БАНАЛЬНЫЕ ВЕЩИ
близорукие годы стоят с виноватой улыбкой
в мешковатом плаще за зеркальным ободранным шкафом:
на отца не похожи — какой-то комплекции хлипкой,
и слегка оплывают и плавятся с медленным кайфом.
или выйдешь во двор с параличного черного хода —
есть еще и такое почти безобидное средство —
только ноги промочишь, пусть даже сухая погода,
в подсыхающих лужах времен алиментного детства.
кто вас так напугал, кто вас вытряс из фотоальбомов,
довоенные мальчики, в угол забитые бытом,
знатоки изречений и даже самбистских приемов,
с выражением лиц, совпадающих с чем-то забытым.
ваши длинные тени на лунной поверхности страха —
тени прежде стоявших на голой земле монументов,
вас знобит от любого волнения в области паха,
от лежащих в нагрудных карманах своих документов.
проживаешь в квартире, а рядом глухие отсеки
остановленной жизни, уже не способной продлиться,
кто-то смотрит оттуда, как смотрят с портретов генсеки,
и еще мельтешит в физкультурных разводах столица.
или встретишь себя на замызганной лестничной клетке:
не найдешь, что сказать, и не выйдет с собой разговора,
только смотришь просяще на этого в ношеной кепке,
мол, еще постоим, ну, чего разбегаться так скоро.
незаметные вещи ведут свою жизнь, как улитки:
вот баллончик губами обласканной яркой помады,
два английских ключа и билет — разве это улики?
это так ненарочно и просит позорно пощады.
эта мелкая жизнь вымогает себе упрощенье,
горстку сахарных слез намывая из детских обманов,
и как после дождя, получив для себя отпущенье,
выползает наружу из сумочек или карманов.
так зачем их щадить? разве так поступает убийца?
и куда уходить, а уйдя, для чего возвращаться?
что здесь можно найти или в чем захотеть убедиться?
в том, что дети растут и земля продолжает вращаться...
(Марк Шатуновский)
близорукие годы стоят с виноватой улыбкой
в мешковатом плаще за зеркальным ободранным шкафом:
на отца не похожи — какой-то комплекции хлипкой,
и слегка оплывают и плавятся с медленным кайфом.
или выйдешь во двор с параличного черного хода —
есть еще и такое почти безобидное средство —
только ноги промочишь, пусть даже сухая погода,
в подсыхающих лужах времен алиментного детства.
кто вас так напугал, кто вас вытряс из фотоальбомов,
довоенные мальчики, в угол забитые бытом,
знатоки изречений и даже самбистских приемов,
с выражением лиц, совпадающих с чем-то забытым.
ваши длинные тени на лунной поверхности страха —
тени прежде стоявших на голой земле монументов,
вас знобит от любого волнения в области паха,
от лежащих в нагрудных карманах своих документов.
проживаешь в квартире, а рядом глухие отсеки
остановленной жизни, уже не способной продлиться,
кто-то смотрит оттуда, как смотрят с портретов генсеки,
и еще мельтешит в физкультурных разводах столица.
или встретишь себя на замызганной лестничной клетке:
не найдешь, что сказать, и не выйдет с собой разговора,
только смотришь просяще на этого в ношеной кепке,
мол, еще постоим, ну, чего разбегаться так скоро.
незаметные вещи ведут свою жизнь, как улитки:
вот баллончик губами обласканной яркой помады,
два английских ключа и билет — разве это улики?
это так ненарочно и просит позорно пощады.
эта мелкая жизнь вымогает себе упрощенье,
горстку сахарных слез намывая из детских обманов,
и как после дождя, получив для себя отпущенье,
выползает наружу из сумочек или карманов.
так зачем их щадить? разве так поступает убийца?
и куда уходить, а уйдя, для чего возвращаться?
что здесь можно найти или в чем захотеть убедиться?
в том, что дети растут и земля продолжает вращаться...
(Марк Шатуновский)
Banal things
myopic years stand with a guilty smile
in a baggy cloak behind a peeled mirror cabinet:
they don’t look like a father - some kind of flimsy complexion,
and slightly swell and melt with a slow high.
or go out into the courtyard with a paralyzed back door -
there’s also such an almost harmless means -
only wet your feet, even if the weather is dry,
in drying puddles since childhood.
who scared you so much, who shook you from photo albums,
pre-war boys crammed into a corner
experts in sayings and even sambist receptions,
with the expression of faces matching something forgotten.
your long shadows on the lunar surface of fear -
the shadows of monuments standing on bare ground
you will be shivering from any excitement in the groin area,
from the documents in the breast pockets.
you live in an apartment, and nearby deaf compartments
a stopped life, no longer able to last,
someone looks from there, as the general secretaries look from portraits,
and still flickers in sports divorces the capital.
or you will meet yourself on a shabby stairwell:
you won’t find what to say, and you won’t get a conversation with you,
just look for this in a worn cap
they say, still stand, well, why run up so soon.
inconspicuous things lead their lives like snails:
here is a spray can with lips of caressed bright lipstick,
two English keys and a ticket - is that evidence?
it is so unintentionally and asks for shameful mercy.
this petty life extorts simplification,
washing a handful of sugar tears out of children's deceptions,
and as after the rain, having received absolution for himself,
creeps out of handbags or pockets.
so why spare them? Is this what a killer does?
and where to leave, but when leaving, why come back?
What can be found here or what do you want to make sure of?
in the fact that children grow and the earth continues to rotate ...
(Mark Shatunovsky)
myopic years stand with a guilty smile
in a baggy cloak behind a peeled mirror cabinet:
they don’t look like a father - some kind of flimsy complexion,
and slightly swell and melt with a slow high.
or go out into the courtyard with a paralyzed back door -
there’s also such an almost harmless means -
only wet your feet, even if the weather is dry,
in drying puddles since childhood.
who scared you so much, who shook you from photo albums,
pre-war boys crammed into a corner
experts in sayings and even sambist receptions,
with the expression of faces matching something forgotten.
your long shadows on the lunar surface of fear -
the shadows of monuments standing on bare ground
you will be shivering from any excitement in the groin area,
from the documents in the breast pockets.
you live in an apartment, and nearby deaf compartments
a stopped life, no longer able to last,
someone looks from there, as the general secretaries look from portraits,
and still flickers in sports divorces the capital.
or you will meet yourself on a shabby stairwell:
you won’t find what to say, and you won’t get a conversation with you,
just look for this in a worn cap
they say, still stand, well, why run up so soon.
inconspicuous things lead their lives like snails:
here is a spray can with lips of caressed bright lipstick,
two English keys and a ticket - is that evidence?
it is so unintentionally and asks for shameful mercy.
this petty life extorts simplification,
washing a handful of sugar tears out of children's deceptions,
and as after the rain, having received absolution for himself,
creeps out of handbags or pockets.
so why spare them? Is this what a killer does?
and where to leave, but when leaving, why come back?
What can be found here or what do you want to make sure of?
in the fact that children grow and the earth continues to rotate ...
(Mark Shatunovsky)
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Беляев
