Хорошо, наверное, не быть собой, не иметь строго определенной личности, быть легче воздуха. Хорошо, когда сегодня ты какая-нибудь Оля Смирнова, а завтра, не знаю, коробочка с фантиками, зарытая в чаще леса!
Быть собой - это тяжелый, каждодневный труд. Просыпаешься, смотришь в зеркало, а там опять эта рожа. И так десять, двадцать, тридцать лет! Стиснув зубы, ты кормишь ее, все ей, все ей, все самое лучшее... А что на выходе? Личность никогда не будет совершенна, обязательно что-нибудь проебет, где-нибудь даст слабину, характер может быть вспыльчивый или еще чего.
И потом: окружающие к ней привыкают, привязываются. Награждают прозвищами. Чего-то ждут. Отвечай, говорят, за базар. И приходится раз за разом подтверждать: да, да, я, Оля Смирнова, милая девушка, я люблю животных и мороженое в вафельных стаканчиках. Люди не подозревают, что под оболочкой их подруги сидит бесформенное нечто, которое отчаянно тяготится любой определенностью. Домашние питомцы висят на нем, как вериги, от вафельных стаканчиков уже тошно. Почему именно вафельные и именно стаканчики, какой в смысл при огромном разнообразии вещей цепляться лишь за некоторые? Но деваться некуда - капкан, который называется личностью, вцепился в нас мертвой хваткой.
Конечно, если сосредоточиться на утешительной мысли, что сегодня ты не ты, а коробочка, просто коробочка, далеко-далеко отсюда, то в каком-то смысле действительно становишься коробочкой. И немного легчает. Наше право хотя бы отчасти быть коробочками, гусеницами, ножками от табуреток, т.е. право на свободу от личности, священно, нужно записать это во все конституции мира.
Никто не обязан быть собой.
Все друг другу розенкранцы и гильденстерны.
Быть собой - это тяжелый, каждодневный труд. Просыпаешься, смотришь в зеркало, а там опять эта рожа. И так десять, двадцать, тридцать лет! Стиснув зубы, ты кормишь ее, все ей, все ей, все самое лучшее... А что на выходе? Личность никогда не будет совершенна, обязательно что-нибудь проебет, где-нибудь даст слабину, характер может быть вспыльчивый или еще чего.
И потом: окружающие к ней привыкают, привязываются. Награждают прозвищами. Чего-то ждут. Отвечай, говорят, за базар. И приходится раз за разом подтверждать: да, да, я, Оля Смирнова, милая девушка, я люблю животных и мороженое в вафельных стаканчиках. Люди не подозревают, что под оболочкой их подруги сидит бесформенное нечто, которое отчаянно тяготится любой определенностью. Домашние питомцы висят на нем, как вериги, от вафельных стаканчиков уже тошно. Почему именно вафельные и именно стаканчики, какой в смысл при огромном разнообразии вещей цепляться лишь за некоторые? Но деваться некуда - капкан, который называется личностью, вцепился в нас мертвой хваткой.
Конечно, если сосредоточиться на утешительной мысли, что сегодня ты не ты, а коробочка, просто коробочка, далеко-далеко отсюда, то в каком-то смысле действительно становишься коробочкой. И немного легчает. Наше право хотя бы отчасти быть коробочками, гусеницами, ножками от табуреток, т.е. право на свободу от личности, священно, нужно записать это во все конституции мира.
Никто не обязан быть собой.
Все друг другу розенкранцы и гильденстерны.
Well, probably, not to be yourself, not to have a strictly defined personality, to be lighter than air. Well, when today you are some kind of Olya Smirnova, and tomorrow, I don’t know, a box with candy wrappers buried in the thicket of the forest!
Being yourself is hard, everyday work. You wake up, look in the mirror, and there again this mug. And so ten, twenty, thirty years! Gritting your teeth, you feed her, everything to her, everything to her, all the best ... And what about the output? Personality will never be perfect, something will surely pass, something will give up slackness, a temper may be hot-tempered or something else.
And then: those around her get used to it, become attached. Awarded nicknames. Something waiting. Answer, they say, for the market. And I have to confirm time after time: yes, yes, I, Olya Smirnova, dear girl, I love animals and ice cream in waffle cups. People do not suspect that under the shell of their girlfriend there is a shapeless thing that is desperate for any certainty. Pets hang on it, like chains, from waffle cups already sick. Why is it waffles and cups that make sense to cling to a few with a huge variety of things? But nowhere to go - a trap, which is called a person, clung to us with a death grip.
Of course, if you focus on the comforting thought that today you are not you, but a box, just a box, far, far from here, then in a sense you really become a box. And a little easier. Our right, at least in part, to be boxes, caterpillars, legs from stools, i.e. the right to freedom from the person, sacredly, must be written into all the constitutions of the world.
No one has to be himself.
All each other rosenkrantsy and guildensterny.
Being yourself is hard, everyday work. You wake up, look in the mirror, and there again this mug. And so ten, twenty, thirty years! Gritting your teeth, you feed her, everything to her, everything to her, all the best ... And what about the output? Personality will never be perfect, something will surely pass, something will give up slackness, a temper may be hot-tempered or something else.
And then: those around her get used to it, become attached. Awarded nicknames. Something waiting. Answer, they say, for the market. And I have to confirm time after time: yes, yes, I, Olya Smirnova, dear girl, I love animals and ice cream in waffle cups. People do not suspect that under the shell of their girlfriend there is a shapeless thing that is desperate for any certainty. Pets hang on it, like chains, from waffle cups already sick. Why is it waffles and cups that make sense to cling to a few with a huge variety of things? But nowhere to go - a trap, which is called a person, clung to us with a death grip.
Of course, if you focus on the comforting thought that today you are not you, but a box, just a box, far, far from here, then in a sense you really become a box. And a little easier. Our right, at least in part, to be boxes, caterpillars, legs from stools, i.e. the right to freedom from the person, sacredly, must be written into all the constitutions of the world.
No one has to be himself.
All each other rosenkrantsy and guildensterny.
У записи 36 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Маргарита Скоморох