И вот вам еще от Андрея Союстова
***
Хроники Тридевятого царства.
----------------------------------------
Царь Салтан долго и пристально рассматривал своё яйцо...
Наконец монарх решительно облупил его о подлокотник трона, очистил, макнул в солонку и смачно зажевал.
Сидевшие по лавкам бояре расплылись в елейных улыбках. Чей-то подобострастный голос пожелал царю-батюшке приятного аппетита. Некто из худородных, гуртовавшихся в самом дальнем углу, басом затянул "многия лета". Прочие тут же подхватили, норовя проорать текст погромче и непременно - в лицо царя...
Самодержец Всетридевятский едва не подавился. Долго тряс над головой сухоньким кулачком, пока, наконец, не смог отдышаться и рыкнуть:
- А ну цыть, подлизы! Ишь, устроили из царёва едалища шоу маст гоу он! Нахватались, панимаешь, всякой еностранной срамотищи!..
Бояре заткнулись.
В гробовой тишине царь дочавкал яйцо, запил его свежевыжатым из коровы молоком и впал в благодушие. Последнее выразилось в том, что государь-надёжа громко почесал себе левую подмышку. Покончив с этим делом государственной важности, Салтан решил, что пора вернуться к царским обязанностям. Он поёрзал седалищем по трону и, заняв пятой точкой удобное положение, велел читать новости.
Из-за спин бояр выкатился сутулый дьяк. Мелко трясясь от осознания важности момента, расправил длиннющий свиток. Чуток откашлялся в ладошку. Начал:
- "Ой, гой-еси царь-государь, не вели казнить, а вели миловать!.."
- Ну, это мы ышшо подумаем. По результатам заслушивания. - Салтан мудро улыбнулся. - Читай дале...
- "Из Альбионии пишуть, что в ихней реке Темзе споймана была предивная брюхатая рыба со всеми признаками бабства. Рыба изругала рыбаков матерно и сиганула из лодки…"
- Русалка. - понятливо кивнул Салтан. – Видать – на нерест шла.
- "Из Хранции пишуть, что на Еблисейских полях случилася намедни ина... инау... инаугурация хранцузскага правителя".
- Энто что за инана... инау... нагурация, язви ея в печень? - государь-надёжа требовательно воззрился с тронных высот на чтеца.
Тот ойкнул и торопливо протараторил:
- Посвящение, стало-быть, Ваше царское Величество. Как есть посвящение. В должность.
Салтан задумался. Засунул машинально в рот клок собственной бороды, чуть-чуть пожевал его и только потом поинтересовался:
- Посвящение в должность? То есть до этой нагурации они в своей должности ни бельмеса не разумели?..
- Ей-ей, царь-государь, так и есть. - тут же поддержал самодержца дьяк. Вообще-то он не был уверен в правильности своего ответа... Но немедленно соглашаться во всём с самодержцем давно стало условным рефлексом при царском дворе.
- Ишь ты... Салтан сдвинул корону на лоб и сосредоточенно почесал плешь. - Были ни уха, ни рыла, а потом по энтому рылу нагурацией - шарах!.. И что? Народец через то шибко умнеет?
- Шибко не шибко, государь-надёжа, а традиция такая в заграницах есть, – осанисто подал голос боярин Примаков-Покусайло. – Чтобы значит эту самую нагурацию прилюдно забубенивать.
- Традиция, говоришь?.. – по глазам Салтана было видно, что в августейшую голову забрела какая-то нетривиальная мысль. Забрела, и теперь государь всё никак не может поймать её за хвост… – А много ль для той нагурации надо?
Примаков-Покусайло какое-то время рассеянно смотрел в расписанный гамаюнами потолок тронной залы и молча загинал пальцы. Закончив подведение умозрительного баланса, боярин доложил:
- Да всего-ничего, царь-государь. Надобны: красного колеру ковёр, амбарная али ещё какая толстая книговина, пяток стрельцов, пушка и народ.
- Ну, раз всего-ничего, - просветлел ликом Салтан, то слушай все мой царский указ – милостливый и неумолимый! Быть завтрева опосля третьих петухов у нас нагурации. Присутствовать всем под страхом порки. Лица по сему случаю иметь радостные, улыбчивые. Меня чествовать и славить неукоснительно. После нагурации – народные гуляния… Быть по сему!
Утро следующего дня выдалось ясным и безоблачным. На площади, что у царского терема, собралась тьма-тьмущая народу. Электорат мучительно сдерживал зевки, растягивал губы в зверских улыбках, с опаской разглядывал раскатанную поверх брусчатки и конского навоза красную ковровую дорожку. Стоящая поодаль бочка с бражкой из царёвых кладовых вызывала куда больший энтузиазм…
Стоило больному астмой Петушку-Золотому Гребешку в третий раз за утро прокашляться, боярин Примаков-Покусайло вынес на всеобщее обозрение толстенную инкунабулу в кожаном переплёте. Книга была столь древней, что в ней давно никто ничего не мог разобрать. Но, надо признать, выглядела та инкунабула крайне солидно. Неподалёку от боярина мялись пять сонных стрельцов при одной пушчонке…
Когда всё было готово, Примаков-Покусайло дал условный знак. Внутри терема грянули фанфары. Рынды распахнули двери и на крыльце показался Салтан. Бодро протрусил по ковровой дорожке до табуретки, на которой лежала инкунабула. Правую руку возложил на книгу, а левой пафосно помахал в воздухе.
Фанфары съехали на уханье одинокого бубна и смолкли. Государь-надёжа картинно прикрыл глаза. Торжественно объявил:
- Люди русские! Братья и сестры! Внуки и внучки! Тёщи и свекрови! Дядьки и тётьки! К вам обращаюсь я в этот хисторический час...
- Ишь ты! Во чешет! Во жжот! – заохал восхищённо народ.
- ...Клянусь править народом моим праведно и нажористо! – продолжал тем временем свой спич монарх. - С пользой для и вопреки всему… - тут Салтан приоткрыл один глаз, чтобы полюбоваться произведённым эффектом. Дело в том, что накануне премудрый Примаков-Покусайло посоветовал царю что-нибудь пообещать народу. Но пообещать невразумительно. Чтобы позже можно было на данные обещания без зазрения совести плюнуть. Боярин пояснил, что в заграницах это называется «тонкий политИк». Так что теперь царь-государь с интересом подглядывал за тем, какое впечатление его «тонкий политИк» оказал на собравшиеся массы. Массы слушали царя с тупым коровьим выражением лиц. Это удовлетворило Салтана по самые гланды, так что он, воинственно вздёрнув бородёнку, барабанил невесть что ещё минут тридцать. Потом устал, охрип, рубанул рукой воздух и закончил очень эффектно:
- …Да пребуду с вами я. Ура!
- УРАААА!!!.. – вразнобой подхватил электорат.
Стрельцы – раз, два! – взяли пищали на караул. Крайний запалил фитиль у пушчонки. Фитиль занялся, ворчливо зашипел. Выстрела долго не было. Так долго, что Примаков-Покусайло уже начал волноваться, а не сорвётся ли салют, но тут, наконец, жахнуло. Ядро по крутой параболе ушло в небо и там запропастилось с концами. Восприняв прозвучавший «бабах», как сигнал, народ снёс замешкавшихся стрельцов и набросился на бражку. Кому-то дармового напитка не хватило и этот кто-то немедленно дал в глаз тому, кому хватило. Тот, кому хватило, ответил. Через секунду азартная драка охватила уже всю площадь…
…Терем уцелел чудом, чего нельзя было сказать о соседних улицах, знатно прореженных случайными пожарами. Судя по доносящимся издалека воплям и звукам мордобоя, в посаде ещё продолжались народные гуляния…
На крыльце царского терема сидели двое: Салтан и Примаков-Покусайло. Вид у боярина был печальный - всю его роскошную горлатную шапку снизу доверху уделал впавший от страха в ажитацию Петушок-Золотой Гребешок... У царя же, несмотря на фингал и вывернутую наизнанку шапку Мономаха, лицо, напротив, лучилось удовольствием.
- Эх, хорошо! – неожиданно сказал царь и хлопнул себя по рваным портам.
- Чего ж хорошего-то, государь-надёжа? – удивился боярин, обозревая полуразрушенную столицу.
- Дык ведь могло быть и хуже! Терем вот не сожгли – ну рази ж не хорошо?
В первый раз за всю свою придворную карьеру Примаков-Покусайло не нашёлся, что ответить царю.
А тот меж тем подбоченился и объявил, что нагурации отныне будут проводиться ежегодно, ибо дело это хорошее и вельми пользительное.
- Чего ж в нём пользительного-то? – брови боярина взлетели под самую изгаженную шапку.
- Ну, во-первых, место в граде под новостройки расчистили, – стал считать Салтан. – Во-вторых, народу бесплатное развлечение устроили. В-третьих, мудрость великую через ту нагурацию обрели…
- Это какую же мудрость-то? – опешил боярин.
- Как какую? – в свою очередь удивился монарх. – Самую, что ни на есть сокровенную. Можно сказать - национальную идею и повод для единения масс.
- …?
- Бражки надо больше, дурень!!!..
***
Хроники Тридевятого царства.
----------------------------------------
Царь Салтан долго и пристально рассматривал своё яйцо...
Наконец монарх решительно облупил его о подлокотник трона, очистил, макнул в солонку и смачно зажевал.
Сидевшие по лавкам бояре расплылись в елейных улыбках. Чей-то подобострастный голос пожелал царю-батюшке приятного аппетита. Некто из худородных, гуртовавшихся в самом дальнем углу, басом затянул "многия лета". Прочие тут же подхватили, норовя проорать текст погромче и непременно - в лицо царя...
Самодержец Всетридевятский едва не подавился. Долго тряс над головой сухоньким кулачком, пока, наконец, не смог отдышаться и рыкнуть:
- А ну цыть, подлизы! Ишь, устроили из царёва едалища шоу маст гоу он! Нахватались, панимаешь, всякой еностранной срамотищи!..
Бояре заткнулись.
В гробовой тишине царь дочавкал яйцо, запил его свежевыжатым из коровы молоком и впал в благодушие. Последнее выразилось в том, что государь-надёжа громко почесал себе левую подмышку. Покончив с этим делом государственной важности, Салтан решил, что пора вернуться к царским обязанностям. Он поёрзал седалищем по трону и, заняв пятой точкой удобное положение, велел читать новости.
Из-за спин бояр выкатился сутулый дьяк. Мелко трясясь от осознания важности момента, расправил длиннющий свиток. Чуток откашлялся в ладошку. Начал:
- "Ой, гой-еси царь-государь, не вели казнить, а вели миловать!.."
- Ну, это мы ышшо подумаем. По результатам заслушивания. - Салтан мудро улыбнулся. - Читай дале...
- "Из Альбионии пишуть, что в ихней реке Темзе споймана была предивная брюхатая рыба со всеми признаками бабства. Рыба изругала рыбаков матерно и сиганула из лодки…"
- Русалка. - понятливо кивнул Салтан. – Видать – на нерест шла.
- "Из Хранции пишуть, что на Еблисейских полях случилася намедни ина... инау... инаугурация хранцузскага правителя".
- Энто что за инана... инау... нагурация, язви ея в печень? - государь-надёжа требовательно воззрился с тронных высот на чтеца.
Тот ойкнул и торопливо протараторил:
- Посвящение, стало-быть, Ваше царское Величество. Как есть посвящение. В должность.
Салтан задумался. Засунул машинально в рот клок собственной бороды, чуть-чуть пожевал его и только потом поинтересовался:
- Посвящение в должность? То есть до этой нагурации они в своей должности ни бельмеса не разумели?..
- Ей-ей, царь-государь, так и есть. - тут же поддержал самодержца дьяк. Вообще-то он не был уверен в правильности своего ответа... Но немедленно соглашаться во всём с самодержцем давно стало условным рефлексом при царском дворе.
- Ишь ты... Салтан сдвинул корону на лоб и сосредоточенно почесал плешь. - Были ни уха, ни рыла, а потом по энтому рылу нагурацией - шарах!.. И что? Народец через то шибко умнеет?
- Шибко не шибко, государь-надёжа, а традиция такая в заграницах есть, – осанисто подал голос боярин Примаков-Покусайло. – Чтобы значит эту самую нагурацию прилюдно забубенивать.
- Традиция, говоришь?.. – по глазам Салтана было видно, что в августейшую голову забрела какая-то нетривиальная мысль. Забрела, и теперь государь всё никак не может поймать её за хвост… – А много ль для той нагурации надо?
Примаков-Покусайло какое-то время рассеянно смотрел в расписанный гамаюнами потолок тронной залы и молча загинал пальцы. Закончив подведение умозрительного баланса, боярин доложил:
- Да всего-ничего, царь-государь. Надобны: красного колеру ковёр, амбарная али ещё какая толстая книговина, пяток стрельцов, пушка и народ.
- Ну, раз всего-ничего, - просветлел ликом Салтан, то слушай все мой царский указ – милостливый и неумолимый! Быть завтрева опосля третьих петухов у нас нагурации. Присутствовать всем под страхом порки. Лица по сему случаю иметь радостные, улыбчивые. Меня чествовать и славить неукоснительно. После нагурации – народные гуляния… Быть по сему!
Утро следующего дня выдалось ясным и безоблачным. На площади, что у царского терема, собралась тьма-тьмущая народу. Электорат мучительно сдерживал зевки, растягивал губы в зверских улыбках, с опаской разглядывал раскатанную поверх брусчатки и конского навоза красную ковровую дорожку. Стоящая поодаль бочка с бражкой из царёвых кладовых вызывала куда больший энтузиазм…
Стоило больному астмой Петушку-Золотому Гребешку в третий раз за утро прокашляться, боярин Примаков-Покусайло вынес на всеобщее обозрение толстенную инкунабулу в кожаном переплёте. Книга была столь древней, что в ней давно никто ничего не мог разобрать. Но, надо признать, выглядела та инкунабула крайне солидно. Неподалёку от боярина мялись пять сонных стрельцов при одной пушчонке…
Когда всё было готово, Примаков-Покусайло дал условный знак. Внутри терема грянули фанфары. Рынды распахнули двери и на крыльце показался Салтан. Бодро протрусил по ковровой дорожке до табуретки, на которой лежала инкунабула. Правую руку возложил на книгу, а левой пафосно помахал в воздухе.
Фанфары съехали на уханье одинокого бубна и смолкли. Государь-надёжа картинно прикрыл глаза. Торжественно объявил:
- Люди русские! Братья и сестры! Внуки и внучки! Тёщи и свекрови! Дядьки и тётьки! К вам обращаюсь я в этот хисторический час...
- Ишь ты! Во чешет! Во жжот! – заохал восхищённо народ.
- ...Клянусь править народом моим праведно и нажористо! – продолжал тем временем свой спич монарх. - С пользой для и вопреки всему… - тут Салтан приоткрыл один глаз, чтобы полюбоваться произведённым эффектом. Дело в том, что накануне премудрый Примаков-Покусайло посоветовал царю что-нибудь пообещать народу. Но пообещать невразумительно. Чтобы позже можно было на данные обещания без зазрения совести плюнуть. Боярин пояснил, что в заграницах это называется «тонкий политИк». Так что теперь царь-государь с интересом подглядывал за тем, какое впечатление его «тонкий политИк» оказал на собравшиеся массы. Массы слушали царя с тупым коровьим выражением лиц. Это удовлетворило Салтана по самые гланды, так что он, воинственно вздёрнув бородёнку, барабанил невесть что ещё минут тридцать. Потом устал, охрип, рубанул рукой воздух и закончил очень эффектно:
- …Да пребуду с вами я. Ура!
- УРАААА!!!.. – вразнобой подхватил электорат.
Стрельцы – раз, два! – взяли пищали на караул. Крайний запалил фитиль у пушчонки. Фитиль занялся, ворчливо зашипел. Выстрела долго не было. Так долго, что Примаков-Покусайло уже начал волноваться, а не сорвётся ли салют, но тут, наконец, жахнуло. Ядро по крутой параболе ушло в небо и там запропастилось с концами. Восприняв прозвучавший «бабах», как сигнал, народ снёс замешкавшихся стрельцов и набросился на бражку. Кому-то дармового напитка не хватило и этот кто-то немедленно дал в глаз тому, кому хватило. Тот, кому хватило, ответил. Через секунду азартная драка охватила уже всю площадь…
…Терем уцелел чудом, чего нельзя было сказать о соседних улицах, знатно прореженных случайными пожарами. Судя по доносящимся издалека воплям и звукам мордобоя, в посаде ещё продолжались народные гуляния…
На крыльце царского терема сидели двое: Салтан и Примаков-Покусайло. Вид у боярина был печальный - всю его роскошную горлатную шапку снизу доверху уделал впавший от страха в ажитацию Петушок-Золотой Гребешок... У царя же, несмотря на фингал и вывернутую наизнанку шапку Мономаха, лицо, напротив, лучилось удовольствием.
- Эх, хорошо! – неожиданно сказал царь и хлопнул себя по рваным портам.
- Чего ж хорошего-то, государь-надёжа? – удивился боярин, обозревая полуразрушенную столицу.
- Дык ведь могло быть и хуже! Терем вот не сожгли – ну рази ж не хорошо?
В первый раз за всю свою придворную карьеру Примаков-Покусайло не нашёлся, что ответить царю.
А тот меж тем подбоченился и объявил, что нагурации отныне будут проводиться ежегодно, ибо дело это хорошее и вельми пользительное.
- Чего ж в нём пользительного-то? – брови боярина взлетели под самую изгаженную шапку.
- Ну, во-первых, место в граде под новостройки расчистили, – стал считать Салтан. – Во-вторых, народу бесплатное развлечение устроили. В-третьих, мудрость великую через ту нагурацию обрели…
- Это какую же мудрость-то? – опешил боярин.
- Как какую? – в свою очередь удивился монарх. – Самую, что ни на есть сокровенную. Можно сказать - национальную идею и повод для единения масс.
- …?
- Бражки надо больше, дурень!!!..
And here’s another from Andrei Soyustov
***
Chronicles of the Far Far Away.
----------------------------------------
King Saltan gazed at his egg for a long time ...
Finally, the monarch decisively peeled him on the arm of the throne, cleaned it, dipped it in a salt shaker and chewed it deliciously.
The boyars sitting on the benches blurred in oil smiles. Someone obsequious voice wished the king-priest bon appetit. Some of the artistic ones who had been huddled in the farthest corner dragged “many summers” with bass. Others immediately picked up, striving to scream the text louder and certainly - in the face of the king ...
The autocrat Vsederidevyatsky almost choked. For a long time, he shook a dry fist over his head, until, finally, he could not catch his breath and growl:
- Come on, scum! Look, they made a mast go show from the tsar’s kingdom! Have seized, you panim, any foreign foreign shame! ..
The boyars shut up.
In deathly silence, the king finished the egg, washed it down with freshly squeezed milk from the cow, and fell into complacency. The latter was expressed in the fact that the sovereign loudly scratched his left armpit loudly. Having finished this matter of national importance, Saltan decided that it was time to return to royal duties. He tugged his seat on the throne and, taking the fifth point in a comfortable position, ordered to read the news.
A stooped clerk rolled out from behind the boyars' backs. Shaking finely from awareness of the importance of the moment, he straightened a long scroll. He cleared his throat a little. Started:
- "Oh, goy-hey Tsar-Sovereign, they didn’t execute, but led to pardon! .."
“Well, we’ll think it over.” According to the results of the hearing. - Saltan smiled wisely. - Read on ...
- "From Albionia write that in their river Thames there was a ready-made belly fish with all the signs of womanishness. The fish scolded the fishermen swearingly and freaked from the boat ..."
- Mermaid. - Saltan nodded understandingly. - Looks like she was going to spawn.
- "From the Storage, write that on the Champs Elysées the other day ina ... inau ... the inauguration of the French ruler happened."
- Anto, what kind of inana ... inau ... naguration, her ulcers in the liver? - the sovereign hopefully looked up from the throne heights to the reader.
He hooted and hastily rumbled:
- Dedication, therefore, Your Royal Majesty. How is initiation. To the post.
Saltan thought for a moment. He automatically thrust a shred of his own beard into his mouth, chewed it a little, and only then asked:
- Initiation? That is, before this naguration they didn’t understand a belmez in their post? ..
“She-king, sovereign, it is.” - immediately supported the autocrat clerk. In fact, he was not sure of the correctness of his answer ... But immediately agreeing on everything with the autocrat long ago became a conditioned reflex at the royal court.
“Are you ... Saltan moved the crown to his forehead and concentratedly scratched the bald patch.” - There were neither an ear nor a snout, and then along the enthral snout by naguration - balls! .. And what? The people through that very smartly?
“It’s not very flexible, sovereign hope, but there is such a tradition in foreign countries,” the boyar Primakov-Pokusailo voiced a cautious voice. - To mean this very nugging is publicly rude.
“Tradition, you say? ..” - it was evident from Saltan's eyes that some non-trivial thought wandered into his head in August. Wandered, and now the emperor still can not catch her by the tail ... - But a lot of eh for that naguratie?
For a while, Primakov-Pokusailo gazed absently at the throne room ceiling, painted with hammocks, and silently put up his fingers. Having finished summarizing the speculative balance, the boyar reported:
“Nothing at all, Tsar Sovereign.” Need: red color carpet, barn ali even some thick book, heels of archers, a gun and people.
“Well, if nothing,” Saltan brightened his face, then listen to all my royal decree — gracious and inexorable! To be tomorrow after the third roosters we have. Present to everyone under fear of flogging. Individuals on this occasion have joyful, smiling. Honor me and glorify strictly. After the festivities - festivities ... To be on this!
The morning of the next day was clear and cloudless. On the square, that at the royal tower, gathered darkness, darkness, people. The electorate painfully restrained yawns, stretched his lips in atrocious smiles, cautiously examined the red carpet rolled over paving stones and horse manure. Standing off the barrel with a mash from the royal pantries caused much more enthusiasm ...
As soon as the cockerel-Zolotoy Grebeshko, an asthmatic patient, cleared his throat for the third time in the morning, the boyar Primakov-Pokusailo brought out a thick leather-bound incunabula for all to see. The book was so ancient that for a long time no one could make out anything in it. But, I must admit, that incunabula looked extremely solid. Not far from the boyar, five sleepy archers with one little fluffy crumpled ...
When everything was ready, Primakov-Pokusailo gave a conditional sign. Fanfares burst inside the tower. The Rynds opened the door and Saltan appeared on the porch. He cheerfully trotted along the carpet to the stool on which the incunabula was lying. He laid his right hand on the book, and waved his pathosly left in the air.
The fanfare rode off to the hoot of a lone tambourine and fell silent. The sovereign reliably closed his eyes. Solemnly
***
Chronicles of the Far Far Away.
----------------------------------------
King Saltan gazed at his egg for a long time ...
Finally, the monarch decisively peeled him on the arm of the throne, cleaned it, dipped it in a salt shaker and chewed it deliciously.
The boyars sitting on the benches blurred in oil smiles. Someone obsequious voice wished the king-priest bon appetit. Some of the artistic ones who had been huddled in the farthest corner dragged “many summers” with bass. Others immediately picked up, striving to scream the text louder and certainly - in the face of the king ...
The autocrat Vsederidevyatsky almost choked. For a long time, he shook a dry fist over his head, until, finally, he could not catch his breath and growl:
- Come on, scum! Look, they made a mast go show from the tsar’s kingdom! Have seized, you panim, any foreign foreign shame! ..
The boyars shut up.
In deathly silence, the king finished the egg, washed it down with freshly squeezed milk from the cow, and fell into complacency. The latter was expressed in the fact that the sovereign loudly scratched his left armpit loudly. Having finished this matter of national importance, Saltan decided that it was time to return to royal duties. He tugged his seat on the throne and, taking the fifth point in a comfortable position, ordered to read the news.
A stooped clerk rolled out from behind the boyars' backs. Shaking finely from awareness of the importance of the moment, he straightened a long scroll. He cleared his throat a little. Started:
- "Oh, goy-hey Tsar-Sovereign, they didn’t execute, but led to pardon! .."
“Well, we’ll think it over.” According to the results of the hearing. - Saltan smiled wisely. - Read on ...
- "From Albionia write that in their river Thames there was a ready-made belly fish with all the signs of womanishness. The fish scolded the fishermen swearingly and freaked from the boat ..."
- Mermaid. - Saltan nodded understandingly. - Looks like she was going to spawn.
- "From the Storage, write that on the Champs Elysées the other day ina ... inau ... the inauguration of the French ruler happened."
- Anto, what kind of inana ... inau ... naguration, her ulcers in the liver? - the sovereign hopefully looked up from the throne heights to the reader.
He hooted and hastily rumbled:
- Dedication, therefore, Your Royal Majesty. How is initiation. To the post.
Saltan thought for a moment. He automatically thrust a shred of his own beard into his mouth, chewed it a little, and only then asked:
- Initiation? That is, before this naguration they didn’t understand a belmez in their post? ..
“She-king, sovereign, it is.” - immediately supported the autocrat clerk. In fact, he was not sure of the correctness of his answer ... But immediately agreeing on everything with the autocrat long ago became a conditioned reflex at the royal court.
“Are you ... Saltan moved the crown to his forehead and concentratedly scratched the bald patch.” - There were neither an ear nor a snout, and then along the enthral snout by naguration - balls! .. And what? The people through that very smartly?
“It’s not very flexible, sovereign hope, but there is such a tradition in foreign countries,” the boyar Primakov-Pokusailo voiced a cautious voice. - To mean this very nugging is publicly rude.
“Tradition, you say? ..” - it was evident from Saltan's eyes that some non-trivial thought wandered into his head in August. Wandered, and now the emperor still can not catch her by the tail ... - But a lot of eh for that naguratie?
For a while, Primakov-Pokusailo gazed absently at the throne room ceiling, painted with hammocks, and silently put up his fingers. Having finished summarizing the speculative balance, the boyar reported:
“Nothing at all, Tsar Sovereign.” Need: red color carpet, barn ali even some thick book, heels of archers, a gun and people.
“Well, if nothing,” Saltan brightened his face, then listen to all my royal decree — gracious and inexorable! To be tomorrow after the third roosters we have. Present to everyone under fear of flogging. Individuals on this occasion have joyful, smiling. Honor me and glorify strictly. After the festivities - festivities ... To be on this!
The morning of the next day was clear and cloudless. On the square, that at the royal tower, gathered darkness, darkness, people. The electorate painfully restrained yawns, stretched his lips in atrocious smiles, cautiously examined the red carpet rolled over paving stones and horse manure. Standing off the barrel with a mash from the royal pantries caused much more enthusiasm ...
As soon as the cockerel-Zolotoy Grebeshko, an asthmatic patient, cleared his throat for the third time in the morning, the boyar Primakov-Pokusailo brought out a thick leather-bound incunabula for all to see. The book was so ancient that for a long time no one could make out anything in it. But, I must admit, that incunabula looked extremely solid. Not far from the boyar, five sleepy archers with one little fluffy crumpled ...
When everything was ready, Primakov-Pokusailo gave a conditional sign. Fanfares burst inside the tower. The Rynds opened the door and Saltan appeared on the porch. He cheerfully trotted along the carpet to the stool on which the incunabula was lying. He laid his right hand on the book, and waved his pathosly left in the air.
The fanfare rode off to the hoot of a lone tambourine and fell silent. The sovereign reliably closed his eyes. Solemnly
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Владимир Стаценко
