"Читательница, теперь ты прочитана. Твое тело подвергается подробному прочтению через информационные каналы осязания, зрения, обоняния. Не без вмешательства вкусовых сосочков. Особая роль отведена слуху, внимающему твоему учащенному дыханию и вскрикам. Предметом чтения в тебе является не только тело. Тело значимо как часть некой суммы сложных элементов, не всегда видимых и не всегда наличествующих, но проявляющихся видимо и непосредственно – в поволоке твоих глаз, смехе, произносимых тобою словах; в том, как ты собираешь и распускаешь волосы, как берешь на себя инициативу и отступаешь; в приметах, граничащих между тобой и привычками, нравами, памятью, предысторией, модой; во всевозможных шифрах и простейших алфавитах, с помощью которых представитель человеческого рода в определенных случаях полагает, что может прочесть другого представителя человеческого рода.
Впрочем, и ты, Читатель, являешься предметом чтения. Читательница производит смотр твоему телу, словно просматривает оглавление: она то вопьется в него быстрым, прицельным взглядом, то замедлит беглый осмотр, обращаясь к нему с вопросом и ожидая молчаливого ответа, как будто любое частичное освидетельствование интересует ее лишь ввиду более объемного, пространственного исследования. Она заостряет внимание на незначительных деталях, мелких стилистических погрешностях, скажем, на твоем выпирающем кадыке или на том, как ты ныряешь лицом в углубление над ее ключицей, – и пользуется этим, чтобы установить предел отчуждения, критической сдержанности или шутливой доверительности. Нечаянно открытая подробность оценивается чрезмерно: скажем, форма твоего подбородка или особенный твой укус в плечо. После такой завязки она пылко поглощает (вы пылко поглощаете) страницу за страницей, сверху донизу, не пропуская ни одной запятой. Получая удовольствие от того, как тебя читают, от текстуального цитирования твоей физической предметности, ты вдруг начинаешь сомневаться: а что, если она читает не тебя, единого и цельного, но, используя тебя, используя отрывки тебя, вырванные из контекста, создает себе фантасмагорического партнера, известного только ей, в сумерках ее полусознания, и то, что она распознает, есть апокрифический персонаж ее грез, а не ты?
От чтения письменного текста чтение любовниками своих тел (того концентрата духа и плоти, которым пользуются любовники, ложась в постель) отличается тем, что последнее не линейно. Оно начинается в любой точке, скачет, повторяется, обращается вспять, настойчиво топчется на месте, разветвляется на множество одновременных, самостоятельных сюжетов, вновь сходится в одной точке, надоедает, перескакивает на другую страницу, обретает утерянную нить, опять теряется. В нем можно обозначить направление, целеустремленность, понимаемую как устремленность к некоему апофеозу; в преддверии такой цели оно делается ритмичным, размеренным, наполняется чередующимися сюжетами. Является ли его целью именно апофеоз? Или продвижению к цели препятствует встречное желание восполнить мгновения, воссоздать время?
Если представить графическое изображение общего, то каждый отдельный эпизод со своей кульминацией потребовал бы трех-, а то и четырехмерной модели – никакой модели: всякий опыт неповторим. Больше всего совокупление и чтение схожи в том, что внутри них открываются пространства и время, отличные от времени и пространства, поддающихся измерению."
(Итало Кальвино "Если однажды зимней ночью путник")
Впрочем, и ты, Читатель, являешься предметом чтения. Читательница производит смотр твоему телу, словно просматривает оглавление: она то вопьется в него быстрым, прицельным взглядом, то замедлит беглый осмотр, обращаясь к нему с вопросом и ожидая молчаливого ответа, как будто любое частичное освидетельствование интересует ее лишь ввиду более объемного, пространственного исследования. Она заостряет внимание на незначительных деталях, мелких стилистических погрешностях, скажем, на твоем выпирающем кадыке или на том, как ты ныряешь лицом в углубление над ее ключицей, – и пользуется этим, чтобы установить предел отчуждения, критической сдержанности или шутливой доверительности. Нечаянно открытая подробность оценивается чрезмерно: скажем, форма твоего подбородка или особенный твой укус в плечо. После такой завязки она пылко поглощает (вы пылко поглощаете) страницу за страницей, сверху донизу, не пропуская ни одной запятой. Получая удовольствие от того, как тебя читают, от текстуального цитирования твоей физической предметности, ты вдруг начинаешь сомневаться: а что, если она читает не тебя, единого и цельного, но, используя тебя, используя отрывки тебя, вырванные из контекста, создает себе фантасмагорического партнера, известного только ей, в сумерках ее полусознания, и то, что она распознает, есть апокрифический персонаж ее грез, а не ты?
От чтения письменного текста чтение любовниками своих тел (того концентрата духа и плоти, которым пользуются любовники, ложась в постель) отличается тем, что последнее не линейно. Оно начинается в любой точке, скачет, повторяется, обращается вспять, настойчиво топчется на месте, разветвляется на множество одновременных, самостоятельных сюжетов, вновь сходится в одной точке, надоедает, перескакивает на другую страницу, обретает утерянную нить, опять теряется. В нем можно обозначить направление, целеустремленность, понимаемую как устремленность к некоему апофеозу; в преддверии такой цели оно делается ритмичным, размеренным, наполняется чередующимися сюжетами. Является ли его целью именно апофеоз? Или продвижению к цели препятствует встречное желание восполнить мгновения, воссоздать время?
Если представить графическое изображение общего, то каждый отдельный эпизод со своей кульминацией потребовал бы трех-, а то и четырехмерной модели – никакой модели: всякий опыт неповторим. Больше всего совокупление и чтение схожи в том, что внутри них открываются пространства и время, отличные от времени и пространства, поддающихся измерению."
(Итало Кальвино "Если однажды зимней ночью путник")
"Reader, you are now read. Your body is read through the information channels of touch, sight, smell. Not without the intervention of the taste buds. A special role is given to the hearing, listening to your quickened breathing and cries. The subject of reading in you is not only the body. The body is significant as part of a certain sum of complex elements, not always visible and not always present, but manifesting themselves directly and directly - in the wiggle of your eyes, laughter, the words you pronounce; in how you collect and dissolve the ox how you take the initiative and retreat; in signs that border on you and habits, morals, memory, background, fashion; in all kinds of ciphers and simple alphabets, with which the representative of the human race in certain cases believes that he can read another representative the human race.
However, you, the reader, are the subject of reading. The reader makes a look at your body, as if looking at the table of contents: it either cries out at him with a quick, aimed look, then slows down a cursory examination, addressing him with a question and waiting for a tacit answer, as if any partial examination interests her only because of a more voluminous, spatial study. She focuses on insignificant details, small stylistic errors, for example, on your sticking Adam's apple or on how you dive into the recess above her collarbone - and uses this to establish the limit of alienation, critical restraint or playful trust. Inadvertently open detail is over-estimated: let's say your chin shape or your particular bite on the shoulder. After such a tie, it ardently absorbs (you ardently absorb) page by page, from top to bottom, without missing a single comma. Enjoying the way you are read, the textual quotation of your physical subjectivity, you suddenly begin to doubt: what if she does not read you, one and only, but using you, using passages taken out of context, creates a phantasmagorical a partner known only to her in the twilight of her half-consciousness, and what she recognizes is the apocryphal character of her dreams, and not you?
From reading a written text, lovers' reading of their bodies (that concentrate of spirit and flesh used by lovers when they go to bed) differs in that the latter is not linear. It starts at any point, jumps, repeats, reverses, stomps on a place, forks into many simultaneous, independent plots, converges at one point again, bothers, jumps to another page, finds a lost thread, is lost again. In it, one can designate a direction, purposefulness, understood as striving for a certain apotheosis; in anticipation of such a goal, it becomes rhythmic, measured, filled with alternating plots. Is his goal precisely apotheosis? Or is the counter-desire to make up for moments, to recreate time, hindering progress toward the goal?
If we present a graphic image of the general, then each individual episode with its culmination would require a three- or even a four-dimensional model - no model: every experience is unique. Most of all copulation and reading are similar in that inside them open spaces and time other than time and spaces that are measurable. "
(Italo Calvino "If One Day a Traveler on a Winter Night")
However, you, the reader, are the subject of reading. The reader makes a look at your body, as if looking at the table of contents: it either cries out at him with a quick, aimed look, then slows down a cursory examination, addressing him with a question and waiting for a tacit answer, as if any partial examination interests her only because of a more voluminous, spatial study. She focuses on insignificant details, small stylistic errors, for example, on your sticking Adam's apple or on how you dive into the recess above her collarbone - and uses this to establish the limit of alienation, critical restraint or playful trust. Inadvertently open detail is over-estimated: let's say your chin shape or your particular bite on the shoulder. After such a tie, it ardently absorbs (you ardently absorb) page by page, from top to bottom, without missing a single comma. Enjoying the way you are read, the textual quotation of your physical subjectivity, you suddenly begin to doubt: what if she does not read you, one and only, but using you, using passages taken out of context, creates a phantasmagorical a partner known only to her in the twilight of her half-consciousness, and what she recognizes is the apocryphal character of her dreams, and not you?
From reading a written text, lovers' reading of their bodies (that concentrate of spirit and flesh used by lovers when they go to bed) differs in that the latter is not linear. It starts at any point, jumps, repeats, reverses, stomps on a place, forks into many simultaneous, independent plots, converges at one point again, bothers, jumps to another page, finds a lost thread, is lost again. In it, one can designate a direction, purposefulness, understood as striving for a certain apotheosis; in anticipation of such a goal, it becomes rhythmic, measured, filled with alternating plots. Is his goal precisely apotheosis? Or is the counter-desire to make up for moments, to recreate time, hindering progress toward the goal?
If we present a graphic image of the general, then each individual episode with its culmination would require a three- or even a four-dimensional model - no model: every experience is unique. Most of all copulation and reading are similar in that inside them open spaces and time other than time and spaces that are measurable. "
(Italo Calvino "If One Day a Traveler on a Winter Night")
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгений Лапин
