Апрельское.
"Когда минует день, и освещенье природа выбирает не сама...", я иду гулять.
Вообще обычно ночами я сплю. Но весенняя тёплая ночь существует именно для того, чтобы бродить по вымощенным камнем парковым дорожкам, мягко выгибая ступни и тихонько постукивая мысками кед по ровному красному камню, нашёптывать любимое стихотворение Заболоцкого «Осень» (апрель и осень пока немножко сёстры), обнимать и гладить спящие деревья, вдыхая запах коры и запоминая пальцами каждую особенность неповторимого рельефа их шершавых шкур, шелестеть прошлогодними листьями, прислушиваться к дуновению ветра, сонному мурлыканью ворон, пению ночных птиц (пока не соловьев, для них ещё рано) и едва заметному дыханию томящейся и уже предчувствующей роды земли. Парковые светильники, как инопланетные корабли, будто парят над землею, их ножки кутаются в темноту ночи. Они многочисленны. Их световой хор дополняют огоньки окон жилых домов, мигающие вдали, да длинношеи-фонари на проезжей части. Выше же всего, выше деревьев и домов сияет крест; огромный золотой крест храма, подсвеченный в честь праздника. Ночь иногда пугает, но посмотришь на этот крест - и страх уходит прочь. Вспоминается шёпот алтарника с корзиной в храме после сбора денег: "Сегодня много собрали, заплатим за свет." Электричество стоит денег, но эта жертва не зря. Крест ночью возвышается и светится в темноте, чтобы мы нашли дорогу домой, не потерялись в сумраке. Поэзии ночи меня научил Гоголь. "Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба... Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди уже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин."
Я украинка только на четверть. Моя ночь - российская. И прекрасное дело в такую ночь купаться. "Ой, ти, мiсяцю, мiй мiсяченьку! I ти, зоре ясна! Ой, свiтiть там по подвiр’ї, Де дiвчина красна." Но купаться рано. Только-только раскололся - неравномерно и хрустя, как плитка горького шоколада - лёд, льдины ещё плавают в пруду, сталкиваясь и звеня, отливая чем-то аквамариновым.
Мне вспоминается, как в детстве, гуляя зимними вечерами с отцом, я пыталась выломать из сказочно мерцающей корки снега корону Снегурочки или Снежной Королевы. Но снег неизменно рано или поздно
начинал крошиться, рассыпался, как мерцающий песок. (Из аквамаринового льда корона бы тоже могла получиться недурная - когда б так быстро не превращалась в воду.)
Если прижаться ночью к дереву на краю оврага, распластаться, затаиться - кажется, будто вокруг тебя творится какая-то невидимая глазу жизнь. Для жуков и пауков ещё рано, но гонимые ветром листики устраивают мышиную возню. Фонари ясно глядят в зыбь пруда. Ощущаешь только своё дыхание, прохладу древесного ствола, ветер по щекам, округлости чёток, скользящие по кончикам пальцев как маленькие планеты - и губы шепчут молитву. Ночная молитва - самая ясная. Когда наступает такая тишина вокруг и в сердце, будто ты один на этой земле, планете. Есть только ты и Бог. Небеса открыты, приблизились и слышат каждый твой вдох.
А утром - Благовещение. Священство на крыльце храма, в руках у них трепещут белые голуби (комично ёрзают, вырываются, "ну пусти же, пусти!!!" наконец, священство отпускает - и они улепётывают во все лопатки. вдали мы видим, как они собираются в белую стаю и делают большой красивый почётный круг вокруг храма); у нас же в руках шарики белого или синего цвета - мы отпускаем их, и они летят ввысь вперемежку с белыми голубями под колокольный звон. Это красиво и трогательно. Но самое красивое - не здесь. Когда мы возвращаемся в храм, я вижу ребёнка, стоящего на ступеньках, и Рай в его глазах. Говорят, что в Церкви какие-то не такие люди. Это наговаривают. Прекрасные люди в Церкви! Когда ты идёшь в храм в будний день, едва продрав глаза, и кто-то незнакомый, уже оттуда возвращающийся, желает тебе доброго утра или доброго дня, это дорогого стоит. Я люблю людей, потому что я знаю, какие они в церкви. Я хочу детей только потому, что я знаю, какие они в церкви - а не в школе, не на улицах. Я знаю действие благодати. Я знаю, как преображает человека благодать Божия. И это, конечно, дает очень большую надежду. Церковь - это источник истинной красоты; Христос - это самое прекрасное, что есть на свете. Очень важно это помнить.
"Когда минует день, и освещенье природа выбирает не сама...", я иду гулять.
Вообще обычно ночами я сплю. Но весенняя тёплая ночь существует именно для того, чтобы бродить по вымощенным камнем парковым дорожкам, мягко выгибая ступни и тихонько постукивая мысками кед по ровному красному камню, нашёптывать любимое стихотворение Заболоцкого «Осень» (апрель и осень пока немножко сёстры), обнимать и гладить спящие деревья, вдыхая запах коры и запоминая пальцами каждую особенность неповторимого рельефа их шершавых шкур, шелестеть прошлогодними листьями, прислушиваться к дуновению ветра, сонному мурлыканью ворон, пению ночных птиц (пока не соловьев, для них ещё рано) и едва заметному дыханию томящейся и уже предчувствующей роды земли. Парковые светильники, как инопланетные корабли, будто парят над землею, их ножки кутаются в темноту ночи. Они многочисленны. Их световой хор дополняют огоньки окон жилых домов, мигающие вдали, да длинношеи-фонари на проезжей части. Выше же всего, выше деревьев и домов сияет крест; огромный золотой крест храма, подсвеченный в честь праздника. Ночь иногда пугает, но посмотришь на этот крест - и страх уходит прочь. Вспоминается шёпот алтарника с корзиной в храме после сбора денег: "Сегодня много собрали, заплатим за свет." Электричество стоит денег, но эта жертва не зря. Крест ночью возвышается и светится в темноте, чтобы мы нашли дорогу домой, не потерялись в сумраке. Поэзии ночи меня научил Гоголь. "Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба... Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди уже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин."
Я украинка только на четверть. Моя ночь - российская. И прекрасное дело в такую ночь купаться. "Ой, ти, мiсяцю, мiй мiсяченьку! I ти, зоре ясна! Ой, свiтiть там по подвiр’ї, Де дiвчина красна." Но купаться рано. Только-только раскололся - неравномерно и хрустя, как плитка горького шоколада - лёд, льдины ещё плавают в пруду, сталкиваясь и звеня, отливая чем-то аквамариновым.
Мне вспоминается, как в детстве, гуляя зимними вечерами с отцом, я пыталась выломать из сказочно мерцающей корки снега корону Снегурочки или Снежной Королевы. Но снег неизменно рано или поздно
начинал крошиться, рассыпался, как мерцающий песок. (Из аквамаринового льда корона бы тоже могла получиться недурная - когда б так быстро не превращалась в воду.)
Если прижаться ночью к дереву на краю оврага, распластаться, затаиться - кажется, будто вокруг тебя творится какая-то невидимая глазу жизнь. Для жуков и пауков ещё рано, но гонимые ветром листики устраивают мышиную возню. Фонари ясно глядят в зыбь пруда. Ощущаешь только своё дыхание, прохладу древесного ствола, ветер по щекам, округлости чёток, скользящие по кончикам пальцев как маленькие планеты - и губы шепчут молитву. Ночная молитва - самая ясная. Когда наступает такая тишина вокруг и в сердце, будто ты один на этой земле, планете. Есть только ты и Бог. Небеса открыты, приблизились и слышат каждый твой вдох.
А утром - Благовещение. Священство на крыльце храма, в руках у них трепещут белые голуби (комично ёрзают, вырываются, "ну пусти же, пусти!!!" наконец, священство отпускает - и они улепётывают во все лопатки. вдали мы видим, как они собираются в белую стаю и делают большой красивый почётный круг вокруг храма); у нас же в руках шарики белого или синего цвета - мы отпускаем их, и они летят ввысь вперемежку с белыми голубями под колокольный звон. Это красиво и трогательно. Но самое красивое - не здесь. Когда мы возвращаемся в храм, я вижу ребёнка, стоящего на ступеньках, и Рай в его глазах. Говорят, что в Церкви какие-то не такие люди. Это наговаривают. Прекрасные люди в Церкви! Когда ты идёшь в храм в будний день, едва продрав глаза, и кто-то незнакомый, уже оттуда возвращающийся, желает тебе доброго утра или доброго дня, это дорогого стоит. Я люблю людей, потому что я знаю, какие они в церкви. Я хочу детей только потому, что я знаю, какие они в церкви - а не в школе, не на улицах. Я знаю действие благодати. Я знаю, как преображает человека благодать Божия. И это, конечно, дает очень большую надежду. Церковь - это источник истинной красоты; Христос - это самое прекрасное, что есть на свете. Очень важно это помнить.
April
"When day passes, and nature doesn’t choose lighting itself ...", I go for a walk.
Generally, I usually sleep at night. But spring warm night exists just to wander along the stone-paved park paths, gently arching the feet and gently tapping the sneakers on the smooth red stone, whisper Zabolotsky’s favorite poem “Autumn” (April and autumn are still little sisters), hug and iron the sleeping trees, breathing in the smell of bark and remembering with your fingers every feature of the unique relief of their rough skins, rustling with last year's leaves, listening to the wind, sleepy purrs of crows, singing of night birds (until the nightingale in, it is too early for them) and barely noticeable breathing wistful and has a premonition of families of the earth. Park lights, like alien ships, seem to soar above the earth, their legs are wrapped in the darkness of night. They are numerous. Their light choir is complemented by the lights of windows of residential buildings, flashing in the distance, and long-necked lanterns on the roadway. Above all, above the trees and houses, the cross shines; a huge golden cross of the temple, highlighted in honor of the holiday. The night is sometimes scary, but if you look at this cross, the fear goes away. I recall the whisper of an altar boy with a basket in the temple after collecting money: "Today we have gathered a lot, we will pay for the light." Electricity costs money, but this sacrifice is not in vain. The cross rises at night and glows in the dark, so that we find the way home, are not lost in the dusk. Gogol taught me the poetry of the night. "Do you know the Ukrainian night? Oh, you do not know the Ukrainian night! Look at it. A month has been looking from the middle of the sky. The immense vault of heaven has opened, it has moved apart even more. It burns and breathes. The earth is all in silver light; and the air is wonderful and cool "Soulful, and full of bliss, and driven by an ocean of fragrances. Divine night! A charming night! Immovably, inspirational, the forests became full of darkness and cast a huge shadow from themselves. These ponds are quiet and calm; the cold and darkness of their waters is gloomily enclosed in dark green walls of gardens.Virgin thickets of bird cherry and cherry shy stretched their roots into the key cold and occasionally babble with leaves, as if angry and indignant, when a beautiful anemone - the night wind, crept up instantly, kisses them. The whole landscape is asleep. And above everything breathes, everything is marvelous, everything is solemn. And it’s immense on the soul, wonderfully, and crowds of silver visions arise harmoniously in its depths, Divine night! Charming night! And suddenly everything came to life: forests, ponds, and steppes. The majestic thunder of the Ukrainian nightingale pours in, and it seems that for a month it was heard in the middle of the sky. .. As enchanted, dozing up Nii village. Even whiter, even better shine during the month of the crowd of huts; even lower, their lower walls are cut out from the darkness. The songs are silent. Everything is quiet. Pious people are already sleeping. Where-where narrow windows only shine. Before the doorsteps of others, only the belated family makes their late dinner. "
I am only a quarter Ukrainian. My night is Russian. And a wonderful thing to swim in such a night. "Oh, tee, a month, my little one! I tee, the dawn is clear! Oh, get there on the door, De devchina is red." But swimming early. Just cracked - unevenly and crunching like a bar of dark chocolate - ice, the ice floats still floating in the pond, colliding and ringing, casting something with aquamarine.
I recall how in childhood, walking in winter evenings with my father, I tried to break out the crown of the Snow Maiden or the Snow Queen from the fabulously shimmering snow crust. But snow invariably sooner or later
began to crumble, crumbled like flickering sand. (From aquamarine ice, the corona could also turn out to be not bad - when it didn’t turn into water so quickly.)
If you snuggle up at night to a tree on the edge of a ravine, flatten, lie low - it seems as if some kind of invisible life is going on around you. For beetles and spiders it is still early, but the leaves driven by the wind arrange mouse fuss. Lanterns clearly look into the swell of the pond. You only feel your breath, the coolness of the tree trunk, the wind on your cheeks, the roundness of the rosary, gliding at your fingertips like small planets - and your lips whisper a prayer. The night prayer is the clearest. When there is such silence around and in the heart, as if you are alone on this earth, planet. There is only you and God. Heaven is open, approaching and hear your every breath.
And in the morning - the Annunciation. The priesthood is on the porch of the temple, white doves tremble in their hands (comically fidget, break out, “well, let it go, let it go !!!” finally, the priesthood lets go and they flee into all the shoulder blades. In the distance we see how they gather in a white flock and make a big beautiful honorary circle around the temple); in our hands we have balls of white or blue color - we let them go, and they fly upwards interspersed with white doves to the bell ringing. It is beautiful and touching. But the most beautiful is not here. When we return to the temple, I see a child standing on the steps, and Paradise in his eyes. It’s said that some people are not like that in the Church. This is said. Great people in the Church! When you go to the temple on a weekday, barely reaching your eyes, and someone unfamiliar, already returning from there,
"When day passes, and nature doesn’t choose lighting itself ...", I go for a walk.
Generally, I usually sleep at night. But spring warm night exists just to wander along the stone-paved park paths, gently arching the feet and gently tapping the sneakers on the smooth red stone, whisper Zabolotsky’s favorite poem “Autumn” (April and autumn are still little sisters), hug and iron the sleeping trees, breathing in the smell of bark and remembering with your fingers every feature of the unique relief of their rough skins, rustling with last year's leaves, listening to the wind, sleepy purrs of crows, singing of night birds (until the nightingale in, it is too early for them) and barely noticeable breathing wistful and has a premonition of families of the earth. Park lights, like alien ships, seem to soar above the earth, their legs are wrapped in the darkness of night. They are numerous. Their light choir is complemented by the lights of windows of residential buildings, flashing in the distance, and long-necked lanterns on the roadway. Above all, above the trees and houses, the cross shines; a huge golden cross of the temple, highlighted in honor of the holiday. The night is sometimes scary, but if you look at this cross, the fear goes away. I recall the whisper of an altar boy with a basket in the temple after collecting money: "Today we have gathered a lot, we will pay for the light." Electricity costs money, but this sacrifice is not in vain. The cross rises at night and glows in the dark, so that we find the way home, are not lost in the dusk. Gogol taught me the poetry of the night. "Do you know the Ukrainian night? Oh, you do not know the Ukrainian night! Look at it. A month has been looking from the middle of the sky. The immense vault of heaven has opened, it has moved apart even more. It burns and breathes. The earth is all in silver light; and the air is wonderful and cool "Soulful, and full of bliss, and driven by an ocean of fragrances. Divine night! A charming night! Immovably, inspirational, the forests became full of darkness and cast a huge shadow from themselves. These ponds are quiet and calm; the cold and darkness of their waters is gloomily enclosed in dark green walls of gardens.Virgin thickets of bird cherry and cherry shy stretched their roots into the key cold and occasionally babble with leaves, as if angry and indignant, when a beautiful anemone - the night wind, crept up instantly, kisses them. The whole landscape is asleep. And above everything breathes, everything is marvelous, everything is solemn. And it’s immense on the soul, wonderfully, and crowds of silver visions arise harmoniously in its depths, Divine night! Charming night! And suddenly everything came to life: forests, ponds, and steppes. The majestic thunder of the Ukrainian nightingale pours in, and it seems that for a month it was heard in the middle of the sky. .. As enchanted, dozing up Nii village. Even whiter, even better shine during the month of the crowd of huts; even lower, their lower walls are cut out from the darkness. The songs are silent. Everything is quiet. Pious people are already sleeping. Where-where narrow windows only shine. Before the doorsteps of others, only the belated family makes their late dinner. "
I am only a quarter Ukrainian. My night is Russian. And a wonderful thing to swim in such a night. "Oh, tee, a month, my little one! I tee, the dawn is clear! Oh, get there on the door, De devchina is red." But swimming early. Just cracked - unevenly and crunching like a bar of dark chocolate - ice, the ice floats still floating in the pond, colliding and ringing, casting something with aquamarine.
I recall how in childhood, walking in winter evenings with my father, I tried to break out the crown of the Snow Maiden or the Snow Queen from the fabulously shimmering snow crust. But snow invariably sooner or later
began to crumble, crumbled like flickering sand. (From aquamarine ice, the corona could also turn out to be not bad - when it didn’t turn into water so quickly.)
If you snuggle up at night to a tree on the edge of a ravine, flatten, lie low - it seems as if some kind of invisible life is going on around you. For beetles and spiders it is still early, but the leaves driven by the wind arrange mouse fuss. Lanterns clearly look into the swell of the pond. You only feel your breath, the coolness of the tree trunk, the wind on your cheeks, the roundness of the rosary, gliding at your fingertips like small planets - and your lips whisper a prayer. The night prayer is the clearest. When there is such silence around and in the heart, as if you are alone on this earth, planet. There is only you and God. Heaven is open, approaching and hear your every breath.
And in the morning - the Annunciation. The priesthood is on the porch of the temple, white doves tremble in their hands (comically fidget, break out, “well, let it go, let it go !!!” finally, the priesthood lets go and they flee into all the shoulder blades. In the distance we see how they gather in a white flock and make a big beautiful honorary circle around the temple); in our hands we have balls of white or blue color - we let them go, and they fly upwards interspersed with white doves to the bell ringing. It is beautiful and touching. But the most beautiful is not here. When we return to the temple, I see a child standing on the steps, and Paradise in his eyes. It’s said that some people are not like that in the Church. This is said. Great people in the Church! When you go to the temple on a weekday, barely reaching your eyes, and someone unfamiliar, already returning from there,
У записи 4 лайков,
0 репостов,
262 просмотров.
0 репостов,
262 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
