас. Безумие повальное, эпидемическое и беспросветное. Еще страшнее, что ни единого человека ни в чем и нигде не оказалось. Все это самые обыкновенные фанатики, палачи, заговорщики, убийцы, полицейские, чиновники, солдаты, без малейшего признака Божьей искры. Лучшие люди русской земли в самом ее сердце, можно сказать, одним плевком огаживают мучительные труды веков и выбрасывают все жиду в снедь и подчинение. Не могу писать, простите. Давно собирался, но все ничего не мог сложить, так тяжело. У нас как будто и тихо, но в существе еще подлее, чем у Вас. Все мы под красной палкой и совершенно бессильны. Убийства и разбои ежедневны, сидим, запершись и никуда не показываясь, даже днем.
Хотел своих послать жить заграницу, самым бедным образом, конечно, не хотят без меня, а я не могу покинуть Россию, хотя и знаю, что ей совершенно бесполезен. Собирался к Вам в Москву, но теперь не до того, да и своих оставить невозможно. Вооруженным восстанием и пожарами нам грозят настоятельно, и всего более боюсь за библиотеку; хотел ее послать в Одессу, но и оттуда говорят, что ни за что не могут ручаться.
Если сможете, черкните словечко. Елене Дмитриевне нижайшее почтение, Вас сердечно обнимаю, но чего доброго пожелать не смею, чтобы не приняли за насмешку.
Искренно преданный А. Бертье-Делагард.
From the correspondence of Alexander Lvovich Bertier-Delagard and Alexei Vasilyevich Oreshnikov. It is simply amazing how vividly and deeply a person felt what was happening ...
January 12, 1906.
Dear Alexey Vasilievich!
Are you alive and intact after the Moscow horrors that seem to have taken your places. But I, a round fool, had the hope that even Moscow would not give up, if you recall our summer talks in which you all reproached me like that in exaggeration. Now, probably, you will agree that I was lower than the accomplished one. The state that was created with such torment died. Everything falls apart and is overwhelmed by direct Pugachevism. Bankruptcy is undoubtedly followed by dismemberment. Already now neither the Caucasus nor Poland exists, just a little more, and the same will have to be said about the western region, and there the whole of New Russia. And if you think that the madness in all continues to act with full force, it takes real horror. Madness is rampant, epidemic and hopeless. Even worse, that not a single person was anywhere and nowhere. All these are the most ordinary fanatics, executioners, conspirators, murderers, policemen, officials, soldiers, without the slightest sign of God's spark. The best people of the Russian land in its very heart, one might say, spit the agonizing labors of centuries with one spit and throw all the Jews into food and submission. I can’t write, sorry. I’ve been planning for a long time, but I couldn’t put anything together, it’s so hard. We seem to be quiet, but in the being is even meaner than yours. We are all under a red stick and completely powerless. Murders and robberies are daily, we sit, shut ourselves up and do not appear anywhere, even during the day.
He wanted to send his people abroad, in the poorest way, of course, they don’t want to live without me, and I can’t leave Russia, although I know that it is completely useless to her. He was going to Moscow to you, but now it’s not before, and it’s impossible to leave his own. We are threatened with armed insurrection and fires, and most of all I am afraid for the library; I wanted to send her to Odessa, but even from there they say that they can’t vouch for anything.
If you can, drop a word. Elena Dmitriyevna the lowest respect, I embrace you cordially, but I do not dare to wish anything good, so as not to be taken as a mockery.
Sincerely devoted A. Bertier-Delagard.
January 12, 1906.
Dear Alexey Vasilievich!
Are you alive and intact after the Moscow horrors that seem to have taken your places. But I, a round fool, had the hope that even Moscow would not give up, if you recall our summer talks in which you all reproached me like that in exaggeration. Now, probably, you will agree that I was lower than the accomplished one. The state that was created with such torment died. Everything falls apart and is overwhelmed by direct Pugachevism. Bankruptcy is undoubtedly followed by dismemberment. Already now neither the Caucasus nor Poland exists, just a little more, and the same will have to be said about the western region, and there the whole of New Russia. And if you think that the madness in all continues to act with full force, it takes real horror. Madness is rampant, epidemic and hopeless. Even worse, that not a single person was anywhere and nowhere. All these are the most ordinary fanatics, executioners, conspirators, murderers, policemen, officials, soldiers, without the slightest sign of God's spark. The best people of the Russian land in its very heart, one might say, spit the agonizing labors of centuries with one spit and throw all the Jews into food and submission. I can’t write, sorry. I’ve been planning for a long time, but I couldn’t put anything together, it’s so hard. We seem to be quiet, but in the being is even meaner than yours. We are all under a red stick and completely powerless. Murders and robberies are daily, we sit, shut ourselves up and do not appear anywhere, even during the day.
He wanted to send his people abroad, in the poorest way, of course, they don’t want to live without me, and I can’t leave Russia, although I know that it is completely useless to her. He was going to Moscow to you, but now it’s not before, and it’s impossible to leave his own. We are threatened with armed insurrection and fires, and most of all I am afraid for the library; I wanted to send her to Odessa, but even from there they say that they can’t vouch for anything.
If you can, drop a word. Elena Dmitriyevna the lowest respect, I embrace you cordially, but I do not dare to wish anything good, so as not to be taken as a mockery.
Sincerely devoted A. Bertier-Delagard.
У записи 7 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгений Захаров
