Рассуждение - замечательный инструмент. Но нужно понимать некоторые тонкости его применения.
Сам по себе поток ощущений, сигналов от наших рецепторов, порождаемый миром и нашим в нем присутствием, по своей природе, нейтрален и лишен какой бы то ни было структуры. С другой стороны, сами по себе рациональные конструкции лишены какой бы то ни было связи с миром (предполагаемым, конечно, но, тем не менее, я вынужден использовать этот термин) в его внечеловеческом аспекте. Связь же между этими двумя объектами возникает в нашем их чувствовании. Здесь же следует подчеркнуть, что как мир, так и рациональность являются чем-то внешним по отношению к каждому индивиду, при этом первый объект принадлежит физической реальности, а второй, в самом деле, социальной. То есть первый является источником наших непосредственных ощущений, а второй - пространством их разделения, общения. Быть последовательным, означает всего лишь быть в универсальном смысле доступным для понимания. Примечательно также и то, что рациональность вместе с языком от своей первоначальной коммуникативной межиндивидуальной функции пришли к функции саморефлексии. Рациональность - зеркалов которое мы все смотримся, с помощью которого мы составляем суждения даже о самих себе, тогда как на самом деле, на поток непосредственных ощущений это не влияет, это все-таки влияет на структурирование потока, на генерацию структуры действительности в том виде, в котором мы можем ее разделить с другими людьми в более или менее инвариантной форме.
Это рассуждение может показаться не очень понятным, сложным, но все встанет на свои места, если я продемонстрирую, как оно работает на примерах структурирования и объяснения, разделения вполне жизненных переживаний. Первый пример, который приходит сейчас мне в голову, пример некорректного применения рациональности, - подгонка под ответ. Когда речь идет, например, о нравственных оценках, конструктивное рассуждение строится на базе набора нравственных императивов без привлечения интенции, насколько это возможно, вывода конкретного суждения. Но что происходит, когда люди обвиняют кого-то в нарушении нравственности? Часто случается так, что цель известна заранее, и для ее достижения выбирается ограниченный набор императивов, или, что работает лучше, прецедентов, готовых следствий из этих императивов. Построенные таким образом обвинения выглядят фальшивыми, незрелыми, и все дело в том, что они скрывают истинный мотив - обиду. Но нравственные императивы вопрос очень сложный. Тем более, как человек в недостаточной степени социализированный, я вряд ли смогу о них хорошо рассуждать. Для меня полезнее будет привести другой, более личный пример. Итак, в силу своей гибкости и нейтральности, рациональность позволяет связать что угодно с чем угодно, вопрос в том - когда имеет смыл что-то связывать? На мой взгляд, ответ очевиден - это стоит делать тогда, когда связь действительно есть. Разумеется, такая формулировка требует пояснений: что значит, действительно есть? Кто может об этом судить? Ответ - об этом должен судить тот, кто синтезирует высказывание, говорящий. И интенцией (если мы стремимся к именно логически безупречной формулировке) должна быть, как ни странно, понятность. Не убедительность, а именно понятность, эффективность для разделения переживаний, опыта. Рациональность, как было сказано выше, как раз и есть инструмент достижения максимально универсальной понятности. Рациональность служит для того, чтобы отразить, запечатлеть и передать. Нет ничего, понятнее математики.
Сейчас я попробую связать чувство потери и чувство долга. И я сделаю это просто постольку, поскольку я имею опыт переживания связанности, совместности, одновременности этих чувств. И действительно, все, что есть в реальности связано, как минимум, совместностью присутствия в реальности, но сопряженность переживаний одного человека безусловно обладает большей (более узкой) значимостью, чем совместное рассмотрение погоды в Миннеаполисе и количества комаров в моей квартире. Большая общность почти всегда равна меньшей значимости, и в радикальном случае сводится к тривиальному тождеству. Пытаясь же раскрыть связанность переживаний, я должен раскрыть тождество иного характера. В конечно итоге, любой логический вывод, казалось бы, должен был бы быть лишенным смысла, строясь на тавтологиях, но, тем не менее, это не так, поскольку в случае, например, объяснения человеческих переживаний, целью является тождественность их отражений. То есть, рассказывая о своих чувствах я могу рассчитывать не столько на побуждение других к чувствованию того же, что и я, сколько к чувствованию того, что отразится в их рассудке также, как и мои переживания отражаются в моем.
Я перейду к делу. Самым простым способом связать долг и потерю, действуя как в школе, при написании сочинения типа "почему автор хотел сказать именно это", я могу сказать: долг - это всегда потеря свободы. В общем, это правда, но правда тривиальная, формальная, не значащая практически ничего. Есть и другая сторона - как я уже говорил, мне приходилось переживать связанность этих чувств. И единственным способом добиться нетривиального тождества будет раскрытие субъективной природы этой совместности. Мне случается вспоминать, как в возрасте где-то пяти-шести лет я бродил по пляжу Заячьего острова. Я отчетливо помню, как поддавался моим стопам мелкий и неоднородный песок, как он засыпался в красные сандалии, помню полосу прелого тростника, отстоящую от воды приблизительно на три метра, мелкие камушки и битый кирпич на мелководье, еще помню тень крепостной стены. Помню, как я отыскивал в песке полусферические картонные детали от зарядов фейерверков, и в каждой полусфере было по два отверстия. Эти находки пробуждали во мне живой интерес к устройству зарядов, кроме того, мне казалось, что понимая, изучая что-то новое о мире, о жизни людей я куда-то двигаюсь. Каждое новое открытие было, как мне казалось, поворотным, сближающим с миром. Теперь же, погружаясь в эти воспоминания, я ощущаю горькое чувство потери. Что это может быть за потеря? Потеря детства, времени? А может быть, потеря чувства новизны, динамики познания. В нынешнем обширном информационном пространстве совершенно невозможно оценить значение каждого маленького открытия, совершенно невозможно понять - шаг ли это вперед, или просто потеря времени. Так может быть, это чувство горечи от потери контроля? Контроля над развитием, ассимиляцией внешнего мира? Обширность выбора и широкий кругозор нивелируют ценность каждого отдельного поглощенного и осознанного факта. Но при чем тут чувство долга?
Не раз мне приходилось просыпаться среди ночи, но чаще поздним утром, в поту с чувством непоправимости, а может даже и порочности, грешности, преступности. Прошли годы, прежде я почувствовал это как долг, который я не могу вернуть. Но что это за долг? Перед самим собой за потраченное впустую время? Я слишком устал, чтобы вдаваться в подробности, и я постараюсь быть настолько кратким, насколько это возможно: что это за долг перед самим собой? Ведь часто так говорят, но в долгу можно быть все-таки только перед чем-то внешним. В данном случае, я полагаю, это долг перед идеальным образом себя, созданным на основе нравственных установок. То есть, это своеобразное выражение потребности в идеальности, связанное со спецификой социальности, ролей, предписываемых нам обществом. Эти роли универсальны, в то время как мы сами отнюдь не одинаковы, а значит, не можем им вполне соответствовать.
И каков же может быть краткий вывод из этого пространного рассуждения? Где же, собственно, связь? Дело, я полагаю, в том, что детство - как раз является периодом усвоения нравственных установок, время формирования идентичности. Но так уж выходит, что все мы вынуждены свернуть на время с дороги к самим себе, для того, чтобы адаптироваться к жизни в обществе. Но, достигнув определенной степени зрелости, мы начинаем разрываться между потребностями в идентичности и идеальности. Проблема в том, что мы ощущаем себя подвешенными между детской непосредственностью и взрослой безличной социальной зрелостью. Я помню любопытную иллюстрацию этого причудливого завитка в нашем поиске себя - юмористический рисунок, на котором изображен ребенок, мечтающий быть таким как все, и взрослый, желающий быть кем-то особенным.
Сам по себе поток ощущений, сигналов от наших рецепторов, порождаемый миром и нашим в нем присутствием, по своей природе, нейтрален и лишен какой бы то ни было структуры. С другой стороны, сами по себе рациональные конструкции лишены какой бы то ни было связи с миром (предполагаемым, конечно, но, тем не менее, я вынужден использовать этот термин) в его внечеловеческом аспекте. Связь же между этими двумя объектами возникает в нашем их чувствовании. Здесь же следует подчеркнуть, что как мир, так и рациональность являются чем-то внешним по отношению к каждому индивиду, при этом первый объект принадлежит физической реальности, а второй, в самом деле, социальной. То есть первый является источником наших непосредственных ощущений, а второй - пространством их разделения, общения. Быть последовательным, означает всего лишь быть в универсальном смысле доступным для понимания. Примечательно также и то, что рациональность вместе с языком от своей первоначальной коммуникативной межиндивидуальной функции пришли к функции саморефлексии. Рациональность - зеркалов которое мы все смотримся, с помощью которого мы составляем суждения даже о самих себе, тогда как на самом деле, на поток непосредственных ощущений это не влияет, это все-таки влияет на структурирование потока, на генерацию структуры действительности в том виде, в котором мы можем ее разделить с другими людьми в более или менее инвариантной форме.
Это рассуждение может показаться не очень понятным, сложным, но все встанет на свои места, если я продемонстрирую, как оно работает на примерах структурирования и объяснения, разделения вполне жизненных переживаний. Первый пример, который приходит сейчас мне в голову, пример некорректного применения рациональности, - подгонка под ответ. Когда речь идет, например, о нравственных оценках, конструктивное рассуждение строится на базе набора нравственных императивов без привлечения интенции, насколько это возможно, вывода конкретного суждения. Но что происходит, когда люди обвиняют кого-то в нарушении нравственности? Часто случается так, что цель известна заранее, и для ее достижения выбирается ограниченный набор императивов, или, что работает лучше, прецедентов, готовых следствий из этих императивов. Построенные таким образом обвинения выглядят фальшивыми, незрелыми, и все дело в том, что они скрывают истинный мотив - обиду. Но нравственные императивы вопрос очень сложный. Тем более, как человек в недостаточной степени социализированный, я вряд ли смогу о них хорошо рассуждать. Для меня полезнее будет привести другой, более личный пример. Итак, в силу своей гибкости и нейтральности, рациональность позволяет связать что угодно с чем угодно, вопрос в том - когда имеет смыл что-то связывать? На мой взгляд, ответ очевиден - это стоит делать тогда, когда связь действительно есть. Разумеется, такая формулировка требует пояснений: что значит, действительно есть? Кто может об этом судить? Ответ - об этом должен судить тот, кто синтезирует высказывание, говорящий. И интенцией (если мы стремимся к именно логически безупречной формулировке) должна быть, как ни странно, понятность. Не убедительность, а именно понятность, эффективность для разделения переживаний, опыта. Рациональность, как было сказано выше, как раз и есть инструмент достижения максимально универсальной понятности. Рациональность служит для того, чтобы отразить, запечатлеть и передать. Нет ничего, понятнее математики.
Сейчас я попробую связать чувство потери и чувство долга. И я сделаю это просто постольку, поскольку я имею опыт переживания связанности, совместности, одновременности этих чувств. И действительно, все, что есть в реальности связано, как минимум, совместностью присутствия в реальности, но сопряженность переживаний одного человека безусловно обладает большей (более узкой) значимостью, чем совместное рассмотрение погоды в Миннеаполисе и количества комаров в моей квартире. Большая общность почти всегда равна меньшей значимости, и в радикальном случае сводится к тривиальному тождеству. Пытаясь же раскрыть связанность переживаний, я должен раскрыть тождество иного характера. В конечно итоге, любой логический вывод, казалось бы, должен был бы быть лишенным смысла, строясь на тавтологиях, но, тем не менее, это не так, поскольку в случае, например, объяснения человеческих переживаний, целью является тождественность их отражений. То есть, рассказывая о своих чувствах я могу рассчитывать не столько на побуждение других к чувствованию того же, что и я, сколько к чувствованию того, что отразится в их рассудке также, как и мои переживания отражаются в моем.
Я перейду к делу. Самым простым способом связать долг и потерю, действуя как в школе, при написании сочинения типа "почему автор хотел сказать именно это", я могу сказать: долг - это всегда потеря свободы. В общем, это правда, но правда тривиальная, формальная, не значащая практически ничего. Есть и другая сторона - как я уже говорил, мне приходилось переживать связанность этих чувств. И единственным способом добиться нетривиального тождества будет раскрытие субъективной природы этой совместности. Мне случается вспоминать, как в возрасте где-то пяти-шести лет я бродил по пляжу Заячьего острова. Я отчетливо помню, как поддавался моим стопам мелкий и неоднородный песок, как он засыпался в красные сандалии, помню полосу прелого тростника, отстоящую от воды приблизительно на три метра, мелкие камушки и битый кирпич на мелководье, еще помню тень крепостной стены. Помню, как я отыскивал в песке полусферические картонные детали от зарядов фейерверков, и в каждой полусфере было по два отверстия. Эти находки пробуждали во мне живой интерес к устройству зарядов, кроме того, мне казалось, что понимая, изучая что-то новое о мире, о жизни людей я куда-то двигаюсь. Каждое новое открытие было, как мне казалось, поворотным, сближающим с миром. Теперь же, погружаясь в эти воспоминания, я ощущаю горькое чувство потери. Что это может быть за потеря? Потеря детства, времени? А может быть, потеря чувства новизны, динамики познания. В нынешнем обширном информационном пространстве совершенно невозможно оценить значение каждого маленького открытия, совершенно невозможно понять - шаг ли это вперед, или просто потеря времени. Так может быть, это чувство горечи от потери контроля? Контроля над развитием, ассимиляцией внешнего мира? Обширность выбора и широкий кругозор нивелируют ценность каждого отдельного поглощенного и осознанного факта. Но при чем тут чувство долга?
Не раз мне приходилось просыпаться среди ночи, но чаще поздним утром, в поту с чувством непоправимости, а может даже и порочности, грешности, преступности. Прошли годы, прежде я почувствовал это как долг, который я не могу вернуть. Но что это за долг? Перед самим собой за потраченное впустую время? Я слишком устал, чтобы вдаваться в подробности, и я постараюсь быть настолько кратким, насколько это возможно: что это за долг перед самим собой? Ведь часто так говорят, но в долгу можно быть все-таки только перед чем-то внешним. В данном случае, я полагаю, это долг перед идеальным образом себя, созданным на основе нравственных установок. То есть, это своеобразное выражение потребности в идеальности, связанное со спецификой социальности, ролей, предписываемых нам обществом. Эти роли универсальны, в то время как мы сами отнюдь не одинаковы, а значит, не можем им вполне соответствовать.
И каков же может быть краткий вывод из этого пространного рассуждения? Где же, собственно, связь? Дело, я полагаю, в том, что детство - как раз является периодом усвоения нравственных установок, время формирования идентичности. Но так уж выходит, что все мы вынуждены свернуть на время с дороги к самим себе, для того, чтобы адаптироваться к жизни в обществе. Но, достигнув определенной степени зрелости, мы начинаем разрываться между потребностями в идентичности и идеальности. Проблема в том, что мы ощущаем себя подвешенными между детской непосредственностью и взрослой безличной социальной зрелостью. Я помню любопытную иллюстрацию этого причудливого завитка в нашем поиске себя - юмористический рисунок, на котором изображен ребенок, мечтающий быть таким как все, и взрослый, желающий быть кем-то особенным.
Reasoning is a wonderful tool. But you need to understand some of the subtleties of its application.
By itself, the stream of sensations, signals from our receptors, generated by the world and our presence in it, is, by its nature, neutral and devoid of any structure. On the other hand, rational constructions themselves are devoid of any connection with the world (supposed, of course, but, nevertheless, I have to use this term) in its extrahuman aspect. The connection between these two objects arises in our feeling. Here it should be emphasized that both the world and rationality are something external in relation to each individual, while the first object belongs to physical reality, and the second, in fact, social. That is, the first is the source of our immediate sensations, and the second is the space of their separation, communication. To be consistent is simply to be understood in a universal sense. It is also noteworthy that rationality, together with language, from its original communicative interindividual function came to the function of self-reflection. Rationality is the mirrors that we all look at, with the help of which we make judgments even about ourselves, whereas in reality, this does not affect the flow of immediate sensations, it still affects the structuring of the flow, the generation of the structure of reality in the form in which we can share it with other people in a more or less invariant form.
This reasoning may not seem very understandable, complicated, but everything will fall into place if I demonstrate how it works on the examples of structuring and explaining, sharing quite vital experiences. The first example that now comes to my mind, an example of the incorrect application of rationality, is fitting to the answer. When it comes, for example, to moral assessments, constructive reasoning is based on a set of moral imperatives without involving the intention, as far as possible, of concluding a specific judgment. But what happens when people accuse someone of violating morality? It often happens that the goal is known in advance, and to achieve it a limited set of imperatives is chosen, or, what works better, precedents, ready-made consequences from these imperatives. The accusations constructed in this way look false, immature, and the whole point is that they hide the true motive - the insult. But moral imperatives are a very complex issue. Moreover, as a person is not sufficiently socialized, I can hardly reason about them well. It will be more useful for me to give another, more personal example. So, because of its flexibility and neutrality, rationality allows you to associate anything with anything, the question is - when does it make sense to associate something? In my opinion, the answer is obvious - it is worth doing when there really is a connection. Of course, such a formulation requires clarification: what does it really mean? Who can judge this? The answer is the one who synthesizes the utterance, the speaker, must judge this. And the intention (if we strive for exactly the logically flawless formulation) should, oddly enough, be understandable. Not persuasiveness, namely clarity, effectiveness for sharing experiences. Rationality, as mentioned above, is precisely the tool for achieving the most universal understandability. Rationality serves to reflect, capture and convey. There is nothing clearer than mathematics.
Now I will try to relate the feeling of loss and the sense of duty. And I will do it simply to the extent that I have the experience of experiencing the connectedness, compatibility, simultaneity of these feelings. Indeed, everything that is in reality is connected, at least, with the compatibility of presence in reality, but the conjugation of the experiences of one person certainly has more (narrower) significance than a joint consideration of the weather in Minneapolis and the number of mosquitoes in my apartment. Greater commonality is almost always equal to lesser significance, and in the radical case it reduces to a trivial identity. Trying to reveal the connectedness of experiences, I must reveal an identity of a different nature. In the end, any logical conclusion, it would seem, should have been meaningless, based on tautologies, but, nevertheless, this is not so, because in the case of, for example, an explanation of human experiences, the goal is the identity of their reflections. That is, talking about my feelings, I can count not so much on encouraging others to feel the same as I do, but on feeling what will be reflected in their minds as well as my experiences are reflected in mine.
I will get down to business. The easiest way to relate debt and loss, acting like in school, when writing an essay like “why the author wanted to say exactly that,” I can say: debt is always a loss of freedom. In general, this is true, but the truth is trivial, formal, meaning almost nothing. There is another side - like me
By itself, the stream of sensations, signals from our receptors, generated by the world and our presence in it, is, by its nature, neutral and devoid of any structure. On the other hand, rational constructions themselves are devoid of any connection with the world (supposed, of course, but, nevertheless, I have to use this term) in its extrahuman aspect. The connection between these two objects arises in our feeling. Here it should be emphasized that both the world and rationality are something external in relation to each individual, while the first object belongs to physical reality, and the second, in fact, social. That is, the first is the source of our immediate sensations, and the second is the space of their separation, communication. To be consistent is simply to be understood in a universal sense. It is also noteworthy that rationality, together with language, from its original communicative interindividual function came to the function of self-reflection. Rationality is the mirrors that we all look at, with the help of which we make judgments even about ourselves, whereas in reality, this does not affect the flow of immediate sensations, it still affects the structuring of the flow, the generation of the structure of reality in the form in which we can share it with other people in a more or less invariant form.
This reasoning may not seem very understandable, complicated, but everything will fall into place if I demonstrate how it works on the examples of structuring and explaining, sharing quite vital experiences. The first example that now comes to my mind, an example of the incorrect application of rationality, is fitting to the answer. When it comes, for example, to moral assessments, constructive reasoning is based on a set of moral imperatives without involving the intention, as far as possible, of concluding a specific judgment. But what happens when people accuse someone of violating morality? It often happens that the goal is known in advance, and to achieve it a limited set of imperatives is chosen, or, what works better, precedents, ready-made consequences from these imperatives. The accusations constructed in this way look false, immature, and the whole point is that they hide the true motive - the insult. But moral imperatives are a very complex issue. Moreover, as a person is not sufficiently socialized, I can hardly reason about them well. It will be more useful for me to give another, more personal example. So, because of its flexibility and neutrality, rationality allows you to associate anything with anything, the question is - when does it make sense to associate something? In my opinion, the answer is obvious - it is worth doing when there really is a connection. Of course, such a formulation requires clarification: what does it really mean? Who can judge this? The answer is the one who synthesizes the utterance, the speaker, must judge this. And the intention (if we strive for exactly the logically flawless formulation) should, oddly enough, be understandable. Not persuasiveness, namely clarity, effectiveness for sharing experiences. Rationality, as mentioned above, is precisely the tool for achieving the most universal understandability. Rationality serves to reflect, capture and convey. There is nothing clearer than mathematics.
Now I will try to relate the feeling of loss and the sense of duty. And I will do it simply to the extent that I have the experience of experiencing the connectedness, compatibility, simultaneity of these feelings. Indeed, everything that is in reality is connected, at least, with the compatibility of presence in reality, but the conjugation of the experiences of one person certainly has more (narrower) significance than a joint consideration of the weather in Minneapolis and the number of mosquitoes in my apartment. Greater commonality is almost always equal to lesser significance, and in the radical case it reduces to a trivial identity. Trying to reveal the connectedness of experiences, I must reveal an identity of a different nature. In the end, any logical conclusion, it would seem, should have been meaningless, based on tautologies, but, nevertheless, this is not so, because in the case of, for example, an explanation of human experiences, the goal is the identity of their reflections. That is, talking about my feelings, I can count not so much on encouraging others to feel the same as I do, but on feeling what will be reflected in their minds as well as my experiences are reflected in mine.
I will get down to business. The easiest way to relate debt and loss, acting like in school, when writing an essay like “why the author wanted to say exactly that,” I can say: debt is always a loss of freedom. In general, this is true, but the truth is trivial, formal, meaning almost nothing. There is another side - like me
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Кирилл Иванов
