Прочитала "Щегла" Донны Тартт и всем настоятельно рекомендую.
Следующая ниже простыня, как ни странно, без спойлеров.
...Мы как-то поспорили с [id1349905|Тимофеем]: он утверждал, что можно в XXI веке взять и написать рыцарский роман и, если он будет хорошим, то и хорошо; я же говорила, что рыцарский роман в XXI веке - неизбежно пошлятина и графомания.
"Щегол" дает дополнительную пищу для размышлений. Что это, как не реинкарнация романа в его первозданном виде, будто он еще не умер и даже не предвидит своей смерти? И притом не пошлятина, не графомания, а отличная, волне умная книга - можно читать и не морщиться.
Хоби, один из персонажей романа, развлечения ради создает подделки под антикварную мебель, которые, по утверждению другого персонажа, прекрасны, не хуже настоящего антиквариата. Это можно отнести и к самому роману, и к спору о воспроизведении отживших свое литературных форм - воспроизведение, получается, дело не пустое.
Но я остаюсь при своем: на самом деле полноценная реинкарнация чего бы то ни было невозможна. Если Донна Тартт не пользуется постмодернистской иронией, чтобы сделать свой текст актуальным, значит она пользуется чем-то другим, а иначе у нее получилась бы фигня. Единственный способ избежать трэша - изначально учитывать современность, так как она все равно просачивается в любую реконструкцию, угрожая ее целостности.
Текст подтверждает эти предположения. Подделки Хоби обманывали и опытный глаз, но насколько способен ввести в заблуждение "Щегол"? Дело, конечно, не только в том, что действие происходит в современных декорациях, и даже не в попавшейся на глаза отсылке к Прусту. В викторианские времена писали все же по-другому и о другом - это различие легко почувствует любой читатель, хотя мне и сложно сформулировать его.
По-моему, отрицание литературы после Диккенса (условно говоря) - не наивность или расчет увлечь публику традиционным и потому доступным письмом и уж тем более не попытка создать совершенную подделку, а осмысленный, поддающийся расшифровке жест. То есть жест, который неизбежно устанавливает подспудные отношения и связи с отрицаемым или по крайней мере учитывает его существование.
Возможно, чтобы лучше понять, чем "Щегол" современен, следует для начала приглядеться к финальному рассуждению о необходимости удерживать вместе иллюзию и реальность. Кажется, именно таким образом роман и воспроизводит литературные образцы XIX века, - полуигриво, полусерьезно, не мистифицируя, но и не деконструируя.
Диккенсовские "большие надежды" приобретают здесь новый смысл - это надежды на истинность иллюзии, которым, конечно, не суждено сбыться, как и викторианскому роману не суждено возродиться из пепла. Но призвать его фантом, чтобы "можно было вытерпеть этот мир", - почему бы и нет?
Следующая ниже простыня, как ни странно, без спойлеров.
...Мы как-то поспорили с [id1349905|Тимофеем]: он утверждал, что можно в XXI веке взять и написать рыцарский роман и, если он будет хорошим, то и хорошо; я же говорила, что рыцарский роман в XXI веке - неизбежно пошлятина и графомания.
"Щегол" дает дополнительную пищу для размышлений. Что это, как не реинкарнация романа в его первозданном виде, будто он еще не умер и даже не предвидит своей смерти? И притом не пошлятина, не графомания, а отличная, волне умная книга - можно читать и не морщиться.
Хоби, один из персонажей романа, развлечения ради создает подделки под антикварную мебель, которые, по утверждению другого персонажа, прекрасны, не хуже настоящего антиквариата. Это можно отнести и к самому роману, и к спору о воспроизведении отживших свое литературных форм - воспроизведение, получается, дело не пустое.
Но я остаюсь при своем: на самом деле полноценная реинкарнация чего бы то ни было невозможна. Если Донна Тартт не пользуется постмодернистской иронией, чтобы сделать свой текст актуальным, значит она пользуется чем-то другим, а иначе у нее получилась бы фигня. Единственный способ избежать трэша - изначально учитывать современность, так как она все равно просачивается в любую реконструкцию, угрожая ее целостности.
Текст подтверждает эти предположения. Подделки Хоби обманывали и опытный глаз, но насколько способен ввести в заблуждение "Щегол"? Дело, конечно, не только в том, что действие происходит в современных декорациях, и даже не в попавшейся на глаза отсылке к Прусту. В викторианские времена писали все же по-другому и о другом - это различие легко почувствует любой читатель, хотя мне и сложно сформулировать его.
По-моему, отрицание литературы после Диккенса (условно говоря) - не наивность или расчет увлечь публику традиционным и потому доступным письмом и уж тем более не попытка создать совершенную подделку, а осмысленный, поддающийся расшифровке жест. То есть жест, который неизбежно устанавливает подспудные отношения и связи с отрицаемым или по крайней мере учитывает его существование.
Возможно, чтобы лучше понять, чем "Щегол" современен, следует для начала приглядеться к финальному рассуждению о необходимости удерживать вместе иллюзию и реальность. Кажется, именно таким образом роман и воспроизводит литературные образцы XIX века, - полуигриво, полусерьезно, не мистифицируя, но и не деконструируя.
Диккенсовские "большие надежды" приобретают здесь новый смысл - это надежды на истинность иллюзии, которым, конечно, не суждено сбыться, как и викторианскому роману не суждено возродиться из пепла. Но призвать его фантом, чтобы "можно было вытерпеть этот мир", - почему бы и нет?
Read "Shchegla" by Donna Tartt and highly recommend it to everyone.
The following sheet below, oddly enough, without spoilers.
... We somehow argued with [id1349905 | Timofey]: he argued that it was possible to take and write a chivalrous novel in the 21st century and, if it was good, it was good; I said that the chivalrous romance in the 21st century is inevitably vulgar and graphomania.
Goldfinch gives extra food for thought. What is this if not the reincarnation of the novel in its original form, as if he had not yet died and did not even foresee his death? And besides, it’s not vulgar, not graphomania, but a great, smart wave book - you can read and not frown.
Khobi, one of the characters of the novel, for the sake of entertainment, creates counterfeits for antique furniture, which, according to the other character, are beautiful, not worse than real antiques. This can be attributed both to the novel itself and to the dispute about the reproduction of obsolete literary forms - reproduction, it turns out, this is not an empty matter.
But I remain with me: in fact, full-fledged reincarnation of anything was impossible. If Donna Tartt does not use postmodern irony to make her text relevant, it means she uses something else, otherwise she would have been bullshit. The only way to avoid trash is to take the present into account initially, since it still seeps into any reconstruction, threatening its integrity.
The text confirms these assumptions. The hoax fakes also deceived an experienced eye, but how much is capable of misleading "Goldfinch"? The point, of course, is not only that the action takes place in modern scenery, and not even into a reference to Proust. In Victorian times, however, they wrote differently about the other - any reader can easily feel this difference, although it is difficult for me to formulate it.
In my opinion, the denial of literature after Dickens (relatively speaking) is not naivety or the intention to entice the public with traditional and therefore affordable writing and certainly not an attempt to create a perfect fake, but a meaningful, decipherable gesture. That is, a gesture that inevitably establishes the underlying relationship and connection with the denied, or at least takes into account its existence.
Perhaps, in order to better understand what the “Goldfinch” is modern with, you should first look at the final discourse about the need to keep together the illusion and the reality. It seems that it is in this way that the novel reproduces literary examples of the 19th century — semi-figuratively, half seriously, without mystifying, but also without deconstructing.
Dickens “high hopes” here acquire a new meaning - these are hopes for the truth of illusion, which, of course, will not come true, just as the Victorian novel is not destined to be reborn from the ashes. But to call him a phantom, so that "this world could be tolerated," - why not?
The following sheet below, oddly enough, without spoilers.
... We somehow argued with [id1349905 | Timofey]: he argued that it was possible to take and write a chivalrous novel in the 21st century and, if it was good, it was good; I said that the chivalrous romance in the 21st century is inevitably vulgar and graphomania.
Goldfinch gives extra food for thought. What is this if not the reincarnation of the novel in its original form, as if he had not yet died and did not even foresee his death? And besides, it’s not vulgar, not graphomania, but a great, smart wave book - you can read and not frown.
Khobi, one of the characters of the novel, for the sake of entertainment, creates counterfeits for antique furniture, which, according to the other character, are beautiful, not worse than real antiques. This can be attributed both to the novel itself and to the dispute about the reproduction of obsolete literary forms - reproduction, it turns out, this is not an empty matter.
But I remain with me: in fact, full-fledged reincarnation of anything was impossible. If Donna Tartt does not use postmodern irony to make her text relevant, it means she uses something else, otherwise she would have been bullshit. The only way to avoid trash is to take the present into account initially, since it still seeps into any reconstruction, threatening its integrity.
The text confirms these assumptions. The hoax fakes also deceived an experienced eye, but how much is capable of misleading "Goldfinch"? The point, of course, is not only that the action takes place in modern scenery, and not even into a reference to Proust. In Victorian times, however, they wrote differently about the other - any reader can easily feel this difference, although it is difficult for me to formulate it.
In my opinion, the denial of literature after Dickens (relatively speaking) is not naivety or the intention to entice the public with traditional and therefore affordable writing and certainly not an attempt to create a perfect fake, but a meaningful, decipherable gesture. That is, a gesture that inevitably establishes the underlying relationship and connection with the denied, or at least takes into account its existence.
Perhaps, in order to better understand what the “Goldfinch” is modern with, you should first look at the final discourse about the need to keep together the illusion and the reality. It seems that it is in this way that the novel reproduces literary examples of the 19th century — semi-figuratively, half seriously, without mystifying, but also without deconstructing.
Dickens “high hopes” here acquire a new meaning - these are hopes for the truth of illusion, which, of course, will not come true, just as the Victorian novel is not destined to be reborn from the ashes. But to call him a phantom, so that "this world could be tolerated," - why not?
У записи 13 лайков,
0 репостов,
254 просмотров.
0 репостов,
254 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Маргарита Скоморох
