Последний вздох ушедшего лета. Небо нахмурилось впереди, потом улыбнулось. Ныряю в знакомую синь. Здесь мы гуляли с Таечкой: она глазела по сторонам, потом засыпала. А я смотрел на позолоченные рассветом облака, и думал, мечтал, вспоминал. Примерял это свежее небо и узкую асфальтовую дорожку к образам, давно живущем в сердце: совпадёт ли рисунок облаков? Что стало теперь по-другому? И смогут ли поднять меня в воздух мои новые крылья? Думал, что я теперь счастлив, хоть юность, подарившая мне рассветы, давно позади. Думал, как много мне предстоит сделать. И как подарить красоту этим новым, наивным глазам-одуванчикам.
А теперь черноплодка сверкает налитыми гроздями, и не кому их собирать. Как приеду, положу себе в рот пару терпких шариков, и буду сосать, не спеша, а потом выплюну, и положу новые. А как ещё есть черноплодку?... Уже порыжели клён и ольха, желтизной пропиталась берёза. Всё перешло в другую, осеннюю стадию жизни, но ещё больше струн отзывается в душе на эту раннюю осень, прохладное её дыхание, да-да, как то давнее пианино без клавиш, наверное...
Вот и жёлтая колонка. Пенсионерка неспешно споласкивает бутыли, набирает, ставит в тележку. Жизнь идёт здесь своим чередом, а я в гости, я гляну лишь мельком — на большее у меня времени нет. Вот пушистая сосенка. Сладко зеваю, потягиваюсь: приехал, пора вылезать.
Взгляд скользит по привычке, но замечает различия: поднялась уже мелкая травка в том месте, где сначала стоял наш "шатёр", а потом, когда его поломало ветром, мы просто стелили пенки, чтоб ползать на них и играть. А воздух как будто ещё свежее и чище. Дышу полной грудью, и за секунду до того, как отомкнуть замок, ловлю себя на мысли: "Хочу остаться здесь!" и тут же понимаю: нет, здесь нет уже больше той жизни, и я войду сейчас в тихий пустой дом. Только чтобы забрать последние вещи. Так и есть: и запах внутри уже не жилой, и не жилой звук шагов. Прощай, наша съёмная дача.
Сумбурным, суетливым было лето: всё где-то жало и тёрло, всё спешилось куда-то. Но и оно осело на душе кристаллами счастья — чистого, ни с чем не сравнимого: любопытные взгляды и улыбки нашей маленькой дочки, её первые победы над пространством, радость играть с нею, таскать её на руках... И эти дурацкие песенки про какашат... И как она выросла за лето, и стала почему-то блондинкой, и многие, несчетные мелочи этого первого лета новой жизни — в разных смыслах этого слова.
А теперь черноплодка сверкает налитыми гроздями, и не кому их собирать. Как приеду, положу себе в рот пару терпких шариков, и буду сосать, не спеша, а потом выплюну, и положу новые. А как ещё есть черноплодку?... Уже порыжели клён и ольха, желтизной пропиталась берёза. Всё перешло в другую, осеннюю стадию жизни, но ещё больше струн отзывается в душе на эту раннюю осень, прохладное её дыхание, да-да, как то давнее пианино без клавиш, наверное...
Вот и жёлтая колонка. Пенсионерка неспешно споласкивает бутыли, набирает, ставит в тележку. Жизнь идёт здесь своим чередом, а я в гости, я гляну лишь мельком — на большее у меня времени нет. Вот пушистая сосенка. Сладко зеваю, потягиваюсь: приехал, пора вылезать.
Взгляд скользит по привычке, но замечает различия: поднялась уже мелкая травка в том месте, где сначала стоял наш "шатёр", а потом, когда его поломало ветром, мы просто стелили пенки, чтоб ползать на них и играть. А воздух как будто ещё свежее и чище. Дышу полной грудью, и за секунду до того, как отомкнуть замок, ловлю себя на мысли: "Хочу остаться здесь!" и тут же понимаю: нет, здесь нет уже больше той жизни, и я войду сейчас в тихий пустой дом. Только чтобы забрать последние вещи. Так и есть: и запах внутри уже не жилой, и не жилой звук шагов. Прощай, наша съёмная дача.
Сумбурным, суетливым было лето: всё где-то жало и тёрло, всё спешилось куда-то. Но и оно осело на душе кристаллами счастья — чистого, ни с чем не сравнимого: любопытные взгляды и улыбки нашей маленькой дочки, её первые победы над пространством, радость играть с нею, таскать её на руках... И эти дурацкие песенки про какашат... И как она выросла за лето, и стала почему-то блондинкой, и многие, несчетные мелочи этого первого лета новой жизни — в разных смыслах этого слова.
Last breath of the past summer. The sky frowned ahead, then smiled. I dive into the familiar blue. Here we walked with Taechka: she gazed around, then fell asleep. And I looked at the gilded clouds of dawn, and thought, dreamed, recalled. Try on this fresh sky and a narrow asphalt path to the images that have long been living in the heart: will the clouds pattern match? What has become different now? And will my new wings be able to lift me into the air? I thought that I was happy now, even though the youth that gave me sunrises was long past. I thought how much I have to do. And how to give beauty to these new, naive dandelion eyes.
And now the black wolf sparkles in clusters, and there is no one to collect them. When I come, I put a couple of tart balls in my mouth, and I will suck, slowly, and then spit it out, and put new ones. And how else is the black beetle? ... The maple and alder have already grown, the birch has soaked with yellow. Everything passed to another, autumnal stage of life, but even more strings in the soul respond to this early autumn, its cool breath, yes, yes, like an old piano without keys, probably ...
Here is the yellow column. Pensioner slowly rinses the bottle, dials, puts in the cart. Life goes on as usual here, and I will visit, I will glance only briefly - I have no time for more. Here is a fluffy pine. Yawning sweetly, swearing: arrived, it's time to get out.
The look slips out of habit, but notices the difference: a small grass has already risen in the place where our “tent” first stood, and then, when it was blown by the wind, we just laid skins to crawl on them and play. And the air seems fresh and cleaner. I breathe deeply, and a second before unlocking the lock, I catch myself thinking: "I want to stay here!" and then I understand: no, there is no longer that life here, and I will enter now in a quiet empty house. Only to pick up the last things. So it is: the smell inside is no longer living, and the sound of footsteps is not living. Farewell to our rental cottage.
Summer was confused, fussy: everything was sting and rubbing somewhere, everything was dismounted somewhere. But it also settled on the soul with crystals of happiness - pure, incomparable: the curious glances and smiles of our little daughter, her first victories over space, the joy of playing with her, carrying her in her arms ... And these silly songs about kakashat. .. And how she grew over the summer, and for some reason became a blonde, and many, countless little things of this first summer of a new life - in different senses of the word.
And now the black wolf sparkles in clusters, and there is no one to collect them. When I come, I put a couple of tart balls in my mouth, and I will suck, slowly, and then spit it out, and put new ones. And how else is the black beetle? ... The maple and alder have already grown, the birch has soaked with yellow. Everything passed to another, autumnal stage of life, but even more strings in the soul respond to this early autumn, its cool breath, yes, yes, like an old piano without keys, probably ...
Here is the yellow column. Pensioner slowly rinses the bottle, dials, puts in the cart. Life goes on as usual here, and I will visit, I will glance only briefly - I have no time for more. Here is a fluffy pine. Yawning sweetly, swearing: arrived, it's time to get out.
The look slips out of habit, but notices the difference: a small grass has already risen in the place where our “tent” first stood, and then, when it was blown by the wind, we just laid skins to crawl on them and play. And the air seems fresh and cleaner. I breathe deeply, and a second before unlocking the lock, I catch myself thinking: "I want to stay here!" and then I understand: no, there is no longer that life here, and I will enter now in a quiet empty house. Only to pick up the last things. So it is: the smell inside is no longer living, and the sound of footsteps is not living. Farewell to our rental cottage.
Summer was confused, fussy: everything was sting and rubbing somewhere, everything was dismounted somewhere. But it also settled on the soul with crystals of happiness - pure, incomparable: the curious glances and smiles of our little daughter, her first victories over space, the joy of playing with her, carrying her in her arms ... And these silly songs about kakashat. .. And how she grew over the summer, and for some reason became a blonde, and many, countless little things of this first summer of a new life - in different senses of the word.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Гаген-Торн
