Заплакать, чтобы прозреть
Я хочу поговорить с вами о слезах. Слёзы - это знак беды, но они и знак милости Божией. "Лакримоза" - как красиво по латыни звучит слово "слеза"! Слеза очищает не только человеческий глаз - без слёз мы бы не смогли смотреть на мир, - она очищает также и сердце. Помните чудную сказку Андерсена про страшных троллей, которые бросили своё зеркало на землю? Оно разбилось на миллиарды осколков, которые попали в глаза многим людям, и те, у кого в глазу оказался осколочек этого стекла, стали видеть окружающий мир в искаженном свете.
Мы с вами смотрим на мир какими-то странными глазами, сквозь странные очки. Находясь в темнице страстей, мы смотрим на мир из окна своей "тюрьмы", и этот вид у нас необычен именно потому, что мы в "тюрьме". И в глазах у нас осколки подобного зеркала, и они вымываются слезами. Но для того чтобы выплакать это стёклышко, нужны многие труды.
Есть в "Откровении" Иоанна Богослова красивые слова: если ты думаешь, что богат и ни в чем не имеешь нужды, то ты жалок, слеп, нищ и наг. Иоанн Богослов советует человеку купить у Христа золото, очищенное огнем, и помазать неким коллурием, то есть глазной мазью, глаза свои, чтобы видеть.
Но мы, слава Богу, зрячие. Теперь телевидение дает нам возможность общаться в эфире, не радио, а именно телевидение, то есть мы видим друг друга в эфире с помощью технических средств. Вроде бы мы зрячие, но на самом деле мы по сути слепы. Вот такая странность есть в человеческом состоянии. Человек должен помазать свои глаза неким коллурием, по апостолу Иоанну Богослову, чтобы видеть. И таким коллурием, глазной мазью, являются слёзы. Помазать глаза, чтобы прозреть, означает заплакать.
Плач бывает разный. Он бывает от обиды, бывает от боли. Причем заметьте, что когда человеку больно физически, он больше кричит, чем плачет, то есть слёз там мало. Слёзы же текут именно от сердечной боли. А боль бывает разная, и какую боль терпеть легче - вопрос сложный и открытый, у кого как получается. Кто-то даст обрубить себе все пальцы один за другим, но не сможет стерпеть, скажем, супружеской измены. А кто-то легче перенесёт эту обиду, но орет как резаный, когда садится в кресло зубного врача. То есть кому что больнее.
Чем чище человек, тем тяжелее ему терпеть душевную боль. Он скорее согласится поменять душевную боль на телесную, согласится, чтобы его резали или жгли, нежели чтобы ему изменили, обманули, оскорбили и т.д. Ему важнее, чтобы не было душевных мук, чтобы не было греха совершившегося, а потом страданий совести, которые тяжелее, чем телесные муки.
Слезы имеют огромную власть над человеком. Вообще наша жизнь печальна. Это только по недоразумению весь телеэфир в праздничные дни заполнен хиханьками-хаханьками, постоянным весельем. С реальной жизнью это никак не связано. Потому что чем больше знаешь, чем больше чувствуешь, соответственно, тем меньше смеёшься. Жизнь полна слёз, и слёзы эти серьёзные. И каждая из них на особых весах весит больше, чем самые тяжёлые гири.
И вот, братья и сестры, вопрос о том, какую форму жизни мы избираем, какие инстинкты в нас живут. Если плачем, то вспомним слова: "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Мф. 5:4). Если хохочем, то Евангелие говорит нам: "Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете!" (Лк. 6:25).
Есть что-то демоническое в смехе. Смех сам по себе неплох, безусловно. Есть смех невинный - таков смех детей. Взглянув на смеющегося ребёнка, сам не удержишься от смеха, потому что хохочущее дитя - это нечто Божественное, это красиво. Сама вечность, по Гераклиту, - это играющий ребёнок. Поэтому смеющийся ребёнок - это действительно Божественно, это прекрасно. Но смеющийся взрослый - это человек, смеющийся над чем-то, и то, над чем он смеётся, чаще всего ниже пояса, или же построена на чужой беде, или же он смеётся над чужими недостатками и т.д. А это уже не смешно.
Есть особый дар слёз. О нём молился Златоуст, говоря: "Даждь ми слёзы, память смертную и умиление". Умилением в этом смысле называют глубокую жалость о себе. Жалость, соединенную с чувством, что Бог милует. "Слёзы, память смертную и умиление", то есть я раб Божий, я раб, достойный кары, и жалко мне себя, что гадок я. Но эта жалость смешивается с чувством Божьего прощения, и эта сложная смесь рождает в душе какую-то теплую слезу.
По слову Иоанна Лествичника, слеза после Крещения дороже воды самого крещения. Потому что крещены многие, миллионы и миллиарды крещены, но плакали после Крещения немногие. А слеза после Крещения может быть, например, о совершенном грехе или о Господе. Ведь о Господе можно заплакать, например, в день Страстной пятницы, когда мы стоим у Креста и понимаем, что это мы распяли Иисуса. Не кто-то далеко - римские воины или хитрые иудеи, не они, а мы прибили Сына Божия к древу своими беззакониями. Бывает теплая слеза и о Боге, и эта слеза слаще, чем многие товары, предлагаемые в кондитерских лавках.
Я даже больше скажу: есть культура, не духовная культура, а культура вообще, вырастающая из неких христианских корней, которая тоже учит нас плакать. И эти слёзы тоже бывают хороши.
Вспомним слова А. С. Пушкина, который говорил: "Над вымыслом слезами обольюсь..." Пролистаем произведения выдающихся писателей. Есть среди них те, которые подталкивают нас к смеху, а есть те, которые исторгают из нашей души слёзы. Что из них лучше? Как по мне, лучше те, которые вызывают слёзы.
"При печали лица сердце делается лучше", - говорил Соломон. И действительно, хохочущий человек к себе невнимателен. Плачущий человек затронул какую-то струну в общей мировой жизни, которая делает его внимательней, умнее и чувствительней. Он либо о себе печалуется, либо чувствует некую общечеловеческую боль, а это, несомненно, делает человека лучше. Бывает, когда смех сквозь слёзы, когда человек смеется сквозь спазмы рыданий. Это сложное явление, о нём нужно говорить отдельно. Но плачущая культура, по мне, лучше культуры смеющейся.
Сегодня мы живем в том мире, о котором сказал один из известных современных писателей Венедикт Ерофеев: "Превратили мою землю в паскудный ад, и сегодня слёзы у них под запретом, а смех публичен". То есть можно хохотать на улице, не стыдясь.
Вы идёте по улице и вдруг видите, как кто-то плачет, закрыв лицо руками, его страдания буквально рвутся наружу. Вам становится не по себе - в вашу жизнь вторгается нечто, чего вы не хотели. Плачущий человек - всегда тревога, всегда некий холодный душ, а может, даже пощёчина. А почему так? Неужели мы должны всю жизнь смеяться? Да и над чем, собственно, смеяться?
Поэтому давайте подумаем, братья и сестры, о слезах. Я говорю не только о духовных слезах, дай Бог, конечно, чтобы они у вас были. Хоть раз в жизни пролить одну слезу о своих грехах - это великое дело!
(Протоиерей Андрей Ткачев, из книги "Как научиться любить людей")
Я хочу поговорить с вами о слезах. Слёзы - это знак беды, но они и знак милости Божией. "Лакримоза" - как красиво по латыни звучит слово "слеза"! Слеза очищает не только человеческий глаз - без слёз мы бы не смогли смотреть на мир, - она очищает также и сердце. Помните чудную сказку Андерсена про страшных троллей, которые бросили своё зеркало на землю? Оно разбилось на миллиарды осколков, которые попали в глаза многим людям, и те, у кого в глазу оказался осколочек этого стекла, стали видеть окружающий мир в искаженном свете.
Мы с вами смотрим на мир какими-то странными глазами, сквозь странные очки. Находясь в темнице страстей, мы смотрим на мир из окна своей "тюрьмы", и этот вид у нас необычен именно потому, что мы в "тюрьме". И в глазах у нас осколки подобного зеркала, и они вымываются слезами. Но для того чтобы выплакать это стёклышко, нужны многие труды.
Есть в "Откровении" Иоанна Богослова красивые слова: если ты думаешь, что богат и ни в чем не имеешь нужды, то ты жалок, слеп, нищ и наг. Иоанн Богослов советует человеку купить у Христа золото, очищенное огнем, и помазать неким коллурием, то есть глазной мазью, глаза свои, чтобы видеть.
Но мы, слава Богу, зрячие. Теперь телевидение дает нам возможность общаться в эфире, не радио, а именно телевидение, то есть мы видим друг друга в эфире с помощью технических средств. Вроде бы мы зрячие, но на самом деле мы по сути слепы. Вот такая странность есть в человеческом состоянии. Человек должен помазать свои глаза неким коллурием, по апостолу Иоанну Богослову, чтобы видеть. И таким коллурием, глазной мазью, являются слёзы. Помазать глаза, чтобы прозреть, означает заплакать.
Плач бывает разный. Он бывает от обиды, бывает от боли. Причем заметьте, что когда человеку больно физически, он больше кричит, чем плачет, то есть слёз там мало. Слёзы же текут именно от сердечной боли. А боль бывает разная, и какую боль терпеть легче - вопрос сложный и открытый, у кого как получается. Кто-то даст обрубить себе все пальцы один за другим, но не сможет стерпеть, скажем, супружеской измены. А кто-то легче перенесёт эту обиду, но орет как резаный, когда садится в кресло зубного врача. То есть кому что больнее.
Чем чище человек, тем тяжелее ему терпеть душевную боль. Он скорее согласится поменять душевную боль на телесную, согласится, чтобы его резали или жгли, нежели чтобы ему изменили, обманули, оскорбили и т.д. Ему важнее, чтобы не было душевных мук, чтобы не было греха совершившегося, а потом страданий совести, которые тяжелее, чем телесные муки.
Слезы имеют огромную власть над человеком. Вообще наша жизнь печальна. Это только по недоразумению весь телеэфир в праздничные дни заполнен хиханьками-хаханьками, постоянным весельем. С реальной жизнью это никак не связано. Потому что чем больше знаешь, чем больше чувствуешь, соответственно, тем меньше смеёшься. Жизнь полна слёз, и слёзы эти серьёзные. И каждая из них на особых весах весит больше, чем самые тяжёлые гири.
И вот, братья и сестры, вопрос о том, какую форму жизни мы избираем, какие инстинкты в нас живут. Если плачем, то вспомним слова: "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Мф. 5:4). Если хохочем, то Евангелие говорит нам: "Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете!" (Лк. 6:25).
Есть что-то демоническое в смехе. Смех сам по себе неплох, безусловно. Есть смех невинный - таков смех детей. Взглянув на смеющегося ребёнка, сам не удержишься от смеха, потому что хохочущее дитя - это нечто Божественное, это красиво. Сама вечность, по Гераклиту, - это играющий ребёнок. Поэтому смеющийся ребёнок - это действительно Божественно, это прекрасно. Но смеющийся взрослый - это человек, смеющийся над чем-то, и то, над чем он смеётся, чаще всего ниже пояса, или же построена на чужой беде, или же он смеётся над чужими недостатками и т.д. А это уже не смешно.
Есть особый дар слёз. О нём молился Златоуст, говоря: "Даждь ми слёзы, память смертную и умиление". Умилением в этом смысле называют глубокую жалость о себе. Жалость, соединенную с чувством, что Бог милует. "Слёзы, память смертную и умиление", то есть я раб Божий, я раб, достойный кары, и жалко мне себя, что гадок я. Но эта жалость смешивается с чувством Божьего прощения, и эта сложная смесь рождает в душе какую-то теплую слезу.
По слову Иоанна Лествичника, слеза после Крещения дороже воды самого крещения. Потому что крещены многие, миллионы и миллиарды крещены, но плакали после Крещения немногие. А слеза после Крещения может быть, например, о совершенном грехе или о Господе. Ведь о Господе можно заплакать, например, в день Страстной пятницы, когда мы стоим у Креста и понимаем, что это мы распяли Иисуса. Не кто-то далеко - римские воины или хитрые иудеи, не они, а мы прибили Сына Божия к древу своими беззакониями. Бывает теплая слеза и о Боге, и эта слеза слаще, чем многие товары, предлагаемые в кондитерских лавках.
Я даже больше скажу: есть культура, не духовная культура, а культура вообще, вырастающая из неких христианских корней, которая тоже учит нас плакать. И эти слёзы тоже бывают хороши.
Вспомним слова А. С. Пушкина, который говорил: "Над вымыслом слезами обольюсь..." Пролистаем произведения выдающихся писателей. Есть среди них те, которые подталкивают нас к смеху, а есть те, которые исторгают из нашей души слёзы. Что из них лучше? Как по мне, лучше те, которые вызывают слёзы.
"При печали лица сердце делается лучше", - говорил Соломон. И действительно, хохочущий человек к себе невнимателен. Плачущий человек затронул какую-то струну в общей мировой жизни, которая делает его внимательней, умнее и чувствительней. Он либо о себе печалуется, либо чувствует некую общечеловеческую боль, а это, несомненно, делает человека лучше. Бывает, когда смех сквозь слёзы, когда человек смеется сквозь спазмы рыданий. Это сложное явление, о нём нужно говорить отдельно. Но плачущая культура, по мне, лучше культуры смеющейся.
Сегодня мы живем в том мире, о котором сказал один из известных современных писателей Венедикт Ерофеев: "Превратили мою землю в паскудный ад, и сегодня слёзы у них под запретом, а смех публичен". То есть можно хохотать на улице, не стыдясь.
Вы идёте по улице и вдруг видите, как кто-то плачет, закрыв лицо руками, его страдания буквально рвутся наружу. Вам становится не по себе - в вашу жизнь вторгается нечто, чего вы не хотели. Плачущий человек - всегда тревога, всегда некий холодный душ, а может, даже пощёчина. А почему так? Неужели мы должны всю жизнь смеяться? Да и над чем, собственно, смеяться?
Поэтому давайте подумаем, братья и сестры, о слезах. Я говорю не только о духовных слезах, дай Бог, конечно, чтобы они у вас были. Хоть раз в жизни пролить одну слезу о своих грехах - это великое дело!
(Протоиерей Андрей Ткачев, из книги "Как научиться любить людей")
Cry to see clearly
I want to talk to you about tears. Tears are a sign of trouble, but they are also a sign of God's mercy. "Lacrimosa" - how beautiful the word "tear" sounds in Latin! A tear does not only cleanse the human eye - without tears we would not be able to look at the world - it also purifies the heart. Remember Andersen's wonderful tale of the terrible trolls who threw their mirror to the ground? It was broken into billions of fragments that fell into the eyes of many people, and those who had a piece of this glass in their eyes began to see the world around them in a distorted light.
We are looking at the world with some strange eyes, through strange glasses. Being in the dungeon of passions, we look at the world from the window of our “prison”, and this view is unusual for us precisely because we are in a “prison”. And in our eyes are fragments of such a mirror, and they are washed away by tears. But in order to cry out this glass, many works are needed.
There are beautiful words in the "Revelation" of John the Evangelist: if you think that you are rich and have no need for anything, then you are miserable, blind, impoverished and naked. John the Theologian advises a person to buy gold from Christ cleansed by fire and anoint his eyes with a certain colurium, that is, eye ointment, to see.
But we, thank God, are sighted. Now television gives us the opportunity to communicate on the air, not radio, namely television, that is, we see each other on the air using technical means. We seem to be sighted, but in reality we are essentially blind. This strange thing is in the human condition. A man must anoint his eyes with a certain callurium, according to the Apostle John the Theologian, in order to see. And such a calluria, an eye ointment, are tears. To anoint eyes to see clearly is to cry.
Crying is different. It happens from resentment, it happens from pain. Moreover, note that when a person is physically hurt, he screams more than cries, that is, there are few tears there. Tears flow precisely from heart pain. But the pain can be different, and what kind of pain it is easier to endure is a complex and open question, who can do it. Someone will allow themselves to be cut off all fingers one by one, but they will not be able to endure, say, adultery. And someone will easily bear this resentment, but screams like a shred when he sits in the dentist's chair. That is, to whom that is more painful.
The cleaner the person, the harder it is for him to endure heartache. He would rather agree to exchange mental pain for bodily pain, agree to be cut or burned, rather than to be cheated, deceived, insulted, etc. It is more important for him that there is no mental anguish, that there is no sin committed, and then suffering of conscience, which is harder than bodily torment.
Tears have tremendous power over man. In general, our life is sad. It is only by misunderstanding that the entire airtime on holidays is filled with hi-hahanki, constant fun. It has nothing to do with real life. Because the more you know, the more you feel, respectively, the less you laugh. Life is full of tears, and these are serious tears. And each of them on special scales weighs more than the heaviest weights.
And so, brothers and sisters, the question is what form of life we choose, what instincts live in us. If we cry, we recall the words: “Blessed are those who mourn, for they will be comforted” (Matt. 5: 4). If we laugh, the Gospel tells us: "Woe to you, laughing now, for weep and weep!" (Luke 6:25).
There is something demonic in laughter. Laughter in itself is not bad, of course. There is an innocent laugh - such is the laugh of children. Looking at the laughing child, you yourself cannot help laughing, because the laughing child is something Divine, it is beautiful. Eternity itself, according to Heraclitus, is a playing child. Therefore, a laughing child is truly divine, it is beautiful. But a laughing adult is a person laughing at something, and what he laughs at is most often below the waist, or is built on someone else’s misfortune, or he laughs at someone else’s faults, etc. And this is no longer funny.
There is a special gift of tears. Chrysostom prayed for him, saying: "Give me tears, mortal memory and tenderness." Affection in this sense is called deep self-pity. Pity combined with the feeling that God has mercy. “Tears, memory of death and tenderness”, that is, I am a servant of God, I am a slave worthy of punishment, and I feel sorry for myself that I am an abomination. But this pity is mixed with the feeling of God's forgiveness, and this complex mixture gives rise to some kind of warm tear in the soul.
According to John Climacus, a tear after Baptism is more expensive than the water of baptism itself. Because many were baptized, millions and billions were baptized, but few cried after Baptism. A tear after Baptism can be, for example, about a perfect sin or about the Lord. Indeed, the Lord can be cried, for example, on Good Friday, when we stand at the Cross and understand that we crucified Jesus. Not someone far - Roman soldiers or cunning Jews, not they, but we nailed the Son of God to the tree with our iniquities. There is a warm tear about God, and this tear is sweeter than many products offered in pastry shops.
I will even say more: there is a culture, not a spiritual culture, but a culture in general, growing out of some Christian roots, which is also
I want to talk to you about tears. Tears are a sign of trouble, but they are also a sign of God's mercy. "Lacrimosa" - how beautiful the word "tear" sounds in Latin! A tear does not only cleanse the human eye - without tears we would not be able to look at the world - it also purifies the heart. Remember Andersen's wonderful tale of the terrible trolls who threw their mirror to the ground? It was broken into billions of fragments that fell into the eyes of many people, and those who had a piece of this glass in their eyes began to see the world around them in a distorted light.
We are looking at the world with some strange eyes, through strange glasses. Being in the dungeon of passions, we look at the world from the window of our “prison”, and this view is unusual for us precisely because we are in a “prison”. And in our eyes are fragments of such a mirror, and they are washed away by tears. But in order to cry out this glass, many works are needed.
There are beautiful words in the "Revelation" of John the Evangelist: if you think that you are rich and have no need for anything, then you are miserable, blind, impoverished and naked. John the Theologian advises a person to buy gold from Christ cleansed by fire and anoint his eyes with a certain colurium, that is, eye ointment, to see.
But we, thank God, are sighted. Now television gives us the opportunity to communicate on the air, not radio, namely television, that is, we see each other on the air using technical means. We seem to be sighted, but in reality we are essentially blind. This strange thing is in the human condition. A man must anoint his eyes with a certain callurium, according to the Apostle John the Theologian, in order to see. And such a calluria, an eye ointment, are tears. To anoint eyes to see clearly is to cry.
Crying is different. It happens from resentment, it happens from pain. Moreover, note that when a person is physically hurt, he screams more than cries, that is, there are few tears there. Tears flow precisely from heart pain. But the pain can be different, and what kind of pain it is easier to endure is a complex and open question, who can do it. Someone will allow themselves to be cut off all fingers one by one, but they will not be able to endure, say, adultery. And someone will easily bear this resentment, but screams like a shred when he sits in the dentist's chair. That is, to whom that is more painful.
The cleaner the person, the harder it is for him to endure heartache. He would rather agree to exchange mental pain for bodily pain, agree to be cut or burned, rather than to be cheated, deceived, insulted, etc. It is more important for him that there is no mental anguish, that there is no sin committed, and then suffering of conscience, which is harder than bodily torment.
Tears have tremendous power over man. In general, our life is sad. It is only by misunderstanding that the entire airtime on holidays is filled with hi-hahanki, constant fun. It has nothing to do with real life. Because the more you know, the more you feel, respectively, the less you laugh. Life is full of tears, and these are serious tears. And each of them on special scales weighs more than the heaviest weights.
And so, brothers and sisters, the question is what form of life we choose, what instincts live in us. If we cry, we recall the words: “Blessed are those who mourn, for they will be comforted” (Matt. 5: 4). If we laugh, the Gospel tells us: "Woe to you, laughing now, for weep and weep!" (Luke 6:25).
There is something demonic in laughter. Laughter in itself is not bad, of course. There is an innocent laugh - such is the laugh of children. Looking at the laughing child, you yourself cannot help laughing, because the laughing child is something Divine, it is beautiful. Eternity itself, according to Heraclitus, is a playing child. Therefore, a laughing child is truly divine, it is beautiful. But a laughing adult is a person laughing at something, and what he laughs at is most often below the waist, or is built on someone else’s misfortune, or he laughs at someone else’s faults, etc. And this is no longer funny.
There is a special gift of tears. Chrysostom prayed for him, saying: "Give me tears, mortal memory and tenderness." Affection in this sense is called deep self-pity. Pity combined with the feeling that God has mercy. “Tears, memory of death and tenderness”, that is, I am a servant of God, I am a slave worthy of punishment, and I feel sorry for myself that I am an abomination. But this pity is mixed with the feeling of God's forgiveness, and this complex mixture gives rise to some kind of warm tear in the soul.
According to John Climacus, a tear after Baptism is more expensive than the water of baptism itself. Because many were baptized, millions and billions were baptized, but few cried after Baptism. A tear after Baptism can be, for example, about a perfect sin or about the Lord. Indeed, the Lord can be cried, for example, on Good Friday, when we stand at the Cross and understand that we crucified Jesus. Not someone far - Roman soldiers or cunning Jews, not they, but we nailed the Son of God to the tree with our iniquities. There is a warm tear about God, and this tear is sweeter than many products offered in pastry shops.
I will even say more: there is a culture, not a spiritual culture, but a culture in general, growing out of some Christian roots, which is also
У записи 5 лайков,
0 репостов,
362 просмотров.
0 репостов,
362 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
