1 января.
Водка с клофилином наконец отпустила, когда я обнаружил себя запихивающим разъяренную белку в декольте обезумевшей от ужаса женщине, укутанной в расписанный свастиками кушак и шапку из мрачного меха песца. Она воспользовалась мгновением моего просветления, высвободилась и с воплями бросилась под проходящий неподалеку товарняк груженый углем. Меня окатило освежающими кровавыми брызгами, а оторванная голова, подкатившись к ногам произнесла: "Свободу последнему падишаху Нижней Сибири", подмигнула, улыбнулась невероятно красивой улыбкой и застыла навеки.
Солнце клонилось к закату, освещая своими последними лучами покатые крыши мещанских домов, а прямо напротив меня, посреди улицы, ребятишки играли со стариком: одни тыкали в него длинными палками затеевато разукрашенными кощунственными орнаментами, другие поливали соляркой с собачей мочой и пытались поджечь. Надо отдать должное старику, он очень ловко отбивался от неприятелей полуторным мечом (такие еще в старину называли бастардскими). Я даже подумал, а не потомок ли это древней династии королей, эдакий потерянный наследник могущий привести нашу державу в великое будущее. Но не прошло и пары мгновений, как зарделся пламенем темно-синий кафтан, сочащийся багрянкой из рваных пробоин — молодчики одержали верх. "Вот так всегда", - подумал я, "на каждого империалистического дивергента, даже мнимого, найдется кроваво красный штык коммуниста, которому суждено мотать на себя гнилые кишки демократии, чтобы в сердцах сбрасывать их на съедение бродячим псам партии". Чего греха таить, дети мне напоминали большевиков. Было в их мордах что-то омерзительное. Видели бы вы с каким рвением они стягивали со старика одежду, с какой дотошностью ласкали его дряблое тело. Я отвернулся.
Во внутреннем кармане еще оставался сосуд с клофилиновой водкой, я знал это так же точно, как и то, что пудель с шерстью выкрашенной в розовый цвет, покоящийся на руках идущей мимо обладательницы золотых зубов, в прошлой жизни был николаем расторгуевым. Я достал сосуд, сделал большой глоток и отправился прямиком в будущее, зная, что настоящие приключения еще впереди.
Водка с клофилином наконец отпустила, когда я обнаружил себя запихивающим разъяренную белку в декольте обезумевшей от ужаса женщине, укутанной в расписанный свастиками кушак и шапку из мрачного меха песца. Она воспользовалась мгновением моего просветления, высвободилась и с воплями бросилась под проходящий неподалеку товарняк груженый углем. Меня окатило освежающими кровавыми брызгами, а оторванная голова, подкатившись к ногам произнесла: "Свободу последнему падишаху Нижней Сибири", подмигнула, улыбнулась невероятно красивой улыбкой и застыла навеки.
Солнце клонилось к закату, освещая своими последними лучами покатые крыши мещанских домов, а прямо напротив меня, посреди улицы, ребятишки играли со стариком: одни тыкали в него длинными палками затеевато разукрашенными кощунственными орнаментами, другие поливали соляркой с собачей мочой и пытались поджечь. Надо отдать должное старику, он очень ловко отбивался от неприятелей полуторным мечом (такие еще в старину называли бастардскими). Я даже подумал, а не потомок ли это древней династии королей, эдакий потерянный наследник могущий привести нашу державу в великое будущее. Но не прошло и пары мгновений, как зарделся пламенем темно-синий кафтан, сочащийся багрянкой из рваных пробоин — молодчики одержали верх. "Вот так всегда", - подумал я, "на каждого империалистического дивергента, даже мнимого, найдется кроваво красный штык коммуниста, которому суждено мотать на себя гнилые кишки демократии, чтобы в сердцах сбрасывать их на съедение бродячим псам партии". Чего греха таить, дети мне напоминали большевиков. Было в их мордах что-то омерзительное. Видели бы вы с каким рвением они стягивали со старика одежду, с какой дотошностью ласкали его дряблое тело. Я отвернулся.
Во внутреннем кармане еще оставался сосуд с клофилиновой водкой, я знал это так же точно, как и то, что пудель с шерстью выкрашенной в розовый цвет, покоящийся на руках идущей мимо обладательницы золотых зубов, в прошлой жизни был николаем расторгуевым. Я достал сосуд, сделал большой глоток и отправился прямиком в будущее, зная, что настоящие приключения еще впереди.
1st of January.
Vodka with clonophilia finally let go when I found myself stuffing an angry squirrel in the neckline of a distraught woman who was wrapped in a sash painted with swastikas and a fox fur hat. She took advantage of the moment of my enlightenment, freed herself and, screaming, threw herself under the nearby freeway loaded with coal. I was showered with refreshing bloody splashes, and the severed head, rolling to my feet, said: “Freedom for the last padishah of Lower Siberia”, winked, smiled with an incredibly beautiful smile and froze forever.
The sun was setting at dusk, illuminating the sloping roofs of bourgeois houses with its last rays, and right in front of me, in the middle of the street, the children played with the old man: some poked him with long sticks over ornamental blasphemous ornaments, others poured diesel with dog urine and tried to set fire to it. We must pay tribute to the old man, he very deftly fought off the enemies with a bastard sword (they were called bastard in old times). I even thought, and not a descendant of an ancient dynasty of kings, a kind of lost heir that could bring our state into a great future. But in less than a couple of moments, a dark blue caftan, oozing with crimson holes, burst into flame, the lads won out. “That's always the case,” I thought, “for every imperialistic divergent, even imaginary, there is a bloody red bayonet for a communist who is destined to wind on himself the rotten guts of democracy in order to throw them into the hearts of the stray dogs.” To be honest, the children reminded me of the Bolsheviks. There was something disgusting in their faces. You should have seen with some zeal they would wear clothes from an old man, with what meticulousness they caressed his flabby body. I turned away.
In the inner pocket there was still a vessel with clonophilic vodka, I knew it just as well as the fact that the poodle with pink-colored wool resting on the hands of the owner of gold teeth walking past had Nikolai divorced in his past life. I took out the vessel, took a big sip and went straight to the future, knowing that the real adventures are still ahead.
Vodka with clonophilia finally let go when I found myself stuffing an angry squirrel in the neckline of a distraught woman who was wrapped in a sash painted with swastikas and a fox fur hat. She took advantage of the moment of my enlightenment, freed herself and, screaming, threw herself under the nearby freeway loaded with coal. I was showered with refreshing bloody splashes, and the severed head, rolling to my feet, said: “Freedom for the last padishah of Lower Siberia”, winked, smiled with an incredibly beautiful smile and froze forever.
The sun was setting at dusk, illuminating the sloping roofs of bourgeois houses with its last rays, and right in front of me, in the middle of the street, the children played with the old man: some poked him with long sticks over ornamental blasphemous ornaments, others poured diesel with dog urine and tried to set fire to it. We must pay tribute to the old man, he very deftly fought off the enemies with a bastard sword (they were called bastard in old times). I even thought, and not a descendant of an ancient dynasty of kings, a kind of lost heir that could bring our state into a great future. But in less than a couple of moments, a dark blue caftan, oozing with crimson holes, burst into flame, the lads won out. “That's always the case,” I thought, “for every imperialistic divergent, even imaginary, there is a bloody red bayonet for a communist who is destined to wind on himself the rotten guts of democracy in order to throw them into the hearts of the stray dogs.” To be honest, the children reminded me of the Bolsheviks. There was something disgusting in their faces. You should have seen with some zeal they would wear clothes from an old man, with what meticulousness they caressed his flabby body. I turned away.
In the inner pocket there was still a vessel with clonophilic vodka, I knew it just as well as the fact that the poodle with pink-colored wool resting on the hands of the owner of gold teeth walking past had Nikolai divorced in his past life. I took out the vessel, took a big sip and went straight to the future, knowing that the real adventures are still ahead.
У записи 16 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Рикардо Рамирес
