Великая суббота
В этот день, с самого зарания показалось мне, что старый сарай напротив нашего окна как бы обновился. Стал смотреть на дома, заборы, палисадник, складницу березовых дров под навесом, на метлу с сизыми прутиками в засолнеченных руках дворника Давыдки, и они показались обновленными. Даже камни на мостовой были другими. Но особенно возрадованно выглядели петухи с курами. В них было пасхальное.
В комнате густо пахло наступающей Пасхой. Помогая матери стряпать, я опрокинул на пол горшок с вареным рисом, и меня «намахали» из дому:
— Иди лучше к обедне! — выпроваживала меня мать. — Редкостная будет служба… Во второй раз говорю тебе; когда вырастешь, то такую службу поминать будешь…
Я зашел к Гришке, чтобы и его зазван в церковь, но тот отказался:
— С тобою сегодня не пойду! Ты меня на вынос плащаницы зеброй полосатой обозвал! Разве я виноват, что яичными красками тогда перемазался?
В этот день церковь была как бы высветленной, хотя и стояла еще плащаница и духовенство служило в черных погребальных ризах, но от солнца, лежащего на церковном полу, шла уже Пасха. У плащаницы читали «часы», и на амвоне много стояло исповедников.
До качала обедни я вышел в ограду. На длинной скамье сидели богомольцы и слушали долгополого старца в кожаных калошах:
— Дивен Бог во святых своих, — выкруглял он тернистые слова. — Возьмем к примеру преподобного Макария Александрийского, его же память празднуем 19 января… Однажды приходит к нему в пустынное безмолвие медведица с медвежонком. Положила его у ног святого и как бы заплакала…
— Что зa притча? — думает преподобный. Нагинается он к малому зверю и видит: слепой он! Медвежонок–то! Понял преподобный, почто пришла к нему медведица! Умилился он сердцем, перекрестил слепенького, погладил его и совершилось чудо: медвежонок прозрел!
— Скажи на милость! — сказал кто–то от сердца.
— Это еще не все, — качнул головою старец, — на другой день приносит медведица овечью шкуру. Положила ее к ногам преподобного Макария и говорит ему глазами: «Возьми от меня в дар, за доброту твою»…
Литургия Великой Субботы воистину была редкостной. Она началась как всенощное бдение с пением вечерних песен. Когда пропели «Свете тихий», то к плащанице вышел чтец в черном стихаре и положил на аналой большую воском закапанную книгу.
Он стал читать у гроба Господня шестнадцать паремий. Больше часа читал он о переходе евреев через Чермное море, о жертвоприношении Исаака, о пророках, провидевших через века пришествие Спасителя, крестные страдания Его, погребение Воскресение… Долгое чтение пророчеств чтец закончил высоким и протяжным пением: — Господа пойте, и превозносите во вся веки… Это послужило как бы всполощным колоколом. На клиросе встрепенулись, зашуршит нотами и грянули волновым заплеском: — Господа пойте, и превозносите во вся веки… Несколько раз повторил хор эту песню, а чтец воскликал сквозь пение такие слова, от которых вспомнил я слышанное выражение: «боготканные глаголы».
Благословите солнце и луна
Благословите дождь и роса
Благословите нощи и дни
Благословите молнии и облацы
Благословите моря и реки
Благословите птицы небесныя
Благословите звери и вси скоти.
Перед глазами встала медведица со слепым медвежонком, пришедшая святому Макарию:
— Благословите звери!..
«Поим Господеви! Славно–бо прославися!» Пасха! Это она гремит в боготканных глаголах: Господа пойте, и превозносите во вся веки!
После чтения «апостола'' вышли к плащанице три певца в синих кафтанах. Они земно поклонились лежащему во гробе и запели:
«Воскресни Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех».
Во время пения духовенство в алтаре извлачало с себя черные страстные ризы и облекалось во все белое. С престола, жертвенника и аналоев снимали черное и облекали их белую серебряную парчу.
Это было до того неожиданно и дивно, что я захотел сейчас же побежать домой и обо всем этом диве рассказать матери…
Как ни старался сдерживать восторга своего, ничего поделать с собою не мог.
— Надо рассказать матери… сейчас же!
Прибежал запыхавшись домой, и на пороге крикнул:
— В церкви все белое! Сняли черное, и кругом — одно белое… и вообще Пасха!
Еще что–то хотел добавить, но не вышло, и опять побежал в церковь. Там уж пели особую херувимскую песню, которая звучала у меня в ушах до наступления сумерек:
Да молчит всякая плоть
Человеча и да стоит со страхом
и трепетом и ничтоже земное в
себе да помышляет.
Царь–бо царствующих и Господь
Господствующих приходит заклатися
и датися в снедь верным…
(Василий Никифоров-Волгин)
В этот день, с самого зарания показалось мне, что старый сарай напротив нашего окна как бы обновился. Стал смотреть на дома, заборы, палисадник, складницу березовых дров под навесом, на метлу с сизыми прутиками в засолнеченных руках дворника Давыдки, и они показались обновленными. Даже камни на мостовой были другими. Но особенно возрадованно выглядели петухи с курами. В них было пасхальное.
В комнате густо пахло наступающей Пасхой. Помогая матери стряпать, я опрокинул на пол горшок с вареным рисом, и меня «намахали» из дому:
— Иди лучше к обедне! — выпроваживала меня мать. — Редкостная будет служба… Во второй раз говорю тебе; когда вырастешь, то такую службу поминать будешь…
Я зашел к Гришке, чтобы и его зазван в церковь, но тот отказался:
— С тобою сегодня не пойду! Ты меня на вынос плащаницы зеброй полосатой обозвал! Разве я виноват, что яичными красками тогда перемазался?
В этот день церковь была как бы высветленной, хотя и стояла еще плащаница и духовенство служило в черных погребальных ризах, но от солнца, лежащего на церковном полу, шла уже Пасха. У плащаницы читали «часы», и на амвоне много стояло исповедников.
До качала обедни я вышел в ограду. На длинной скамье сидели богомольцы и слушали долгополого старца в кожаных калошах:
— Дивен Бог во святых своих, — выкруглял он тернистые слова. — Возьмем к примеру преподобного Макария Александрийского, его же память празднуем 19 января… Однажды приходит к нему в пустынное безмолвие медведица с медвежонком. Положила его у ног святого и как бы заплакала…
— Что зa притча? — думает преподобный. Нагинается он к малому зверю и видит: слепой он! Медвежонок–то! Понял преподобный, почто пришла к нему медведица! Умилился он сердцем, перекрестил слепенького, погладил его и совершилось чудо: медвежонок прозрел!
— Скажи на милость! — сказал кто–то от сердца.
— Это еще не все, — качнул головою старец, — на другой день приносит медведица овечью шкуру. Положила ее к ногам преподобного Макария и говорит ему глазами: «Возьми от меня в дар, за доброту твою»…
Литургия Великой Субботы воистину была редкостной. Она началась как всенощное бдение с пением вечерних песен. Когда пропели «Свете тихий», то к плащанице вышел чтец в черном стихаре и положил на аналой большую воском закапанную книгу.
Он стал читать у гроба Господня шестнадцать паремий. Больше часа читал он о переходе евреев через Чермное море, о жертвоприношении Исаака, о пророках, провидевших через века пришествие Спасителя, крестные страдания Его, погребение Воскресение… Долгое чтение пророчеств чтец закончил высоким и протяжным пением: — Господа пойте, и превозносите во вся веки… Это послужило как бы всполощным колоколом. На клиросе встрепенулись, зашуршит нотами и грянули волновым заплеском: — Господа пойте, и превозносите во вся веки… Несколько раз повторил хор эту песню, а чтец воскликал сквозь пение такие слова, от которых вспомнил я слышанное выражение: «боготканные глаголы».
Благословите солнце и луна
Благословите дождь и роса
Благословите нощи и дни
Благословите молнии и облацы
Благословите моря и реки
Благословите птицы небесныя
Благословите звери и вси скоти.
Перед глазами встала медведица со слепым медвежонком, пришедшая святому Макарию:
— Благословите звери!..
«Поим Господеви! Славно–бо прославися!» Пасха! Это она гремит в боготканных глаголах: Господа пойте, и превозносите во вся веки!
После чтения «апостола'' вышли к плащанице три певца в синих кафтанах. Они земно поклонились лежащему во гробе и запели:
«Воскресни Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех».
Во время пения духовенство в алтаре извлачало с себя черные страстные ризы и облекалось во все белое. С престола, жертвенника и аналоев снимали черное и облекали их белую серебряную парчу.
Это было до того неожиданно и дивно, что я захотел сейчас же побежать домой и обо всем этом диве рассказать матери…
Как ни старался сдерживать восторга своего, ничего поделать с собою не мог.
— Надо рассказать матери… сейчас же!
Прибежал запыхавшись домой, и на пороге крикнул:
— В церкви все белое! Сняли черное, и кругом — одно белое… и вообще Пасха!
Еще что–то хотел добавить, но не вышло, и опять побежал в церковь. Там уж пели особую херувимскую песню, которая звучала у меня в ушах до наступления сумерек:
Да молчит всякая плоть
Человеча и да стоит со страхом
и трепетом и ничтоже земное в
себе да помышляет.
Царь–бо царствующих и Господь
Господствующих приходит заклатися
и датися в снедь верным…
(Василий Никифоров-Волгин)
Great saturday
On this day, from the very beginning, it seemed to me that the old barn opposite our window was renewed. He began to look at the houses, fences, a front garden, a storehouse of birch firewood under a canopy, at a broom with blue rods in the sunken hands of a janitor of Davydka, and they seemed updated. Even the stones on the pavement were different. But the roosters with chickens looked especially pleased. It was Easter.
The room smelled strongly of Easter. Helping my mother to cook, I knocked over a pot of boiled rice on the floor, and I was "swiped" from home:
- Better go to the mass! - Mother urged me. - There will be a rare service ... The second time I tell you; when you grow up, you’ll remember such a service ...
I went to Grishka, so that he would be called to church, but he refused:
- I won’t go with you today! You called me to take out the shroud zebra striped! Is it my fault that the egg paints were then smeared?
On this day the church was, as it were, illuminated, although there was still a shroud and the clergy served in black burial robes, but Easter was already coming from the sun lying on the church floor. They read the “clock” at the shroud, and many confessors stood on the pulpit.
Before rocking the mass, I went to the fence. Praying pilgrims sat on a long bench and listened to a long-legged old man in leather galoshes:
“Divine God in his saints,” he curved the thorny words. - Take, for example, St. Macarius of Alexandria, we celebrate his memory on January 19 ... One day a bear with a teddy bear comes to him in the desert silence. She laid it at the feet of the saint and cried as if ...
- What about the parable? - Reverend thinks. He bends to the small beast and sees: he is blind! Little Bear! I realized the saint, as if a bear came to him! He was touched by the heart, baptized a blind man, stroked it, and a miracle happened: the little bear received his sight!
- Say grace! Someone said from the heart.
“That's not all,” the elder shook his head, “the next day the bear brings sheep skin.” She laid it at the feet of the Monk Makarii and said with his eyes: “Take a gift from me, for your kindness” ...
The Liturgy of Great Saturday was truly rare. It began as an all-night vigil with evening songs. When the “Silent Light” was sung, a reader in a black elephant came out to the shroud and put a large book on a lectern with wax.
He began to read sixteen paremias at the sepulcher of the Lord. For more than an hour he read about the passage of Jews through the Red Sea, about the sacrifice of Isaac, about the prophets who saw through the centuries the coming of the Savior, His cross sufferings, the burial of the Resurrection ... The reader ended the long reading of the prophecies with long and long singing: - Sing to the Lord, and exalt him forever and ever. ... It served as an auxiliary bell. They jumped on the choir, rustled with notes and burst into a ripple of wave: “Gentlemen, sing, and extol forever ...” The choir repeated this song several times, and the reader exclaimed through singing such words from which I recalled the phrase: “rich verbs”.
Bless the sun and moon
Bless the rain and dew
Bless the nights and the days
Bless the lightning and clouds
Bless the seas and rivers
Bless the birds of heaven
Bless the beasts and all the animals.
Before her eyes stood a bear with a blind teddy bear, who came to St. Macarius:
- Bless the beasts! ..
“Let the Lord! Glorious bo! ”Easter! She rattles it in god-given verbs: Sing the Lord, and exalt you forever and ever!
After reading the “Apostle '', three singers in blue caftans came to the shroud. They bowed to the earth lying in the tomb and sang:
“Resurrect God, judge the earth, for you will inherit in all your tongues.”
During the singing, the clergy at the altar took out black passionate robes and put on all white. Black was removed from the throne, altar and analogs, and they clothed their white silver brocade.
It was so unexpected and marvelous that I wanted to immediately run home and tell my mother about all this diva ...
No matter how he tried to restrain his enthusiasm, he could not do anything with himself.
“We need to tell my mother ... now!”
He ran running panting home, and on the threshold shouted:
- Everything is white in the church! They removed black, and all around - one white ... and Easter in general!
I wanted to add something else, but it didn’t work out, and again ran to church. There they sang a special cherubic song that sounded in my ears before dusk:
All flesh be silent
Man and yes stands with fear
and trembling and worthless earthly in
imagine yourself thinking.
King Bo reigning and Lord
Lords come to be sworn
and go back to the faithful ...
(Vasily Nikiforov-Volgin)
On this day, from the very beginning, it seemed to me that the old barn opposite our window was renewed. He began to look at the houses, fences, a front garden, a storehouse of birch firewood under a canopy, at a broom with blue rods in the sunken hands of a janitor of Davydka, and they seemed updated. Even the stones on the pavement were different. But the roosters with chickens looked especially pleased. It was Easter.
The room smelled strongly of Easter. Helping my mother to cook, I knocked over a pot of boiled rice on the floor, and I was "swiped" from home:
- Better go to the mass! - Mother urged me. - There will be a rare service ... The second time I tell you; when you grow up, you’ll remember such a service ...
I went to Grishka, so that he would be called to church, but he refused:
- I won’t go with you today! You called me to take out the shroud zebra striped! Is it my fault that the egg paints were then smeared?
On this day the church was, as it were, illuminated, although there was still a shroud and the clergy served in black burial robes, but Easter was already coming from the sun lying on the church floor. They read the “clock” at the shroud, and many confessors stood on the pulpit.
Before rocking the mass, I went to the fence. Praying pilgrims sat on a long bench and listened to a long-legged old man in leather galoshes:
“Divine God in his saints,” he curved the thorny words. - Take, for example, St. Macarius of Alexandria, we celebrate his memory on January 19 ... One day a bear with a teddy bear comes to him in the desert silence. She laid it at the feet of the saint and cried as if ...
- What about the parable? - Reverend thinks. He bends to the small beast and sees: he is blind! Little Bear! I realized the saint, as if a bear came to him! He was touched by the heart, baptized a blind man, stroked it, and a miracle happened: the little bear received his sight!
- Say grace! Someone said from the heart.
“That's not all,” the elder shook his head, “the next day the bear brings sheep skin.” She laid it at the feet of the Monk Makarii and said with his eyes: “Take a gift from me, for your kindness” ...
The Liturgy of Great Saturday was truly rare. It began as an all-night vigil with evening songs. When the “Silent Light” was sung, a reader in a black elephant came out to the shroud and put a large book on a lectern with wax.
He began to read sixteen paremias at the sepulcher of the Lord. For more than an hour he read about the passage of Jews through the Red Sea, about the sacrifice of Isaac, about the prophets who saw through the centuries the coming of the Savior, His cross sufferings, the burial of the Resurrection ... The reader ended the long reading of the prophecies with long and long singing: - Sing to the Lord, and exalt him forever and ever. ... It served as an auxiliary bell. They jumped on the choir, rustled with notes and burst into a ripple of wave: “Gentlemen, sing, and extol forever ...” The choir repeated this song several times, and the reader exclaimed through singing such words from which I recalled the phrase: “rich verbs”.
Bless the sun and moon
Bless the rain and dew
Bless the nights and the days
Bless the lightning and clouds
Bless the seas and rivers
Bless the birds of heaven
Bless the beasts and all the animals.
Before her eyes stood a bear with a blind teddy bear, who came to St. Macarius:
- Bless the beasts! ..
“Let the Lord! Glorious bo! ”Easter! She rattles it in god-given verbs: Sing the Lord, and exalt you forever and ever!
After reading the “Apostle '', three singers in blue caftans came to the shroud. They bowed to the earth lying in the tomb and sang:
“Resurrect God, judge the earth, for you will inherit in all your tongues.”
During the singing, the clergy at the altar took out black passionate robes and put on all white. Black was removed from the throne, altar and analogs, and they clothed their white silver brocade.
It was so unexpected and marvelous that I wanted to immediately run home and tell my mother about all this diva ...
No matter how he tried to restrain his enthusiasm, he could not do anything with himself.
“We need to tell my mother ... now!”
He ran running panting home, and on the threshold shouted:
- Everything is white in the church! They removed black, and all around - one white ... and Easter in general!
I wanted to add something else, but it didn’t work out, and again ran to church. There they sang a special cherubic song that sounded in my ears before dusk:
All flesh be silent
Man and yes stands with fear
and trembling and worthless earthly in
imagine yourself thinking.
King Bo reigning and Lord
Lords come to be sworn
and go back to the faithful ...
(Vasily Nikiforov-Volgin)
У записи 11 лайков,
1 репостов,
238 просмотров.
1 репостов,
238 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
